То, что кота надо забрать, никто не сомневался. Светлана Петровна ложилась в больницу, вот уже и машина за ней приехала, соседка помогла женщине собрать кое–какие вещи, их сложили в большую спортивную сумку.
— Даш, ты уж моего Тишку не бросай, слышишь? Мало ли как обернется, сама понимаешь, куда еду, ты уж пригляди, пока Андрюшка не приедет. А как приедет, ты Тишку ему отдай, — зашептала Светлана Петровна, кое–как набросив на плечи шерстяную безрукавку, поморщилась от боли под лопаткой, покачала головой.
— Да не пропадет! Он же у тебя самостоятельный, даром, что дома спит. А гуляет, как положено мужику, сам по себе, без указа, без пригляда. Не бойся, не пропадет! — уверенно кивала Дарья Федоровна.
Она–то и вызвала соседке скорую, когда Света, неловко осев на лавку, побелела вся, покрылась испариной.
Даша тогда метнулась сначала к Светлане, сунула ей какие–то таблетки, потом бегом в дом, за сотовым.
— Да куда ж он запропастился? Горе горькое! Светка! У тебя телефон есть? Есть же, я знаю! Где? — крикнула она в распахнутое окошко.
— Там… На столе. Андрюша должен был позвонить, я ждала, вышла только яблок набрать, хотела пирог затеять, — тихо ответила Светлана.
Тишка, мордастый, лохматый кот с обрубленным хвостом и с опаленными усами, прижав уши, наблюдал за возней женщин, решил, видимо, что пустое всё, встал, потянулся, вальяжно прошествовал в дом за Дарьей, упал там на пятно солнечного света.
— Извини, милый, сейчас не могу почесать. Вечно вам, мужикам, невовремя приспичит! — строго одернула Тишку женщина, схватила черный аппарат сотового, принялась нажимать кнопки.
Приехали люди в синих костюмах – женщина и паренек, студентик, как потом поняла Даша. Поколдовали над Светланой Петровной, сделали укол, уложили на кровать, померили давление, сняли электрокардиограмму.
Тиша забился под кровать, не высовывался. Только уже когда уходили, мяукнул жалобно, вылез проверить, на месте ли хозяйка.
Пока на месте.
— Мы вам сейчас другую машину вызовем, нам еще в соседний поселок ехать. А вы посидите, не трепыхайтесь, мамаша, берегите себя, — нарочито громко, как будто Света глухая, сказала напоследок фельдшер. — С вами Яша останется. Яков Михайлович, вы уж не подведите! — кивнула она пареньку.
Тот сглотнул. Остаться одному с «сердечником» было страшно.
— Яша? Имя какое хорошее, — улыбнулась Светлана Петровна. — Ласковое. А у меня кот Тиша. Ну чего, выполз из норы? Не любит чужих. Боится. Я его из канавы выудила, чуть сама в нее, воду эту с ледышками, не упала, за обрубок хвоста вытащила, смотрю, кот. Он тогда был совсем тощий, слабый. Потом окреп, с характером оказался. А мне что? Мне не привыкать. У меня все мужчины с характером были… Ой… Ой… — Женщина застонала, погладила шею. — Водички бы…
Яков принес воды. Тишка и Дарья Федоровна стояли у изножья кровати, смотрели. Дарья – испуганно, Тишка как будто строго. Он не понимал, что с хозяйкой, чувствовал, что плохо, но в каком, так сказать, разрезе? Лечь к ней на грудь? Там болит, это понятно. Но ведь прогонят!
Нет, не стоит ложиться. Рядом можно, погреть, а то вон как дрожит Светлана Петровна, ужас!
Тихон прыгнул на кровать, пристроился рядом. Света даже подвинулась немного. Её муж, Саша, тоже вот так любил к ней под бочок притулиться. Но беда была в том, что Сашка был огромным, мощным мужиком, его тело просто не могло «притулиться», «приткнуться». Света всегда прижималась к стеночке, подпихивала мужу одеяло, тот благодарно вздыхал. Не мог спать один, всегда Света должна была быть рядом…
Когда его не стало, Светлана Петровна даже и не знала, как жить дальше. Сын давно живет отдельно, сестра тоже далеко, у нее свои дела. А Свете теперь что делать? Чем и как существовать? Нет, не в денежном отношении. Тут все хорошо – пенсия, огород, всё путем. Андрей опять же помогает. А вот душа… Из нее что–то вынули, большое, горячее, и пустота, образовавшаяся на месте потери, заливалась черной холодной горечью.
— Пройдет, Светуль. Всё пройдет. Научишься. Главное не замирать. Я тоже, по первости, бывало, как своего схоронила, сяду и реветь. И реву, остановиться не могу. Потом поняла — так нельзя! Делать необходимо что–то, чтобы день промеж ног, как мышь, промчался, и ты уже спать хочешь. Ночами тоже тяжело было, всё казалось, зовет меня мой Митя, стучит в дверь. И тогда я включала радио, волна там какая–то была, «для тех, кто не спит», — Даша подмигнула. — Спектакли передавали. И голос у диктора такой бархатный, знаешь, томленый, как будто масло на сковородке… Я под него засыпала. Так что ты, Светик, находи себе дело. За ним все печали пройдут.
Но ни диктор с «томленым» голосом, ни дела Светлану Петровну не отвлекали. Она тосковала.
— Он, понимаешь, Дашенька, прикипел ко мне, вжился, врос, а я – в него. И как теперь нам быть? Он там, на облачке, сидит, ногами болтает, на меня смотрит, а я тут, внизу, не разглядеть мне его, — вздыхала соседка.
Но однажды идя с кладбища домой, уставшая, заплаканная, Света увидела, как в грязной, наполненной водой канаве ворошится что–то страшное, со слипшейся шерстью. Ворошится, булькает и рычит.
— Ей–богу, рычал! Я тебе клянусь! — рассказывала она потом Даше.
Тихон тогда уже сидел на Светиной кровати, ворчал, накрытый одеялом, но наружу не вылезал, то ли боялся, то ли просто пригрелся.
— Я на колени бухнулась, в грязь–то! Вроде и надо руку опустить, поймать да вытащить, но боязно, вдруг укусит… — радостно, пожалуй, впервые с тех пор, как похоронила мужа, рассказывала Светлана Петровна. — Но всё же сунула ладошку, схватила лапу. А он когти выпустил, мяукает… Тиша… Тихон…
Женщина поглядела на выпроставшуюся из–под одеяла голову. Глаза желтые, усы – одни пеньки, так и не растут, нос поцарапанный. И выражение такое, будто барин с печи спустился и не поймет, кто тут его сон нарушает.
— Ну ты, мать, даешь… Этакую махину в дом притащила… А вдруг бешеный? — всплеснула руками Дарья.
— Сама ты бешеная! А ну иди тогда к себе, раз мы тут бешеные! Тиша, Тишенька, хочешь водички? — в полупоклоне подкралась Светлана Петровна к коту. Тот фыркнул, юркнул обратно в свое теплое укрытие. — Не хочешь? Ну я тут поставлю. Ты надумаешь – подойдешь…
Он вылез уже ближе к ночи, спрыгнул на пол, замер, испугавшись собственного топота, посмотрел на задремавшую в кресле Светлану, осторожно подкрался к миске с водой, полакал, чихнул. А потом, будто чувствуя, что хозяйка сейчас всхлипнет, увидев во сне что–то печальное, подошёл к ее ногам в шерстяных носках, лег, пристроился близко–близко. Тишка умел благодарить, хоть и тот еще был упрямец и задира…
С местными котами сразу подрался, птиц загнал на самые высокие ветки, чтоб не повадно было, проверил погреб, приволок оттуда мышь. Та, полуживая, трепещущая, с полными ужаса глазами, лежала и дергала задней лапой. Светлана Петровна добытчика своего погладила, подарок забрала, да и выпустила мышонка за забором.
Тихон ей этого не простил, смел со стола стеклянные банки. Одну только не тронул, высокую, с узким горлышком. В ней Светин муж делал наливки.
— Ну и на этом спасибо, — вздохнула Светлана Петровна. — Ты как будто всё знаешь, понимаешь, да?
Кот лениво повел мордой, облизнулся…
Тихон всегда сидел за столом, пока Света ела. Сидел на стуле Александра, внимательно смотрел, как ест хозяйка.
Не клянчил, не попрошайничал, как будто даже брезговал этой едой, но никогда не уходил, пока Света не поест.
— Муж мой вот так тоже сидел. А я ужинала. Он–то рано на пенсию ушел, — говорила Светочка Дарье Федоровне. — У Саши аппетита и не было последнее время, а я так проголодаюсь, что сил нет. И он жарил мне картошку, обязательно котлетки крутил, кормилец… — Женщина всхлипнула. — И сидел рядышком, то солонку подвинет, то чай подольет, то… Эх, да что там говорить – ладно жили, дружно. А Тихон как будто его повторяет, Сашу моего. Спит на его половине, лапы на меня возложит по–хозяйски, дергает ими иногда во сне, даром что кот, а ведет себя…
Дарья Федоровна кивала, но в душе над соседкой смеялась, а потом и вовсе начала ее побаиваться. А ну как Светка «того», с ума сошла? Чудная стала, о коте как о живом человеке говорит! Беда…
А может просто завидовала тому, что у Светы есть вот такое чудо–юдо, которое греет ее душу по ночам.
В тот день, когда Светлана Петровна занемогла, Тихон долго утром терся о ее руку, не давал встать, наваливался всем своим нехилым весом на хозяйку.
— Да что ты, совсем что ли? Задавишь! А ну дай–ка! До ветру мне надо! — ворчала Света, спуская тяжелые, как две колоды, ноги на пол.
Тихон тоже заворчал. Он умел делать это гортанно, потом переходил как будто на лай, фыркал, мотал головой и смотрел так строго, как будто Света сильно провинилась перед ним.
Медленно позавтракали, медленно пошли в огород, поковырялись там у парников. Тишка возился в траве, ловил мух, Света убирала засохшие огуречные плети. Всё, осень, ночи стали совсем холодные. Уже скоро год, как Тишка живет у своей хозяйки.
До нее он всегда жил на улице, на свободе, но вот однажды запутался в какой–то сетке, как будто специально ее подсунули, упал в канаву, а тут Света…
Тишке иногда снился тот вечер, и опять становилось холодно, а потом приятно от того, что бок хозяйки такой мягкий и теплый, и пахнет домом.
Но зачем же приехали чужие люди, и Света сидит, растерянно кивает на Тихона, просит его не бросать, «позаботиться». Куда она? Почему так щемит в груди? Тихон не знал, что там сердце, и оно страдает.
Дарья Федоровна проводила соседку, помогла сесть в машину, сунула сумку с вещами, перекрестила.
Скоро должен приехать Андрюша. Про мать Даша уже ему сообщила, значит, дом не будет стоять покинутый, Андрей разберется. Ну а пока…
— Тиша, иди ко мне, — позвала Дарья Федоровна кота, наклонилась, поманила к себе рукой. — Мама твоя захворала, пусть полечится. А ты пока со мной побудь!
Тишка оглянулся, равнодушно строго на соседку, а потом вдруг припустился в кусты, только его и видели.
Он всё бежал и бежал, пока не оказался на холмике, там, где был крест на могиле Сашеньки. Оттуда было хорошо видно, как петляет в рощице машина, увезшая хозяйку, как дымит, плюется ее выхлопная труба.
Тихон оглянулся на дом, уселся на клочок сухой земли, вздохнул. Обвить бы ноги хвостом, но того не было, откусили бродячие собаки. И теперь лапам было холодно. Или это опять морозит внутри? Чудно…
Даша караулила кота весь день, вечером бродила по Светиному участку, звала, даже еду на блюдце вынесла. Но Тихон не появился.
— Вот шельмец! — сокрушенно покачала она головой. — Попадет ведь в беду, а мне отвечай… Тиша! Тишка, иди сюда, кому говорят! Что я мамке твоей скажу, а?!
А говорить ничего не надо было.
Тихон и не слышал, как звала его Дарья, не чувствовал, как пахнет выставленное для него угощение.
Он преследовал.
Отстал, провалился куда–то в бурелом, больно заломило лапу, но Тишке было всё равно. Выбрался, рыкнул, в шерсть набились ветки и листья, подранный нос ныл и пульсировал, из него торчала колючка…
Машина уехала слишком быстро. Теперь оставалось полагаться на чутьё…
Уже вечером, мокрый, со сбившимися колтунами на животе, Тихон приплелся к нужному месту.
Остановился перед высоким, с обшарпанными ступеньками зданием, притаился в кустах, принюхался.
Пахло страхом. Нет, все же в плохое место отвезли Светочку, не надо ей тут быть. Хорошо бы вытащить ее оттуда!
Подкрался к крыльцу, подождал, пока какой–то старичок еле–еле выйдет из дверей, прошмыгнул внутрь. Хорошо, что нет хвоста, а то бы его тут же прихлопнуло тяжелыми дверьми.
Коридоры, коридоры, каталки, люди, запахи, голоса.
У Тишки закружилась голова, он забился в какой–то темный угол, чуть не повалив швабры и ведра, составленные наподобие матрешки, одно в другое.
— Кто? Кто хулиганит? — крикнул из–за стены женский голос, прошаркали чьи–то ноги, в темноту просунулась женская голова.
Тихон закрыл глаза. Светочка всегда говорила, что его выдают глаза — два желтых пятнышка.
Уборщица кота не заметила, ушла, только гундосо заметила, что пахнет осенью…
Тишка подождал ещё, потом юркнул в дверную щель. Когти предательски стучали по кафельному полу.
Он не давался себя стричь. Нигде. Лишиться шерсти – унижение. Лишиться когтей – унизительно вдвойне. Когти – это оружие, которым, если надо, он будет защищать свою Свету.
Саша тоже не любил стричься, и ногти стричь не любил, бороду хотел отрастить…
Тихон сел под какой–то каталкой, навострил уши.
Света там, за серой дверью. Но как попасть? Надо ждать. Тихон не любил ждать, нервно дергался, по телу пробегала дрожь.
Скорее! Свете под бочок и греть, лапы положить на нее, обнять, и слушать, как дышит…
Тишка даже застонал. А потом ветер распахнул дверь, она шарахнула об стену, засуетились медсестры, кто–то крикнул, чтобы закрыли окно.
А Тишка… Он стрелой кинулся к хозяйке, запрыгнул на кровать, прижался пузом, лизнул ее руку. И заплакал. Коты плачут жалобно и протяжно, их горе в каждой шерстинке, в коготке и усике.
— Саша… Саша, ну подвинься, совсем зажал, — тихо прошептала Светлана Петровна, приподняла руку, дотронулась до мокрой шерсти, охнула, прикусила губу. — Тишка, ты? Господи, увидят же!
И заплакала, а на душе стало легко…
Его забрали от Светланы на следующее утро. Приехал Андрей, привез клетку. Тихон дрался, метался и рычал, как дикий зверь, но потом увидел, что Света кивает, мол, все хорошо, так надо. И сам зашел, куда велено.
На него сбежался смотреть медперсонал, фотографировали, кто–то сюсюкал, кто–то удивлялся, кто–то махал рукой.
А Тихону было все равно. Два желтых глаза утонули там, в серо–водянистых глазах хозяйки. Так Саша смотрел на жену с Небес, ласково, преданно.
— Ну что, брат, пора! Ничего, скоро маманя твоя выпишется, будет всё хорошо. Уууу! Грозный какой! Поди, мужиком в прежней жизни был, да? — нагнулась над клеткой санитарка. — Человечьи глаза, даром что желтые. А всё равно человечьи!..
…Света вернулась через полторы недели. Андрюша помог ей вылезти из машины, проводил до дома.
Женщина остановилась, глубоко задышала. Пахло осенним скупым теплом, прогретыми досками, дымком…
А потом к ней под ноги кинулся Тишка, сорвался с подоконника Дарьи Федоровны, мяукнул, промчался по траве и замер, глядя снизу вверх на хозяйку.
— Ну вот и ты. А я ждал! Наконец–то дома! — услышала Светлана.
— Привет, бродяга! Родной мой, Тишка… Исхудал, осунулся. Андрюша, он хоть ел? — повернулась она к сыну.
— Отец без тебя никогда не ел. И этот туда же. Тетя Даша с ним намучалась! Любит тебя, вот и не ел. Тосковал, сама понимаешь… — обнял сын Свету.
Да, она понимала. Она все прекрасно понимала. Те, кто уходит от нас, посылают к нам частички своей души. Главное не проглядеть, не пропустить, не пройти мимо. И тогда станет тепло и ласково, тогда снова будет легче жить.
— Саш, это ведь ты его тогда мне отправил, да? — спросила вечером Светлана Петровна, глядя на чистое, остывшее, с россыпью звезд небо.
Ей никто не ответил, только Тишка прижался к ногам хозяйки, мурлыкнул, вздохнул. И Света всё поняла…
Благодарю Вас, за внимание, Дорогие Читатели! До новых встреч на канале "Зюзинские истории".
Приглашаю Вас на свой канал в ТГ https://t.me/zuzinotells "Зюзинские истории"