Дождь моросил ещё с обеда, а к вечеру разошёлся в настоящий ливень. Я возвращалась после долгого дня в строительной фирме, где с утра до вечера гоняла бумажки и слушала придирки начальника-козла. Автобус пах мокрой тканью и бензином, люди теснились, словно мы все плыли в аквариуме.
На моей остановке лужи уже превратились в маленькие озёра. Едва я сошла, какой-то лихач окатил меня ледяной водой — финальный штрих к чудесному дню.
Возле двора, под навесом, как всегда тусовались два местных алкаша и что-то хрипло обсуждали. Я поздоровалась с ними кивком головы и поднялась в подъезд, мечтая только о горячем душе.
Среди скучных квитанций в моём почтовом ящике лежал бежевый конверт. На нём аккуратным почерком красными чернилами было выведено: «Верни, если сможешь».
Внутри — одинокий ключ.
Я захлопнула дверь и на автомате швырнула сумку на стул. Конверт выскользнул и мягко скользнул по полу, остановившись у кошачьей миски.
Марсель, мой черепаховый контролёр, тут же сунул нос в бумагу, обнюхал и недовольно фыркнул.
- Не твоё, сыщик, - махнула я рукой и прошла на кухню.
Холодильник встретил пустотой и запахом вчерашнего молока. Я достала бутылку тёмного рома, налила в высокий стакан и вдохнула сладковатый аромат, как глоток чужих тропиков в этом мокром ноябре.
- Чёрт с ним, ужин будет жидким, - пробормотала я вслух.
Марсель недовольно мяукнул, когтями цокнул по линолеуму и поплёлся следом, будто напоминая о своих правах.
Я пошла на кухню, включила плиту, вода в кастрюле загудела тонким свистом, в кухне запахло прогретым металлом и дождём с улицы. Конверт всё ещё лежал у порога, красные буквы в полутьме казались мокрыми — как будто дождь проник в дом вместе со мной.
Марсель обожал пасту Болоньезе - настоящий гурман в кошачьей шкуре. Стоило мне достать сковороду, как он уже прыгал на стул, поджимая лапы и втягивая носом запах сырого фарша.
- Вот хитрюга, - пробормотала я, выкладывая фарш на горячую сковороду. Шипение и первый сладковатый дымок фарша заполнили кухню. Марсель прикрыл глаза, будто впитывая звук и аромат целиком.
Томатный соус тихо булькал, чеснок темнел на масле, и вдруг шум дождя за окном стал слишком ровным, давящим. Я помешивала соус и чувствовала, как тоска подкрадывается, словно пар из кастрюли.
Сколько лет я так живу: работа, автобус, дождь, ужин на двоих — и только кот, ждущий Болоньезе, делает этот вечер хоть чуть-чуть настоящим.
Мысль, что дальше может быть только больше таких вечеров, стукнула в виски резче, чем лопатка о чугун.
Я накрутила пасту на вилку и плеснула себе рома в высокий стакан. Марсель получил свою маленькую порцию - только фарш, без макарон, он их не признаёт.
Мы ужинали молча: он увлечённо жевал, я тянула тёмный ром, ковыряла пасту в тарелке и старалась не думать ни о чём.
Где-то в прихожей, на полу, лежал забытый конверт.
Марсель закончил раньше меня, вылизал миску до блеска и вдруг ушёл в прихожую.
Секунда - и послышалось шуршание бумаги.
- Марсель? - позвала я, не вставая.
Ответом стало лёгкое «мрр» и мягкий топот когтей по ламинату.
Кот появился в дверях кухни, держа зубами за угол тот самый конверт.
Красные буквы на нём будто стали ярче, влажный край блестел от его дыхания.
Я тяжело вздохнула, покосилась на кота, отставила стакан с ромом и лениво потянулась за конвертом.
Я взяла конверт двумя пальцами, смахивая с него кошачьи слюни. Бумага плотная, чуть влажная и теперь пахнет Марселем.
Красные буквы «верни, если сможешь» в жёлтом свете лампы казались ещё ярче.
Сердце неприятно стукнуло.
В голове всплыли истории про маньяков, что подсовывают странные послания в подъездах.
И навязчивый бывший, который так и не смирился с расставанием.
И соседка из второго подъезда, вечно твердящая, что дом стоит на проклятой земле.
- Ну да, конечно, ещё пару метров - и портал в ад, прямо под мусоропроводом, - фыркнула я про себя.
Я перевернула конверт - ни адреса, ни марки, только голая бумага и эти алые буквы.
Марсель уселся на стол и смотрел прямо на меня янтарными глазами, как будто подгонял: открывай.
Конверт сразу выдал себя - под плотной бумагой отчётливо прощупывался холодный, зубчатый контур ключа.
Сердце кольнуло.
В подъезде послышались медленные, глухие шаги - и будто остановились прямо у моей двери.
Марсель напрягся, уши острыми треугольниками встал на стол.
Я затаила дыхание, прислушиваясь, но через пару секунд тишина снова заполнила дом.
Конверт казался тёплым, словно его только что держали чьи-то руки.
Я провела ногтем по краю, но не успела разорвать бумагу: в дверь вдруг постучали - тихо, едва слышно, как будто ребёнок попросил впустить.
Марсель шипя спрыгнул на пол, а я замерла с конвертом в руке, чувствуя, как сердце гулко отдаётся в висках.
Я прижалась глазом к дверному глазку - пусто.
Снова тихий стук, почти шорох.
Я, чертыхнувшись, щёлкнула замок и приоткрыла дверь.
На пороге стояла соседская девчонка Юлька, лет семи, в пижаме с котиками и с банкой в руках.
- Тётя Алиса… соль закончилась, у Вас есть, - пискнула она, переминаясь с ноги на ногу.
Я выдохнула так громко, что Марсель за дверью фыркнул.
- Господи, Юлька… - пробормотала я и, чувствуя как сердце ещё гремит в груди, пошла на кухню за солью.
Юлька унеслась по лестнице, хлопнув своей лёгкой дверцей.
Я закрыла замок на оба оборота и ещё пару секунд стояла, прислушиваясь.
Тишина. Только дождь стучит по подоконнику.
Марсель уже сидел на столе и смотрел на меня как на провинившуюся.
- Ну что, снова мы одни, - выдохнула я, возвращаясь на кухню.
Конверт лежал там же, на столе, чуть надорванный.
Теперь он казался ещё тяжелее, будто впитал все эти минуты тревоги.
Я села, провела пальцем по красным буквам и аккуратно разорвала край до конца.
Внутри был ключ - старый, потемневший, с небольшим царапинным узором на головке.
Ключ, который я никогда прежде не видела.
Вместе с ключом из конверта выпала сложенная вчетверо записка.
Бумага пахла сыростью и чуть отдавала железом.
Я развернула её - внутри всего одна строчка, выведенная теми же алыми чернилами:
«Квартира 27. Напротив.»
Я уставилась на буквы, чувствуя, как холод пробирается по спине.
Квартира 27 - прямо через коридор от моей.
Там уже полгода пусто: хозяйка умерла, наследники до сих пор не объявились.
Марсель тихо мяукнул, будто спросил: ну и что теперь?
Я сжала ключ в ладони - он казался тяжелее, чем должен быть, будто ждал ответа.
Я уставилась на ключ, чувствуя, как ладонь слегка вспотела.
Марсель снова мяукнул - настойчиво, почти недовольно.
- Подожди, кот, - пробормотала я и потянулась за телефоном.
Трясущимися руками нашла контакт «Галина Петровна - подъезд», набрала.
Гудки тянулись долго, прежде чем послышался хрипловатый голос:
- Да, Алиса? Что случилось, милая, уже ночь ведь.
- Галина Петровна, - я старалась говорить ровно, - в двадцать седьмой… кто-то живёт?
Пауза. Только слабое потрескивание в трубке.
- В двадцать седьмой? — наконец отозвалась она. — Да там уж лет пять как пусто. Хозяйка умерла, наследники всё не объявятся. Никого там нет.
Я сжала ключ сильнее, чувствуя, как металл холодит кожу.
- А дверь… открыта бывает? - спросила я, сама не веря, что задала этот вопрос.
- Нет, девочка моя, я её лично опечатывала, - уверенно сказала Галина Петровна. - Никто туда не ходит. Почему спрашиваешь?
Я сглотнула.
- Просто… показалось, - выдавила я и быстро попрощалась.
Я уставилась на тёмный экран телефона. Дождь стучал в окна ровно и упрямо, будто подгонял.
Марсель прыгнул на пол и тихо потянулся к двери словно знал, куда идти.
- Ты серьёзно? - шепнула я, но всё равно поднялась.
Ключ в руке был ледяным, хоть в квартире тепло.
Через пару шагов я уже стояла у двери напротив.
Тусклая лампочка в подъезде мигала, отбрасывая дрожащие тени на облупленные стены.
На двери висела старая бумажка «Опечатано», приклеенная на прозрачный скотч, который давно высох и держался на честном слове.
Края бумаги отогнулись, скотч местами пожелтел и отходил.
Сердце колотилось так, что казалось - его слышно всему дому.
Я медленно вставила ключ. Он вошёл без сопротивления.
Щёлк.
Дверь скрипнула и поддалась так легко, будто ждала именно меня.
Я шагнула внутрь и сразу остановилась.
Запах… мой.
Тот же лёгкий аромат кофе и томатного соуса, который ещё час назад витал у меня дома.
Я щёлкнула выключателем.
Лампочка зажглась, открывая передо мной… мою кухню.
Те же стулья, та же кружка с ромом на столе, та же миска Марселя - только пустая.
Я медленно прошла вглубь.
Гостиная, коридор, даже разбросанные на диване вещи - всё до мелочей повторяло мою квартиру, только зеркально, как отражение в кривом стекле.
Марсель, настоящий, мой, мягко протиснулся мимо ног и, будто ни в чём не бывало, запрыгнул на диван - точь-в-точь такой же, как наш.
Я сжала ключ в ладони и поняла: двери за спиной больше не нет.