Вера закуталась в мягкий плед, поджав ноги на просторном диване так, словно пыталась спрятаться от всего мира.
В руках она держала кружку с травяным чаем с имбирем и лимоном – единственное, что, казалось, могло хоть немного успокоить начинающееся першение в горле.
В полумраке гостиной, на экране телевизора мерцали кадры старой комедии. Идеальная пятница: тишина, покой и никаких планов до понедельника.
Саша, ее муж, развалился в кресле рядом, уткнувшись в телефон и изредка бросая комментарии в сторону экрана.
Он тоже, казалось, наслаждался этой ленивой идиллией, этим островком мира и гармонии после рабочей недели.
Но идиллия рухнула в одно мгновение – завибрировал телефон Саши. Он вздохнул и, взглянув на экран, с легкой усмешкой показал его Вере: "Мама".
Вера невольно поежилась, предчувствуя, чем это может обернуться.
— Привет, мам, — бодро начал Саша и откинулся на спинку кресла. — Что нового?
После вопроса повисла пауза. Он слушал, и расслабленная улыбка постепенно сползала с его лица, сменяясь той дежурной вежливостью, с которой он обычно общался с родителями.
— Нет, мы никуда не собирались. Просто отдыхаем. Да, Вера тоже тут, немного приболела.
Вера напряглась, пытаясь уловить обрывки слов из трубки, но слышала лишь неразборчивое бормотание. Но она уже все поняла. Сердце предательски заколотилось.
— На выходные? — переспросил Саша, и его взгляд встретился с взглядом жены. В его глазах она прочитала извинение и слабую надежду на чудо.
— Мам, я не знаю… Вера неважно себя чувствует. Да и планов как таковых не было, просто дома хотели поваляться.
Пауза затянулась. Саша молча слушал, его лицо стало непроницаемым, таким, как на важных переговорах с клиентами. Вера знала этот взгляд – он означал, что муж почти сдался, но еще пытается найти какой-то путь к отступлению.
— Понял, — наконец сказал он.
— Ладно, я поговорю с Верой. Передавай привет папе. Да, обязательно. До завтра.
Саша положил телефон на колени и, тяжело вздохнув, потер переносицу.
— Ну что? — тихо спросила Вера, хотя ответ был ясен и без слов.
— Родители зовут на дачу. Говорят, последние теплые деньки, нужно помочь. Утеплить розы, убрать урожай, сложить вещи в доме. У папы, как всегда, куча дел накопилось…
— Саша, я не хочу, — отрезала Вера, почти шепотом.
— Мне очень плохо. У меня горло болит, я мечтала просто отоспаться. Для тебя это отдых: шашлыки с отцом, баня, прогулки по лесу. А для меня это всегда работа. Я все выходные буду торчать у плиты, мыть, чистить, а Евгения Семеновна будет раздавать указания.
— Вер, ну они же соскучились. Мама уже пирог с яблоками испекла, твой любимый…
— Яблоки с их дачи, — хмыкнула Вера, — которые я в августе собирала и сушила. И после этого пирога я сама же буду мыть посуду. Нет. Поезжай один. Скажешь, что я заболела.
Саша поморщился. Он не любил прямые конфликты. Его тактика – обходить острые углы, чтобы в итоге Вера сама уступила.
— Вер, ну будь серьезнее. Они старики. Им нужна помощь. И им просто хочется с нами пообщаться. Папа спрашивал, как у меня дела на работе, хочет поговорить по душам.
— А со мной твоя мама по душам разговаривает только о том, как правильно отстирывать кухонные полотенца и почему у нас до сих пор нет детей. Нет, Саша. Я не могу. Я физически не вынесу этих выходных, — она отпила чай, но он показался ей горьким.
— Ладно, — сдался Саша, поднимаясь с кресла.
— Я скажу им, что ты болеешь. Но будь готова, что завтра с утра тебе лично позвонит Евгения Семеновна с подробным допросом о симптомах и списком народных средств, которые я обязан буду тебе обеспечить.
Он ушел на кухню, чтобы перезвонить родителям. Вера слышала его приглушенный, успокаивающий голос:
— Да, мам, конечно… Нет, не переживай… Обязательно… Я все сделаю…
Она понимала, что муж не виноват. Он был заложником чувства вины и сыновнего долга.
На следующее утро ровно в девять раздался звонок. Вера с температурой и раскалывающейся головой с тоской посмотрела на экран телефона – "Евгения Семеновна".
— Здравствуйте, Евгения Семеновна, — заставила себя ответить.
— Верочка, здравствуй! Саша сказал, ты неважнецки себя чувствуешь? Что случилось? Горло? Насморк? Температура есть? — в голосе свекрови сквозило притворное, слащавое участие.
— Да, горло першит, голова раскалывается. Наверное, простудилась.
— А яблочками с медом лечилась? Обязательно! И носки шерстяные надень. И чай с малинкой. У вас же есть малинка, которую мы летом собирали? Саша, он же у нас такой бестолковый, он сам ничего не найдет. Мужчины, они все как дети. Дмитрий Сергеевич вот тоже…
Вера закрыла глаза, готовясь слушать бесконечный поток слов.
Через час, когда она, наконец, отбилась от свекрови и попыталась уснуть, раздался звонок в дверь. На пороге стоял Саша, нагруженный сумками с провизией.
— Мама передала. Говорит, больного человека нужно правильно кормить. Курицу для бульона, те самые яблоки, мед с их пасеки, малиновое варенье. И строго наказала подробно рассказать, что и как готовить. Я вроде записал даже.
Он виновато улыбнулся жене. Вера молча развернулась и пошла на кухню.
— Вер, прости, — тихо сказал Саша. — Я не знал, что она тебе позвонит.
— Она всегда звонит, — без эмоций ответила Вера.
— Ей нужно контролировать процесс, даже процесс моей болезни.
— Она же просто заботится.
— Это не забота, Саша. Это контроль. Ты же понимаешь разницу. Забота – это когда ты спросил "как ты?", принес чай и дал человеку полежать. Контроль – это когда ты диктуешь, какие носки надеть, какое варенье есть и как правильно варить курицу, которую ты же и принес.
Муж промолчал, понимая, что она права. Ему было проще думать, что это забота.
— Ладно, я поехал. Папа ждет. Помогу им там, если что. Береги себя.
Он поцеловал ее в горячий лоб и ушел. Вера осталась одна в тихой квартире, окруженная дачными припасами.
Но на этом Евгения Семеновна не успокоилась. Она звонила и звонила весь день напролет. Он прошел под ее диктовку. Вера варила бульон, потому что выбрасывать хорошую курицу было грешно. Ела варенье именно той ложкой, потому что "так полезнее". Легла спать рано, но уснуть не могла.
Она представляла себе дачу. Саша и Дмитрий Сергеевич наверняка уже закончили мужские дела и сидят в предбаннике, беседуя о своем. А Евгения Семеновна, как обычно, наводит идеальный порядок в доме, готовясь к завтрашнему дню, и наверняка думает о своей непутевой невестке, которая вечно прикрывается болезнями.
Наступило воскресенье.
К обеду Вере стало немного лучше. Температура спала, и она наконец-то смогла выспаться. Она уже начала наслаждаться одиночеством, как снова зазвонил телефон. Звонил Саша.
— Вера, привет! Как ты?
— Лучше. Голова уже не болит.
— Отлично! Слушай, тут беда. Папа с мамой поссорились из-за какой-то ерунды, из-за теплицы. Мама вся на нервах, папа дверями хлопает. Я не знаю, что делать. Они не разговаривают. Мама плачет на кухне.
В голосе Саши слышалась паника. Он ненавидел ссоры, особенно такие затяжные.
— Мне жаль, — осторожно сказала Вера.
— Вера, может, ты… может, приедешь? Мама тебя послушает. Ты же знаешь, как с ней разговаривать.
Вера расхохоталась. Горько, иронично, почти до слез.
— Ты серьезно? Ты зовешь меня, больную, на дачу, чтобы я успокоила твою маму, с которой ты и твой отец не можете справиться? Я, что, штатный психолог вашей семьи?
— Ну вот всегда так! — в его голосе проскользнули нотки раздражения.
— Когда мне нужна помощь, ты всегда против. Это же мои родители! И твои тоже, между прочим! Мы одна семья!
Вот оно, главное оружие — "одна семья". Волшебная фраза, которая отменяет все ее желания.
— Семья помогает друг другу, Вера. Мне тяжело здесь одному.
— Ладно, — выдохнула она, сделав паузу. — Я приеду, но только чтобы помочь тебе, и только на несколько часов.
Вера вызвала такси. Дорога до дачи заняла больше часа и вымотала ослабленный после болезни организм.
На даче пахло дымом и опавшими листьями. Дмитрий Сергеевич, угрюмый и насупленный, колол дрова у сарая. Увидев Веру, он лишь кивнул, без улыбки. Саша выскочил на крыльцо, он выглядел помятым и уставшим.
— Спасибо, что приехала, — он крепко обнял жену.
— Где она?
— На кухне. Пирог доделывает. Говорит, раз ты едешь, надо встретить как положено.
Вера прошла в дом. Евгения Семеновна стояла у стола, и с щемящей тоской в глазах раскатывала тесто. Она была бледной, уголки ее губ вздрагивали.
— А, Верочка, приехала, — она не обернулась.
— Ну что, лучше себя чувствуешь? Это хорошо. Иди, раздевайся. Пирог скоро будет. Только яблоки еще почистить надо. Уродились в этом году, все червивые.
Это было приглашение. Команда к действию. Вера взглянула на Сашу. Он умоляюще смотрел на нее.
Женщина молча сняла пальто, повесила его на вешалку и прошла на кухню. Она взяла нож и миску с яблоками и присела на табуретку.
— Да, плохой год для яблок, — автоматически сказала Вера.
— А для всего год плохой, — трагически вздохнула Евгения Семеновна.
— Ничего не радует. Все впустую. Всю жизнь на этом огороде копаешься, а благодарности – ноль.
И понеслось… Вера чистила яблоки и слушала бесконечный монолог о том, как Дмитрий Сергеевич не ценит ее, как он забыл про ее день рождения двадцать лет назад, как он не хочет ехать в санаторий.
Саша заглянул на кухню, увидел, что "процесс пошел", и с облегчением ретировался к отцу — чинить забор.
Вера не говорила почти ничего. Она просто кивала и чистила, чистила и кивала.
Через два часа пирог был в духовке, Евгения Семеновна, выплакавшись и выговорившись, заметно посветлела и начала улыбаться.
Дмитрий Сергеевич, ощутив, что гроза миновала, вошел в дом и даже попытался отпустить вялую шутку.
Саша сиял от счастья. Перед отъездом Евгения Семеновна буквально завалила их корзиной с яблоками ("а то пропадут!"), банкой хрустящих соленых огурчиков и тем самым, таким удавшимся пирогом.
— Приезжайте чаще, — промурлыкала она, целуя Сашу в щеку.
— А то мы тут совсем одни, как кукушки в гнезде. Верочка, выздоравливай, наконец. Спасибо, что помогла. Ты у нас такая умница, такая хозяйственная.
Вера лишь молча кивнула и, сухо попрощавшись со свекрами, побрела к их машине.
— Ну что, Вер? — робко спросил Саша, догнав ее.
— Не так уж и плохо вышло, правда? Мама успокоилась. Папа вон, довольный какой. И пирог правда отличный получился.
Она ничего не ответила. Он доволен… все довольны, кроме нее…
— Знаешь, Саша, — тихо прошептала она, не поворачиваясь.
— В следующий раз, когда они позовут, я не приеду. Даже если они там передерутся в пух и прах. Даже если ты будешь умолять. Я останусь дома. Потому что для тебя это отдых, а для меня… каторга.