— Слишком мягко с ней обращаешься, — сказал папа Игорю за ужином. — Жена должна мужа бояться.
— Как это — бояться? — удивился муж.
— А так. Чтобы знала — перечить нельзя. Иначе получишь.
Я сидела рядом, резала салат и делала вид, что не слышу. Но слышала каждое слово.
— Николай Петрович, но мы же цивилизованные люди... — начал было Игорь.
— Цивилизованные! — фыркнул отец. — Вот потому у вас и проблемы! Лена на шею тебе села!
— Какие проблемы? — тихо спросила я.
— А такие, что ты мужу возражаешь! — отрезал папа. — Спорить с ним смеешь!
— Я не спорю...
— Ещё как спорищь! Вчера же слышал — он сказал одно, ты другое!
Вчера Игорь хотел купить дорогую удочку, а я предложила сначала холодильник поменять. Старый уже совсем не морозит.
— Па, я же объяснила — холодильник важнее...
— Не твоё дело объяснять! — рявкнул отец. — Мужчина сказал — женщина сделала!
— Но мы семья, должны вместе решать...
— Ничего вместе! Игорь — глава семьи! А ты — подчиненная!
Игорь смущенно молчал. Ему явно было неловко.
— Николай Петрович, не надо так... — пробормотал он.
— Надо! — отец ударил кулаком по столу. — Раз не можешь сам авторитет наводить — я научу!
После ужина папа отвёл Игоря в гараж. «По мужским делам», как сказал. Вернулись через час. Игорь был какой-то странный — напряжённый, избегал моего взгляда.
— О чём говорили? — спросила я вечером.
— Так... о рыбалке...
— Только о рыбалке?
— И о семейной жизни немного...
— О какой семейной жизни?
— Лена, не допрашивай меня! — вдруг резко сказал он.
Я удивилась. Игорь никогда не повышал голос.
— Извини... просто интересно...
— А интересоваться не надо! — нахмурился он. — Мужские разговоры — не женское дело!
Это было так на него не похоже. Словно отцовскими словами говорил.
Через неделю случился первый скандал. Я опоздала с работы на полчаса — срочная планёрка затянулась.
— Где была?! — набросился Игорь с порога.
— На работе. Планёрка была...
— Планёрка! А дома ужин не готов!
— Извини, сейчас быстро сделаю...
— Поздно извиняться! Жена должна мужа дома ждать!
— Игорь, ты что? — растерялась я. — Ты же знаешь, что я работаю...
— Знаю! И что с того?
— Ну как что? Иногда задерживаюсь...
— А не должна! Семья важнее работы!
— Но мы же вместе решали, что мне работать...
— Я решал! А ты согласилась! Разные вещи!
Он говорил отцовским тоном — жёстким, не терпящим возражений.
— Игорь, что с тобой? Ты какой-то другой стал...
— Я стал настоящим мужчиной! — гордо выпрямился он. — Твой отец объяснил мне многое!
— Какой отец?
— Николай Петрович. Он правильно говорит — жена должна мужа уважать!
— Я тебя уважаю...
— Не уважаешь! Споришь, опаздываешь, ужин не готовишь!
— Но я же объясняю...
— Не надо объяснять! Надо слушаться!
Я попыталась его обнять, успокоить. Но он отстранился:
— Иди готовь ужин. И чтобы больше опозданий не было!
В выходные мы пришли к родителям. Папа сразу спросил:
— Ну что, Игорь? Порядок навёл?
— Пытаюсь, Николай Петрович. Но она всё равно возражает.
— Возражает? — нахмурился отец. — Лена!
— Что, па?
— Мужу возражать не положено!
— Я не возражаю. Я объясняю свою точку зрения...
— Какая у жены точка зрения? — фыркнул он. — У жены есть муж! Его точка зрения и должна быть!
— Па, но я же тоже человек...
— Человек! — передразнил он. — Человек должен знать своё место!
— А какое моё место?
— Кухня, стирка, уборка! И молчание! Когда мужчины говорят!
Мама сидела молча, опустив глаза. Она всю жизнь так сидела — молча, покорно. И я вдруг поняла: папа хочет, чтобы я стала такой же.
— Игорь, — обратился отец к зятю, — а ты слишком мягкий. Надо жёстче быть.
— Как жёстче?
— А вот так. Не слушается — накажи.
— Как наказать?
— Как мужчина мужчину наказывает. Ремень в руки — и объяснить доходчиво.
Я поперхнулась чаем:
— Что?!
— А что тебя удивляет? — спокойно спросил папа. — Я твою мать всю жизнь так воспитывал.
Я глянула на маму. Та всё так же сидела с опущенной головой.
— Мама? — тихо позвала я.
Она не ответила.
— Вот видишь? — удовлетворённо кивнул отец. — Умная женщина. Знает, когда говорить, а когда молчать.
— Папа, это же преступление...
— Какое преступление? Муж имеет право жену воспитывать!
— Не имеет!
— Имеет! — рявкнул он. — И Игорь тоже имеет!
Муж сидел красный, растерянный.
— Николай Петрович, я не знаю... это как-то неправильно...
— Ничего неправильного! — отмахнулся тесть. — — Правильно делаешь, что руку поднимаешь! — продолжил папа. — Женщины только силу понимают!
— Но я руки не поднимаю... — растерялся Игорь.
— Зря! Вот потому и не слушается! — папа стукнул кулаком по столу. — Один раз покажешь — будет шёлковая!
— Николай Петрович...
— Что "Николай Петрович"? Я же не зря тебя учу! У меня опыт — тридцать лет семейной жизни!
Я взглянула на маму. На её лице не дрогнул ни один мускул.
— Мама, — тихо позвала я, — идём на кухню?
— Сиди! — рявкнул отец. — Слушай, что мужчины говорят!
— Я не хочу слушать про побои!
— А хочешь — не хочешь, а будешь! Игорь — хозяин, он решает!
— Игорь? — обратилась я к мужу.
Он мялся, не знал, что сказать.
— Лена... может, отец прав... может, я действительно слишком мягкий...
— Конечно прав! — подхватил папа. — Я же не дурак! Знаю, как семью строить!
Мы ушли домой молча. Игорь всю дорогу что-то обдумывал.
— О чём думаешь? — спросила я.
— О разном...
— О том, что папа говорил?
— И об этом тоже...
— Игорь, ты ведь не будешь... — я не решилась договорить.
— Что?
— Бить меня?
— Не знаю... — честно ответил он. — Николай Петрович говорит, что иначе никак...
— Игорь!
— А что? Может, он прав? Может, я действительно слабак?
— Ты не слабак! Ты хороший человек!
— Хороший... — горько усмехнулся он. — А толку-то?
В понедельник я снова задержалась на работе. На полчаса. Пришла — Игорь сидит мрачный.
— Опять опоздала, — констатировал он.
— Простите. Отчёт доделывала...
— Отчёт важнее мужа?
— Нет, конечно...
— Тогда почему опоздала?
— Начальник попросил...
— А мужа не спросила!
— Игорь, ну что ты? Я же не могла уйти посреди работы...
— Могла! Если бы хотела!
— Не могла! Меня уволят!
— И пусть увольняют! Мужу важнее работы!
Он встал, подошёл ко мне:
— Лена, твой отец прав. Я слишком мягкий. Пора это менять.
— Что менять?
— Отношения. Я — мужчина. Ты — женщина. Я решаю — ты слушаешься.
— Игорь...
— Без разговоров! — резко сказал он. — Я решил — значит, так и будет!
— А если я не согласна?
— Тогда... — он помялся, — тогда буду заставлять.
— Как заставлять?
— Как мужчина женщину заставляет.
И дал мне пощёчину. Несильно, но неожиданно.
Я ахнула, схватилась за щёку:
— Игорь!
— Что «Игорь»? — он сам был в шоке от своего поступка. — Я же предупреждал!
— Ты меня ударил...
— И буду ударять! Пока не поймёшь!
— Что понять?
— Что я — хозяин! А ты — подчинённая!
Слёзы хлынули сами. Не от боли — от обиды. Мой Игорь, ласковый, нежный, ударил меня.
— Не плачь, — смутился он. — Я же не сильно...
— Дело не в силе...
— А в чём?
— Ты меня ударил, Игорь. Впервые за пять лет.
— Последний раз будет, если поймёшь.
— Что понять?
— Что опаздывать нельзя!
Через неделю случился второй инцидент. Я не успела погладить его рубашку — стиральная машина поломалась, бельё сушилось дольше.
— Где рубашка? — спросил он утром.
— Ещё влажная. Надень другую.
— Мне нужна именно эта!
— Игорь, она не высохла...
— А почему не высохла?
— Машинка сломалась, пришлось руками стирать...
— Руками можно было быстрее!
— Я старалась...
— Плохо старалась! — разозлился он.
И ударил сильнее. В живот.
Я согнулась от боли, сползла по стене.
— Игорь... больно...
— А мне что? — он уже входил в раж. — Мне тоже больно! От твоей нерадивости!
— Я же не специально...
— Специально! — заорал он. — Специально меня позоришь!
Схватил за волосы, потащил к стиральной машине:
— Смотри! Вот твоя работа! Следить за техникой!
— Она сама сломалась...
— Сама! Значит, плохо следила!
Ударил головой о машинку. Перед глазами вспыхнули искры.
— Будешь следить?
— Буду... — прошептала я.
— Громче!
— Буду!
— Вот и отлично.
Вечером я позвонила маме:
— Мам, можно к вам приехать?
— А что случилось?
— Игорь... меня ударил...
— Ударил? — встревожилась она. — А за что?
— Рубашка не была готова...
— Понятно... — голос стал холоднее. — А ты что? Провинилась?
— Мам, стиральная машина сломалась...
— Сломалась не сломалась, а рубашка должна быть готова.
— Мама!
— Что «мама»? Отец твой прав — мужа надо уважать.
— Но он меня избил!
— Не избил, а наказал. Разные вещи.
— Мам...
— Лена, не приезжай. Разбирайся сама. Нагрешила — отвечай.
Трубка замолчала. Мама повесила.
Я осталась одна с синяком на лбу и болью в животе.
На следующий день Игорь пришёл домой довольный:
— Лена! Я с твоим отцом говорил!
— О чём?
— Рассказал, что вчера было. Он одобрил!
— Что одобрил?
— Что я тебя наказал. Сказал — правильно делаю!
— И что ещё сказал?
— Что надо продолжать. Пока не поймёшь окончательно.
— Что понять?
— Своё место!
В тот вечер он избил меня ремнём. За то, что «неправильно» сварила борщ. Слишком солёный, по его мнению.
— Игорь, я по твоему рецепту варила...
— По моему? Врёшь!
— Не вру! Ты же сам говорил — две ложки соли...
— Говорил полторы!
— Нет, две...
— Врёшь, сука!
Первый удар ремнём пришёлся по спине. Я закричала.
— Тихо! — зашипел он. — Соседи услышат!
— Игорь, прости... больше не буду... — рыдала я.
— Поздно просить! — яростно бил он ремнём. — Надо было сразу правильно готовить!
Каждый удар обжигал спину. Кожа горела, слёзы лились градом.
— Будешь врать мужу?
— Не буду...
— Будешь спорить?
— Не буду...
— Будешь соль нормально добавлять?
— Буду...
После десятого удара он остановился:
— На сегодня хватит. А завтра посмотрим, как себя поведёшь.
Я лежала лицом в подушку, вся дрожала от боли.
— И не реви! — добавил он. — Сама виновата!
Утром спина саднила так, что больно было надевать блузку. В зеркале видны были красные полосы.
На работе заметили:
— Лена, что с вами? Бледная какая-то...
— Простыла немного...
— А почему так осторожно садитесь?
— Спину потянула...
Не поверили, но вопросов больше не задавали.
Вечером снова позвонила маме:
— Мам, Игорь меня избил. Ремнём.
— За что?
— За борщ. Сказал, слишком солёный.
— А был солёный?
— Нормальный был! Я же чувствую!
— Лена, не спорь с мужем. Если он сказал солёный — значит, солёный.
— Мама, ты что? Он меня ремнём бил!
— И правильно сделал. Может, теперь поймёшь.
— Что понять?!
— Что мужчина в доме главный. А женщина должна слушаться.
— Но он же преступник теперь! Жену бить — это статья!
— Какая статья? — рассмеялась мама. — Муж воспитывает жену. Это нормально.
— Мама...
— Всё, Лена. Не звони больше с жалобами. Не маленькая, разбирайся сама.
Опять повесила трубку.
Я поняла: от родителей помощи не будет. Мама запугана папиными методами воспитания, а папа вообще считает, что всё правильно.
Неделя прошла относительно спокойно. Я старалась не давать поводов. Готовила ужин вовремя, не опаздывала, гладила рубашки заранее.
Но в субботу случилось новое.
Мы убирались в квартире. Я мыла пол, Игорь протирал пыль. Случайно задела его локтем — он стоял слишком близко.
— Осторожнее! — раздражённо сказал он.
— Извини, не заметила...
— Как это не заметила? Я же рядом стою!
— Ты слишком близко...
— Слишком близко? — взорвался он. — Это моя квартира! Где хочу, там и стою!
— Игорь, я же не специально...
— Специально! Специально мне мешаешь!
И дал подзатыльник. Сильный. Голова дёрнулась вперёд.
— За что?! — возмутилась я.
— За то, что мешаешь работать!
— Я же извинилась!
— Поздно извиняться!
Схватил швабру, которой я мыла пол:
— Сейчас я тебе покажу, как аккуратно надо быть!
Ударил рукояткой по плечу. Боль пронзила всю руку.
— Игорь! Больно!
— А мне что? — яростно бил он. — Мне тоже больно от твоей неуклюжести!
— Прости... я больше не буду...
— Не будешь? А если будешь?
— Не буду, честно!
— Посмотрим!
Бросил швабру, ушёл в комнату.
А я осталась на кухне с синяком на плече и мокрым полом.
Вечером он позвонил тестю:
— Алло, Николай Петрович? Это Игорь... Да, всё нормально... Лену воспитываю, как вы советовали... Сегодня швабой... За неаккуратность... Да, она теперь понимает... Спасибо вам за науку...
Повесил трубку, довольно улыбнулся:
— Твой отец молодец. Правильно научил.
— Научил избивать жену?
— Научил быть мужчиной! — гордо выпрямился он.
На следующее утро папа сам позвонил:
— Лена, это я.
— Привет, па.
— Игорь рассказал, что вчера было.
— И что?
— Молодец он. Правильно тебя воспитывает.
— Правильно? Швабой по плечу бить?
— А как ещё до тебя доходчиво объяснить?
— Словами можно...
— Словами ты не понимаешь. Значит, надо по-другому.
— Папа, это преступление...
— Какое преступление? Ерунда! Мужчина имеет право!
— Не имеет!
— Имеет! И Игорь правильно делает, что руку поднимает! Я его научил!
— Научил превратить меня в избитую жену?
— Научил быть настоящим мужиком! А то тряпка была!
— Лучше тряпка, чем садист!
— Не садист, а воспитатель! Большая разница!
Трубку бросил он на этот раз.
Три месяца спустя
Жизнь превратилась в кошмар. Игорь бил меня регулярно — за любой повод. Пересолила суп, недосолила, долго в магазине была, быстро вернулась, не так улыбнулась, не так посмотрела.
Синяки не успевали заживать. На работе все понимали, что происходит, но деликатно молчали.
Однажды коллега Света тихо спросила:
— Лена, может, помощь нужна?
— Какая помощь?
— Ну... есть центры помощи женщинам... телефоны доверия...
— Не надо, — отмахнулась я. — Сами разберёмся.
— Но так же нельзя...
— Можно. Это семейные дела.
А вечером Игорь избил меня особенно жестоко. За то, что «слишком долго в зеркало смотрела».
— Красавица выискалась! — орал он, таская меня за волосы. — В зеркало пялится!
— Я просто причёсывалась...
— Причёсывалась! Для кого красишься?!
— Для тебя...
— Врёшь! Для других мужиков!
— Игорь, нет...
— Есть, сука!
Ударил кулаком в лицо. Хрустнул нос, хлынула кровь.
— Теперь красуйся! — зло рассмеялся он.
Я упала на пол, прижав руки к лицу. Кровь текла сквозь пальцы.
— Игорь... вызови скорую...
— Сама вызывай! А я пойду к твоему отцу! Расскажу, какая у него дочка распутная!
Он ушёл, хлопнув дверью.
Я кое-как добралась до телефона, вызвала скорую. Приехала молодая врач, осмотрела:
— Перелом носа. Надо в травмпункт.
— Я упала... — прошептала я.
— На кулак упали? — скептически посмотрела врач.
— Нет... об дверь...
— Девушка, — терпеливо сказала она, — я вижу такие "падения" каждую смену. Это побои.
— Не побои...
— Хорошо. Скажем, упали. Но носить такие "падения" опасно. В следующий раз можете вообще не упасть.
Она записала что-то в карточке, дала направление:
— Обязательно приезжайте завтра на перевязку. И подумайте над моими словами.
Когда Игорь вернулся, я сидела с забинтованным носом.
— Ну что, съездила? — спросил он, будто ничего не случилось.
— Съездила...
— И что сказали?
— Перелом...
— Не смертельно, — равнодушно пожал он плечами. — Заживёт.
— Игорь, а если бы... если бы я умерла?
— От чего умерла? От сломанного носа? — засмеялся он.
— А если бы?
— Не умрёшь. Крепкая.
На следующий день он позвонил тестю:
— Алло, Николай Петрович? Лене вчера нос сломал... За кокетство... Да, она теперь поняла... Спасибо за поддержку...
Папа перезвонил мне на работу:
— Лена, это я.
— Что, папа?
— Игорь рассказал про вчера.
— И что?
— Правильно сделал. Может, теперь перестанешь перед зеркалом крутиться.
— Папа, он мне нос сломал!
— Ну и что? Зарастёт.
— Как зарастёт? Я теперь уродина!
— Не уродина, а воспитанная жена. Знаешь теперь, как себя вести.
— Знаю... — тихо сказала я.
— Вот и хорошо. И не думай всякую ерунду. Игорь — хороший муж. Редкий нынче.
— Хороший...
— Конечно! Воспитывает тебя, в люди выводит! А то совсем распустилась!
Положил трубку.
Я сидела в туалете на работе и плакала. Со сломанным носом, синяками под глазами, разбитой губой.
В дверь постучались:
— Лена? Это Света. Выходи, поговорим.
— Не хочу говорить...
— А надо. Серьёзно надо.
Я вышла. Света внимательно посмотрела на меня:
— Всё. Хватит. Ты к психологу пойдёшь. Прямо сейчас.
— Не пойду...
— Пойдёшь. Я поведу.
— Света, не надо...
— Надо, Лена! Ты посмотри на себя! Ты же живой мертвец!
Она привела меня к психологу из кризисного центра. Женщина лет пятидесяти, спокойная, внимательная.
— Рассказывайте, — попросила она.
И я рассказала. Всё. От первой пощёчины до сломанного носа. Про папины советы "поднимать руку". Про мамино молчание. Про Игоря, который превратился из нежного мужа в домашнего тирана.
— Понятно, — кивнула психолог. — А теперь вопрос — готовы ли вы это прекратить?
— Не знаю... он же муж...
— Муж не имеет права бить жену. Никто не имеет.
— Но мой отец говорит...
— А что говорит закон?
— Закон?
— По статье 116 УК РФ — это побои. До двух лет лишения свободы.
— Но он же не чужой... это же семья...
— В семье преступления не перестают быть преступлениями.
Она дала мне листовку:
— Почитайте. Здесь телефоны юристов, психологов, приютов. И подумайте — сколько ещё переломов вы готовы терпеть?
Домой я шла медленно, боясь. Игорь ждал, мрачный:
— Где была? Опять опоздала!
— На перевязке была...
— Долго же тебя перевязывали!
— В очереди сидела...
— В очереди... — он недоверчиво прищурился. — А может, с любовником встречалась?
— Игорь! Какой любовник?
— А откуда мне знать? Красивая стала, в зеркало смотришься...
— Так ты же сам нос сломал! Какая я красивая?!
— Ах, я виноват? Сам сломал?
И началось по новой. Кулаки, ремень, крики. А потом звонок тестю:
— Николай Петрович, опять пришлось воспитывать... Любовника, видите ли, завела... Конечно, правильно делаю... Спасибо...
Утром папа снова позвонил:
— Лена, что у тебя за поведение?
— Какое поведение?
— Игорь говорит, мужика завела.
— Какого мужика? Я с работы домой хожу!
— Не ври отцу!
— Не вру!
— Врёшь! А то откуда у него подозрения?
— Он просто псих стал!
— Он нормальный! А ты распутная!
— Папа...
— Молчи! И знай — если правда любовника завела, я первый тебе морду набью!
— Папа, что с тобой? Ты же меня любил...
— Любил послушную дочку. А распутную не люблю!
— Я не распутная!
— Тогда мужу не перечь! И любовников не заводи!
Трубку бросил.
В тот вечер я достала листовку от психолога. Долго смотрела на телефоны. Потом набрала номер юриста.
— Алло? Центр помощи женщинам?
— Да, слушаю.
— Меня муж бьёт... регулярно... можно что-то сделать?
— Конечно можно. Приезжайте, поговорим.
— А если он узнает?
— Есть возможность временного размещения. В безопасном месте.
— А заявление обязательно писать?
— Не обязательно. Сначала просто поговорим.
На следующий день я пришла в центр. Меня встретила та же психолог и адвокат — мужчина лет сорока.
— Показывайте документы о травмах, — попросил он.
Я достала справки из травмпункта, больничные, фотографии синяков.
— Достаточно для возбуждения дела, — кивнул адвокат. — Побои налицо.
— А что будет с мужем?
— Суд решит. От штрафа до лишения свободы.
— А со мной?
— С вами ничего. Будете потерпевшей.
— А если я передумаю?
— Можете отозвать заявление до суда.
— Тогда... — я глубоко вздохнула, — пишу заявление.
Заявление написала. Адвокат объяснил процедуру. Психолог дала адрес временного приюта.
— Сегодня лучше домой не возвращаться, — посоветовала она. — Когда возбудят дело, мужа вызовут на допрос. Он может догадаться.
Я позвонила на работу, взяла отгул. В приюте дали маленькую, но чистую комнату. — соседка — женщина моего возраста с синяком под глазом — рассказала похожую историю:
— У меня тоже родители "понимали" мужа. Говорили — сама виновата. Пока он меня ножом не ткнул.
— И что потом?
— А потом быстро поняли, что неправы были. Теперь просят вернуться домой, говорят — защитят.
— А ты?
— А я уже не верю. Поздно защищать, когда шрамы на всю жизнь.
На следующий день мне позвонил следователь:
— Мария Николаевна, ваше заявление принято. Завтра вызываем мужа на допрос.
— А мне где быть?
— Пока оставайтесь в приюте. После допроса посмотрим.
Вечером Игорь названивал раз десять. Не отвечала. Потом позвонил папа:
— Лена, где ты? Игорь с ума сходит!
— В безопасном месте.
— В каком безопасном? От кого?
— От мужа. Который меня избивает.
— Лена, немедленно домой! Что за глупости?
— Не глупости, папа. Заявление в полицию подала.
— Какое заявление?!
— На побои. На твоего любимого зятя.
— Лена! Ты что творишь?!
— То, что давно должна была сделать.
— Отзывай немедленно!
— Не отзову.
— Лена, это же семья! Нельзя мужа сдавать!
— А бить можно?
— Он же воспитывал! Я его научил!
— Вот и ответишь теперь за свои уроки.
— Что значит — отвечу?
— А то, что соучастие тоже статья.
— Какое соучастие?!
— Ты его учил избивать жену. Это подстрекательство.
Папа помолчал, потом тихо спросил:
— Лена... а они правда могут меня...?
— Могут. Если Игорь скажет, что ты его научил.
— Но я же не думал...
— А надо было думать раньше.
— Лена, давай договоримся...
— О чём?
— Отзови заявление. Я Игоря урезоню. По-мужски поговорю.
— Поздно, папа. Слишком поздно.
Положила трубку.
На следующий день
Игоря вызвали на допрос. Адвокат рассказал, как всё прошло:
— Сначала отрицал. Потом, когда показали медсправки, начал оправдываться. Говорит — тесть научил, что так правильно.
— И что следователь?
— Заинтересовался тестем. Завтра и его вызывают.
Папа позвонил вечером, голос дрожал:
— Лена, меня завтра на допрос вызывают...
— Знаю.
— Что мне говорить?
— Правду. Что учил зятя бить жену.
— Но я же не думал, что дойдёт до...
— До чего? До сломанного носа? До переломанных рёбер?
— Каких рёбер?
— А их ещё не ломал. Но ломал бы, если б я не ушла.
— Лена, помоги мне...
— Как помочь?
— Скажи следователю, что я не учил...
— Но учил же.
— Ну да... но не со злым умыслом...
— А с каким?
— Думал, так правильно...
— Правильно избивать женщину?
— Не избивать... воспитывать...
— Папа, — терпеливо сказала я, — бить жену — это преступление. А учить бить — подстрекательство к преступлению.
— Господи... что же теперь делать...
— Молиться, чтобы дали условно.
На допросе папа сначала врал, потом сломался. Игорь уже дал показания — подробно рассказал, как тесть учил "правильно воспитывать жену".
Следователь потом говорил адвокату:
— Редкий случай. Обычно родственники жертву защищают. А тут отец сам зятю советовал бить дочь.
Через месяц
Дело направили в суд. Игорь — основной обвиняемый, папа — соучастник.
Мама впервые за тридцать лет брака подала на развод.
— Поняла наконец, — сказала она мне при встрече, — что за чудовище замуж вышла.
— Мам, а раньше не понимала?
— Понимала... но боялась. Думала — куда денусь с ребёнком?
— А теперь?
— А теперь поняла — лучше одной, чем с садистом.
Она рассказала, что происходило дома после моего ухода:
— Отец психовал, Игоря обвинял — дескать, из-за него проблемы. А Игорь его обвинял — дескать, плохо научил.
— И что?
— Подрались. Игорь отцу нос разбил.
— Что?!
— Да. Говорит — ты меня учил силой решать проблемы, вот я и решаю.
— И как папа?
— Вызвал полицию. На собственного зятя.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Теперь у Игоря две статьи — за тебя и за отца.
Я не знала, смеяться или плакать. Папа, который учил "поднимать руку", сам получил по лицу. И сам же вызвал полицию.
День суда
Зал был полон. Пришли коллеги, соседи, знакомые. Все хотели посмотреть на семью, где отец учил зятя бить дочь.
Игорь выглядел растерянным. Всё время оглядывался на тестя, будто искал поддержку. Но папа сидел мрачный, с заплывшим глазом — след от Игоревого кулака.
Судья зачитала обвинение. Потом опросила свидетелей.
Соседи рассказали про крики и стоны из нашей квартиры.
Врач представила медицинские справки — перелом носа, гематомы, следы ремня на спине.
Психолог объяснила механизм домашнего насилия — как жертва попадает в зависимость от агрессора.
Когда дошла очередь до подсудимых, Игорь попытался оправдываться:
— Я не хотел причинить серьёзный вред... Просто воспитывал... Николай Петрович научил...
— А зачем слушали такие советы? — спросила судья.
— Думал, он прав... У него опыт...
— Опыт избиения собственной жены?
— Не знаю... он говорил, что жена должна мужа слушаться...
— И для этого её нужно бить?
— Он сказал — иначе не поймёт...
Судья повернулась к папе:
— Кротов Николай Петрович, подтверждаете ли вы слова подсудимого Игоря Викторовича?
Папа молчал, опустив голову.
— Отвечайте на вопрос суда.
— Я... я советовал ему быть строже...
— Что значит "строже"?
— Ну... не позволять жене спорить...
— А если она всё равно спорит?
— Тогда... показать, кто в доме главный...
— Каким образом?
— Ну... физически...
— То есть бить?
— Не бить... воспитывать...
— Подсудимый Кротов, — строго сказала судья, — "воспитание" ремнём и кулаками — это избиение. И вы, как отец потерпевшей, учили зятя избивать собственную дочь?
Папа наконец поднял голову. В глазах читались страх и растерянность:
— Я думал... думал, это нормально... меня отец так же учил...
— Ваш отец тоже учил бить женщин?
— Говорил — баба должна знать своё место...
— И вы решили передать эту "науку" зятю?
— Я хотел как лучше... чтобы в семье порядок был...
— Какой порядок может быть в семье, где избивают жену?
Папа молчал. А судья продолжала:
— Из материалов дела видно, что потерпевшая получила: перелом носа, множественные гематомы, следы ударов ремнём по спине, растяжение связок плеча... И вы считаете это "порядком"?
— Нет... теперь не считаю...
— А когда поняли, что не считаете?
— Когда... когда меня самого ударили...
В зале прошёл шёпот. Судья подняла бровь:
— Поясните.
— Игорь меня ударил. За то, что... что плохо научил.
— И тогда вы поняли, что насилие — это плохо?
— Да...
— А до этого момента считали нормальным, когда ваш зять ломал нос вашей дочери?
Папа снова опустил голову.
— Отвечайте.
— Считал... — едва слышно прошептал он.
Зал загудел. Кто-то возмущённо фыркнул. Судья постучала молотком:
— Тишина в зале!
Потом обратилась ко мне:
— Потерпевшая Кротова, желаете добавить что-либо?
Я встала. Ноги дрожали, но голос был твёрдым:
— Хочу сказать всем, кто считает, что мужчина имеет право поднять руку на женщину. Не имеет. Никто не имеет права бить другого человека. Ни муж жену, ни отец дочь, ни сын мать.
Я посмотрела на Игоря:
— Ты превратил мою жизнь в ад. Три года я боялась лишний раз дышать, чтобы не получить по лицу.
Потом на папу:
— А ты, папа, предал меня. Собственную дочь. Учил чужого мужчину меня бить. И знаешь что? Больше ты мне не отец.
Папа дёрнулся, хотел что-то сказать, но я продолжила:
— Я надеюсь, что этот суд станет уроком для всех мужчин, которые считают жену своей собственностью. И для всех родителей, которые учат сыновей "быть мужиками" за счёт избиения женщин.
— Лена, прости... — прошептал папа.
— Поздно, — твёрдо сказала я. — Очень поздно.
Приговор
Судья удалилась на совещание. Через час вернулась с вердиктом.
— Подсудимый Соколов Игорь Викторович. Суд признаёт вас виновным по статье 116 УК РФ — нанесение побоев. Приговариваю к двум годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
Игорь побледнел.
— Подсудимый Кротов Николай Петрович. Суд признаёт вас виновным в подстрекательстве к преступлению. Приговариваю к одному году лишения свободы условно с испытательным сроком два года.
Папа облегчённо выдохнул.
— Кроме того, — продолжила судья, — суд выносит запретительный приговор. Соколов И.В. лишается права приближаться к потерпевшей на расстояние менее 100 метров сроком на пять лет после освобождения.
Конвоиры подошли к Игорю. Он обернулся ко мне:
— Лена, я же любил тебя...
— Кто любит — тот не бьёт, — ответила я.
Его увели.
После суда
На крыльце суда меня ждала мама.
— Лена, можно поговорить?
— Конечно.
— Я хотела извиниться... за всё...
— Мам...
— Нет, выслушай. Я тридцать лет молчала, когда отец меня бил. Думала — так надо, так правильно. А когда он начал учить Игоря тебя бить... я тоже молчала.
— Мама, ты сама была жертвой...
— Была. Но это не оправдание. Я должна была тебя защитить. А вместо этого молчала.
— Главное, что ты поняла...
— Поняла. Поздно, но поняла. Лена, я подала на развод. И хочу начать новую жизнь.
— Правильно делаешь.
— А ты... ты меня простишь?
Я обняла маму. Впервые за много лет по-настоящему обняла.
— Прощу, мамочка. Конечно, прощу.
Эпилог. Два года спустя
Игорь отсидел полный срок. Несколько раз писал письма, просил о встрече. Я не отвечала.
Папа отбывал условный срок. Первые полгода названивал, просил прощения. Потом перестал. Мама развелась с ним, продала квартиру, переехала в другой город. Сейчас работает в кафе, говорит — впервые за тридцать лет не боится идти домой.
Я вышла замуж второй раз. За Андрея, коллегу из соседнего отдела. Тихого, умного, который никогда не повышает голос. Когда я рассказала ему свою историю, он просто обнял и сказал:
— Больше никто тебя не тронет. Обещаю.
И держит обещание.
У нас родилась дочка. Алиса. Когда она подрастёт, я обязательно расскажу ей, что никто — никто! — не имеет права поднимать на неё руку. И что любовь — это не побои, не контроль, не страх. Любовь — это забота, понимание, уважение.
А про папу...
На прошлой неделе он позвонил. Первый раз за полтора года.
— Лена, это я...
— Знаю.
— У меня рак. Врачи говорят — полгода осталось.
— Соболезную.
— Лена... можно увидеться? Перед смертью хочется попросить прощения...
— Папа, — сказала я спокойно, — ты научил мужчину ломать мне нос. За неправильно поставленные тапочки. Ты считал, что это нормально. До тех пор, пока тебе самому не дали по лицу.
— Понял свою ошибку...
— Понял, когда стал жертвой сам. А пока жертвой была я — одобрял. Прости, но я не готова к встрече.
— Лена, я же отец...
— Отцы защищают дочерей. А не учат их избивать.
Положила трубку.
Андрей обнял меня:
— Жёстко.
— А как по-другому? Он прощения хочет для себя, а не для меня. Чтобы спокойнее умирать.
— Может, всё-таки встретишься?
— Нет. Некоторые вещи не прощаются. Даже перед смертью.
— Понимаю.
— А ещё понимаю, что если бы он не заболел, не позвонил бы. Жил бы дальше и не вспоминал о "воспитании зятя".
— Наверное...
— Точно. Ему страшно умирать с грузом вины. Хочет облегчения. А моё прощение — не средство для его успокоения.
Вечером я качала Алису и думала: интересно, что стало бы с нами, если бы я не ушла? Наверное, он убил бы меня. Рано или поздно. А папа сказал бы: "Сама виновата, довела мужика".
И Алиса выросла бы без мамы. Или не выросла бы вовсе — кто знает, как бы Игорь "воспитывал" ребёнка, который плачет по ночам?
Но я ушла. Нашла в себе силы сказать "хватит". И теперь моя дочка растёт в семье, где её никто не ударит за разлитый сок или сломанную игрушку.
А у неё есть дедушка Андрей — мой новый муж называет своего отца. Тот обожает Алису, носит на руках, читает сказки. И никогда не скажет: "Вот подрастёшь, выйдешь замуж — муж тебя воспитает".
Потому что понимает — любовь не воспитывает болью.
Последний звонок
Папа умер через четыре месяца. Мама позвонила сообщить.
— Лена, отца больше нет...
— Поняла.
— На похороны приедешь?
— Нет.
— Но он же отец...
— Мам, мы это уже обсуждали. Мой отец умер для меня два года назад. В день приговора.
— Лена...
— Мама, я не злая. Просто у меня теперь другая жизнь. Без людей, которые считают нормальным бить женщин.
— Я понимаю...
— А на его могиле напишите просто — "Он понял свою ошибку". Слишком поздно, но понял.
После похорон мама рассказала: на кладбище пришло человек пятнадцать. В основном соседи по дому. Игорь тоже был — освободился как раз к похоронам.
— И что он говорил?
— Плакал. Говорил — хороший человек был, только неправильно учил.
— Хороший человек не учит избивать женщин.
— Я ему то же самое сказала.
— И что ответил?
— Ничего. Ушёл.
А ещё мама рассказала, что Игорь пытался узнать мой адрес. У соседей спрашивал, у общих знакомых.
— Лена, может, стоит полицию предупредить?
— Уже предупредила. У меня же запретительный приговор действует.
— Хорошо. А то мне страшно за тебя.
— Мам, не бойся. Теперь я умею себя защищать. И рядом со мной мужчина, который не позволит меня обидеть.
И это правда. Андрей серьёзный, спокойный. Но когда дело касается моей безопасности, становится жёстким. Когда узнал про Игоря на похоронах, сразу сказал:
— Если появится — сразу звони в полицию. И мне тоже.
— А что ты сделаешь?
— Объясню ему, что значит "нет".
— Не надо драться...
— Не буду драться. Поговорю. По-мужски.
И я знаю — он защитит. Не потому, что считает меня собственностью, а потому что любит. По-настоящему любит.
Новая жизнь
Прошло пять лет с того суда. Алиса пошла в школу. Умная, весёлая, не знает, что такое страх перед мужчинами.
Однажды спросила:
— Мама, а почему ты с моим папой развелась?
— Какой папа? Андрей — твой папа.
— Ну да... а тот, первый?
— Он был плохим человеком.
— Как плохим?
— Обижал маму.
— Как обижал?
— Бил.
— Бил?! — возмутилась она. — А ты что?
— Терпела. Долго терпела.
— А потом?
— А потом поняла — нельзя терпеть, когда тебя бьют.
— И ушла?
— И ушла.
— Правильно! — решительно сказала Алиса. — А если меня кто-то будет бить?
— То же самое. Уйдёшь. Или позовёшь на помощь.
— А если муж будет бить?
— Разведёшься. Сразу, с первого раза.
— А если он скажет, что больше не будет?
— Алиса, запомни навсегда — кто бьёт один раз, будет бить всегда. Не верь обещаниям.
— Понятно. А дедушка Андрей бабушку бил?
— Нет. Никогда.
— А почему тот дедушка тебя не защищал?
Долгий вопрос. Как объяснить ребёнку?
— Он не понимал, что это плохо.
— Как не понимал? Это же больно!
— Понимал. Но считал правильным.
— Странный дедушка был...
— Да. Очень странный.
А вечером, когда Алиса уснула, я сидела на кухне с Андреем и думала — а что, если бы дочка выросла в той, первой семье? Видела бы, как папа бьёт маму, а дедушка это одобряет?
Стала бы терпеливой жертвой, как бабушка? Или научилась бы давать сдачи?
А может, выбрала бы себе такого же мужа, как первый? И цикл повторился бы?
— О чём задумалась? — спросил Андрей.
— О том, какое счастье, что мы встретились.
— И какое счастье, что ты смогла уйти от того идиота.
— А знаешь, что больше всего поражает?
— Что?
— Папа искренне считал, что делает добро. Учит зятя "быть мужиком".
— Страшно, когда добро такое...
— Ага. А самое страшное, что таких пап тысячи. И они все учат сыновей "быть сильными" за счёт слабых.
— Не все. Мой отец меня учил защищать женщин, а не бить их.
— Поэтому ты и хороший.
Он обнял меня, поцеловал в макушку:
— А ты смелая. Не каждая найдёт силы подать на мужа в суд.
— Пришлось найти. А то не выжила бы.
И это правда. Если бы не ушла тогда, Игорь убил бы меня. Может, не сразу, постепенно. А папа сказал бы: "Сама виновата".
Но я ушла. И теперь сижу на своей кухне с мужем, который меня любит, а не контролирует. Рядом спит дочка, которая никогда не увидит, как мужчина бьёт женщину.
А папа?
Папа так и не понял, что прощение нельзя требовать. Его нужно заслужить. Годами раскаяния, а не предсмертными звонками.
Он хотел, чтобы я простила его ради его же спокойствия. Но моя задача была не облегчить его совесть, а защитить свою семью.
И я защитила.
Финал
Прошло десять лет с того страшного суда. Алиса выросла, стала подростком. Умной, сильной, уверенной в себе.
На днях спросила:
— Мам, а что случилось с тем... с Игорем?
— Не знаю. И знать не хочу.
— А с дедушкой, который учил его тебя бить?
— Он умер. Давно уже.
— Жалко?
Я задумалась. Жалко ли?
— Жалко человека, которым он мог бы стать. Если бы понял раньше, что любовь — это не власть.
— А меня такие дедушки учить не будут?
— Нет. У тебя есть настоящий дедушка. Который говорит — мужчина должен женщину беречь, а не бить.
— И я выберу такого же мужа, как папа Андрей?
— Выберешь того, кто никогда не поднимет на тебя руку. Даже в самой страшной ссоре.
— А если поднимет?
— Сразу уйдёшь. Без разговоров, без второго шанса. Потому что второго шанса не бывает — бывает второй удар.
Алиса кивнула:
— Понятно.
И я знаю — она поняла. По-настоящему поняла.
Цепочка разорвана. Мой отец учил мужа меня бить. Но моя дочь вырастет с пониманием — никто не имеет права причинить ей боль.
И когда-нибудь, может быть, в мире станет меньше мужчин, которые считают женщину своей собственностью. И меньше отцов, которые учат: "Правильно делаешь, что руку поднимаешь".
А Игорь с папой?
Пусть остаются в прошлом. Вместе со своими "уроками мужественности".
У меня теперь другая жизнь. Без страха, без боли, без оправданий насилия.
И это — настоящее счастье.