Москва одновременно и плавильный котел, и лоскутное одеяло из разных этнокультурных сообществ. В отличие от многих западных столиц опыт взаимодействия культур тут более продолжительный: сотни лет в Москве с разной степенью успешности взаимодействуют носители как европейского, так и восточного менталитета. О взаимодействии азиатских и европейских пластов, тюркской топонимике и исторической урбанистике «Москвич Mag» поговорил с историком и исследователем мусульманской общины Маратом Сафаровым.
В недавно вышедшей книге филолога и москвоведа Фарида Асадуллина «Азиатская дочь Европы» о восточных истоках Москвы говорится про историческую урбанистику. Насколько она развита как научная дисциплина?
Это скорее не самостоятельная научная область, а часть большого дискурса о социальной истории, рассмотрении города в проекции прошлого. Понятно, что города изучались и до возникновения этого понятия, но историческая урбанистика обращает внимание в большей степени на социальные аспекты. Например, на складывание социальных институтов и контактов, общин и того, что мы называем историей повседневности.
Применительно к Москве это очень перспективное направление — наш город всегда был многообразен, и сосуществование внутри него разных этноконфессиональных общин во все века считалось особенным, ярким проявлением жизни.
В своих работах и вы, и Фарид Асадуллин говорите о восточных, а не только европейских корнях Москвы. Какие из них доминировали на разных исторических этапах?
Если мы говорим о восточном направлении московской истории, то его, наверное, стоит обозначить доромановской эпохой — до начала XVII века. Это был период наиболее интенсивного взаимодействия Московской Руси и впоследствии русского централизованного государства с восточными соседями. Эти отношения, безусловно, были и конфликтными.
Если мы сконцентрируемся на контакте и диалоге, то, конечно, это история слобод. Наиболее ранней из них в Москве была Татарская слобода в Замоскворечье, где исторически возникло тюркское поселение. Рядом с ним было Толмачевское поселение. Названия эти отразились в топонимике города — Большой Толмачевский переулок, Старый Толмачевский переулок, Большая Татарская улица, Малый Татарский переулок и так далее.
Толмачевская слобода напоминает нам о существовании толмачей — устных переводчиков преимущественно с восточных языков, которые были наиболее востребованы в Москве. Это были знатоки языка Персии, Османской империи, Крымского ханства. Именно с этими государствами контактировала Россия в Средние века, и переводчики были преимущественно из числа татар.
Вообще восточный стиль, который отражался на внешнем облике московского двора, а также тюрко-татарские слова, которые проникали в русскую речь, и в целом сосуществование русского и татарского в средневековой Москве — все это было первым опытом взаимодействия России с Востоком. А Восток начинался от татар.
Процесс входа татарских ханств в состав русского государства завершился романовским периодом. Романовы в отличие от Рюриковичей уже не были связаны с тюрко-татарским наследием. Они начали путь в сторону европеизации. На этом история взаимодействия с Востоком как будто заканчивается, но опыт, который складывался веками, не мог быть полностью нивелирован. Он в том числе отразился в жизни Татарской слободы и постепенном складывании мусульманской жизни в городе — возникновении мечетей, в том числе мечети, которая с 1823 года существует на Большой Татарской улице.
Как азиатская составляющая отразилась на карте города? Какие важные места в городе можно считать наследием Волжской Булгарии, Золотой Орды и других восточных государств и цивилизаций?
Конечно, топонимика — это отражение тех социальных групп и общин, которые в разные периоды существовали в городе. Московская топонимика особо богата на это, поскольку при различных переименованиях все равно происходило восстановление исторических названий. Вспомним достаточно радикальный опыт начала 1990-х годов, когда исторические названия практически полностью вернулись в центр города.
Восточный опыт, конечно же, отразился в названиях. Дискуссионным является определение одного из самых главных московских топонимов — Арбата. Это либо что-то арабское, означающее предместье, либо тюркское, идущее от слова «арба» — телега, поскольку неподалеку располагалась Старая Колымажная слобода и изготовление телег действительно практиковалось в этой местности. В то же время в районе нынешнего Арбата мы не находим устойчивых поселений восточных людей в Средние века. Это загадка, почему здесь, вне пределов известных нам тюркских поселений, образовался этот очевидно восточный топоним.
В топониме Новогиреево мы слышим про Гиреев — крымскую династию, что, возможно, говорит о том, что здесь были их землевладения или имения их потомков. Так это или нет — неизвестно. Как и неизвестно, были ли Гиреи, с которыми связано название местности, выходцами из Крыма. В древней Москве и Московской Руси проживали татары, которые переходили на русскую службу, будучи опытными, как бы сейчас сказали, кавалеристами со своей конницей и вообще хорошими воинами. Такие люди были востребованы, их наделяли землей, поэтому большое количество топонимов вокруг Москвы и в самой Москве связаны с ними.
Или Черкизово. Это название связано с одним из выходцев из татарской среды — Серкизом, который поселился в Москве. Эта топонимика не просто сохранилась, но и стала частью московского языка. Это как раз указывает на то, что восточная, татарская составляющая — самая древняя наряду с другими, например греческой, армянской и грузинской.
На ваш взгляд, современная Москва — это больше плавильный котел или самобытное лоскутное одеяло разных идентичностей?
Может быть, это прозвучит парадоксально, но, на мой взгляд, Москва, конечно, и плавильный котел, поскольку это мегаполис с определенным образом, ритмом и укладом жизни, современными городскими профессиями. Но в то же время Москва менялась, особые трансформации произошли в XX веке, поскольку стал ликвидироваться старый слободской уклад и многократно расширились ее границы. Тем не менее существование религиозных общин, культурных центров, проведение национальных праздников и сохранение обрядов в повседневной жизни указывает на то, что в Москве это все может органично существовать.
Совсем недавно мне довелось разговаривать с одним человеком, выходцем из маленького города. Я спросил у него, где он стал столь приобщенным к своей национальной культуре — у себя в маленьком городе или здесь. Он сказал, что только когда переехал в Москву. Это может показаться парадоксальным: Москва должна была бы его нивелировать своим масштабом и размахом, но, оказывается, человек, приехав сюда жить, может, наоборот, найти себя, свою среду, свои центры приобщения к национальной и этноконфессиональной культуре.
Примером тут может стать ежегодное массовое проведение татарского праздника Сабантуй в Коломенском. Вероятно, это самый большой национальный праздник, который проводится в Москве. То, что туда приходят на народную борьбу, услышать татарские мелодии, говорит, что эти люди, уже адаптированные и живущие в Москве, все равно остаются привержены корням и сохраняют свою идентичность.
Чем Москва отличается от других больших городов в плане этнической и мультикультурной идентичности? Чем-то она повторяет Лондон, Париж, Нью-Йорк или Стамбул?
Полагаю, что Москва отличается от других крупнейших мегаполисов мира прежде всего тем, что опыт взаимодействия разных национальных общин здесь многовековой. Если мы берем европейские города, мы наблюдаем конфликтность, потому что различные общины возникли где-нибудь в Париже или Лондоне по большому счету в обозримой ретроспективе. Максимум сто лет назад. Это общины миграционные, и это, безусловно, опыт очень разных людей. Да, многие живут в тех крупных городах на протяжении нескольких поколений, но тем не менее адаптивность происходит на наших глазах.
А, например, Стамбул — это город при всей его многонациональности все-таки моноэтнический. И живет он в едином ритме. Москва же имеет в своей истории многовековой опыт сосуществования общин, которые сложились не сто и не двести, а, скажем, пятьсот лет назад. Конечно, такой опыт восприятия друг друга и взаимодействия хоть и не уникальный — он много где повторен, в том числе в других российских городах, — но он очень сильно отличает Москву от других мегаполисов мира. В этом наше огромное преимущество и богатство: инаковые и отличающиеся друг от друга сообщества имеют длительный опыт соседства, они вливаются и адаптируются к московскому образу жизни.
Москве есть чем делиться в плане опыта взаимодействия разных этнических и конфессиональных групп. Должно пройти еще несколько веков, чтобы другие мегаполисы мира накопили такой же опыт, как мы.
Фото: Никита Абдуллин
Текст: Антон Морван