Найти в Дзене

Анна Иоанновна: императрица между «бироновщиной» и русской стариной

В отечественной историографии имя Анны Иоанновны долго окружала недоброжелательная слава. Её представляли малосимпатичной и малопросвещённой монархиней, а годы правления (1730–1740) — одним из самых мрачных периодов российской истории. Между тем именно под её скипетром Россия сделала решающий шаг к формированию придворного общества европейского типа. Те инновации, которые принято относить к «петровскому наследию», во многом оформляются и получают системность именно при племяннице Петра Великого. Пётр I разрушал старый порядок, но не создал устойчивого придворного общества: революционный размах его реформ оставлял мало места для созидательного этикета. Новый придворный штат оформился при юном Петре II, который в 1727 году утвердил систему чинов и окладов для почти четырёх сотен придворных. Но уже при Анне число придворных выросло до 625, а годовые расходы двора возросли со 100 тысяч рублей при Петре II до 260 тысяч. Европейский образец был очевиден: эталоном считался блестящий Версаль Л
Оглавление

В отечественной историографии имя Анны Иоанновны долго окружала недоброжелательная слава. Её представляли малосимпатичной и малопросвещённой монархиней, а годы правления (1730–1740) — одним из самых мрачных периодов российской истории. Между тем именно под её скипетром Россия сделала решающий шаг к формированию придворного общества европейского типа. Те инновации, которые принято относить к «петровскому наследию», во многом оформляются и получают системность именно при племяннице Петра Великого.

Двор как центр власти

Пётр I разрушал старый порядок, но не создал устойчивого придворного общества: революционный размах его реформ оставлял мало места для созидательного этикета. Новый придворный штат оформился при юном Петре II, который в 1727 году утвердил систему чинов и окладов для почти четырёх сотен придворных. Но уже при Анне число придворных выросло до 625, а годовые расходы двора возросли со 100 тысяч рублей при Петре II до 260 тысяч.

Европейский образец был очевиден: эталоном считался блестящий Версаль Людовика XIV. Культуролог Виктор Живов полагал, что русскому двору не удалось достичь версальского лоска, но современники думали иначе. Испанский герцог де Лириа-и-Херика писал: «Щедра до расточительности, любит пышность до чрезмерности, отчего её двор великолепием превосходит все прочие европейские».

Балы, театр и мода

Анна учредила новые придворные чины, устраивала балы и завела театр по образцу французского короля. На её коронацию саксонский курфюрст прислал итальянских артистов, вскоре появилась постоянная труппа, балет и даже собственная опера под управлением композитора Франческо Арайя. Немецкие комедианты и заезжие кукольники добавляли зрелищности.

При этом императрица не теряла интереса к русской старине. В письмах к родственникам она просила разыскать древние «музыкалии» — гусли и балалайки, интересовалась старинными «историями прежних государей». Любовь к национальному проявлялась и в быту: Анна после обеда отдыхала в широком платье и по-крестьянски завязанном платке, требуя от фрейлин народных песен. Отказ петь мог закончиться наказанием.

Историк Владимир Михневич отмечал, что в привычках и наклонностях императрица «целую жизнь оставалась совершенно русской женщиной — от вкуса к национальному костюму до пристрастия к сказкам на ночь».

Немцы при дворе и миф о «бироновщине»

Эпоху Анны часто называют временем «всевластия иностранцев». Действительно, рядом с ней находились Бирон, Остерман, Миних, братья Левенвольде. Но Сергей Соловьёв убедительно показал: разговоры о «немецкой партии» малоосновательны. Единой Германии тогда не существовало, а служившие России иностранцы заботились прежде всего о собственных интересах.

Статистика говорит сама за себя. В 1738 году из 61 русского генерала 30 были уроженцами России — почти та же пропорция, что и при «национальном» правлении Петра II. Во флоте к концу 1730-х русских капитанов стало в разы больше, чем при Петре I. Тайная канцелярия за десять лет рассмотрела всего около двух тысяч политических дел — несопоставимо с масштабами петровских репрессий.

Синтез «восточного» и «западного»

Покровительство иностранцам не мешало Анне поощрять русский фольклор. При дворе выступали народные певцы, скоморохи, рассказчики. Исследователи видят в этой эпохе органичное смешение западноевропейских новшеств с исконно русскими традициями.

Характерный пример — придворные шуты. У Петра I они обличали пороки знати, при Анне же превращались в забавников, подчёркивающих величие хозяйки. Среди них встречались князья Голицын и Волконский, иностранцы Пьетро Мира и Ян Лакоста. Дикие выходки соседствовали с изящными поэтическими интермедиями, а императрица и гости умирали со смеху.

Охота, роскошь и «ледяной дом»

Анна разделяла страсть европейских монархов к охоте: в её распоряжении был огромный зверинец, а заряженные ружья лежали прямо в покоях, чтобы можно было стрелять из окон дворца. Любовь к роскоши проявлялась во всём — от богатейшей псарни до знаменитого «Ледяного дома», построенного для шутовской свадьбы.

Истоки этой склонности уходят в детство. Мать Анны, царица Прасковья Фёдоровна, отличалась пышным бытом, а юная наследница росла среди золочёных ковров и цветных росписей Кремля. Даже после переезда семьи в Петербург окружение оставалось великолепным. Роскошной была и свадьба Анны с курляндским герцогом Фридрихом Вильгельмом: фейерверки, карлицы в пирогах и танцы прямо на столах поражали современников.

После ранней смерти мужа Анна продолжала вести курляндский двор с регулярными балами и многочисленной свитой, несмотря на письма в Петербург с жалобами на «скудость средств». Курляндская роскошь стала школой будущей российской императрицы.

Императорская сваха и законодательница моды

Став самодержицей, Анна любила играть роль всероссийской крестной матери и свахи. Она лично устраивала браки, заботилась о приданом бедных дворянок, щедро одаривала молодых — как русских, так и иностранцев.

Но главная её страсть — мода. Именно при Анне щегольство впервые стало насаждаться сверху. Придворным запрещалось дважды являться во дворец в одном платье, а траты на гардероб в несколько тысяч рублей в год считались нормой. Мода проникала во все сферы: от мебели из красного дерева до позолоченных карет и «венецейских» зеркал.

Императрица задавала тон в выборе тканей и цветов. Она предпочитала яркие, «попугайные» краски, и даже седые вельможи вынуждены были надевать розовые и голубые кафтаны, чтобы не навлечь немилость. Бирон, напротив, тяготел к пастельным оттенкам, но уступал вкусам хозяйки.

Итог правления

Правление Анны Иоанновны стало временем парадоксов. С одной стороны — европейские балы, итальянская опера, строгий придворный этикет; с другой — народные песни, крестьянский платок, охота и русская простота. Миф о «мрачной бироновщине» меркнет перед фактами: число репрессий было сравнительно невелико, русские сохраняли ключевые позиции в армии и администрации, а сама императрица не теряла искренней привязанности к национальным традициям.

В её эпоху произошло не разрушение, а сложное переплетение культурных начал, создавшее новый облик русского двора. Именно при Анне Россия окончательно вошла в круг европейских монархий — не утратив при этом собственной, самобытной души.