Нина в очередной раз стояла у плиты и мешала суп. Обычный куриный, на спинках, чтоб подешевле. Петру не нравилось, когда бульон выходит «слишком жирный» — говорил, что «заботится о здоровье семьи». На деле же он просто любил считать каждый рубль.
— Ты опять много соли сыпанула, — сказал он, проходя мимо и заглядывая в кастрюлю, словно проверял экзаменационную работу.
Нина сжала губы. Не отвечать. Если вступить в спор — будет лекция минут на двадцать, о том, как продукты нынче дорогие, и что нормальная хозяйка умеет варить суп из одного окорочка на неделю.
Петру было тридцать пять. Высокий, широкоплечий, в хорошей рубашке — но пуговицы на животе уже предательски тянулись. Работал он инженером на заводе. Зарплата у него выше, чем у Нины почти в два раза, но денег у Нины не было никогда. Потому что все финансы Петя держал при себе.
— Кстати, — он почесал подбородок и сел за стол, положив перед собой телефон. — Завтра оплата кредита. Я возьму твою карту, переведу туда часть, потом верну.
Нина кивнула. Сколько раз уже было это «потом верну». Он покупал себе новый ноутбук, айфон, умные часы. Она — новые колготки раз в полгода и дешёвый лак для волос за двадцать семь рублей. Вчера Пётр минут пятнадцать возмущался этим «расточительством».
— Ты вообще головой думаешь? — тогда сказал он, смахнув чек на пол. — У тебя же и так три лака! Зачем четвёртый?
Нина тогда промолчала, но внутри у неё что-то сжалось. Три лака... Один засохший, другой пахнет ацетоном, а третий она носит в сумке, когда в парикмахерскую не может сходить.
В дверь позвонили. Свекровь. Как всегда без предупреждения.
— Здравствуйте, мои дорогие! — громкий голос разнёсся по коридору. — Ой, Ниночка, а что у тебя так пахнет луком?
Нина вытерла руки и пошла встречать.
— Суп варю.
— А-а, ну конечно. Супчик. Опять на воде? Петя, сынок, ты что же, жену свою не обеспечиваешь мясом? — свекровь разулась и прошла на кухню, как к себе домой.
Пётр ухмыльнулся:
— Мам, я же слежу за фигурой.
— У жены, между прочим, цвет лица какой-то серый. Ей бы витаминов... — мать села за стол, расправила юбку. — Ниночка, а что ты купила себе в прошлый раз? Петя сказал, какой-то лак? Вот честно, лучше бы фруктов взяла.
Нина молча подала тарелку. Внутри опять заныло. Эти разговоры всегда били по одному и тому же месту.
— Мам, не начинай, — Пётр отмахнулся. — Я за финансами слежу. Всё под контролем.
Нина опустила глаза. Под контролем. Ему нравится это слово.
На следующий день на работе Нина сидела за компьютером и проверяла счета. Зарплата у неё была двадцать пять тысяч. И то — половину она отдаёт Петру «в общую копилку».
Коллега Марина подошла с чашкой кофе.
— Слушай, пойдём вечером в торговый центр? Там скидки на одежду. Я себе хочу платье взять.
Нина улыбнулась, но сразу сникла.
— У меня пока не до того...
— Да ладно тебе, ну сколько можно экономить? — Марина махнула рукой. — Я тут джинсы взяла за три тысячи, такие классные! Тебе бы тоже пошли.
Нина промолчала. Три тысячи... У неё таких денег свободных не бывает. Даже тысячу себе выделить — уже скандал.
Вечером дома Пётр разложил на столе пачку квитанций.
— Так, слушай сюда. Я заплатил кредит, но ещё нужно за интернет и за телефон. Ты в этом месяце давай скинешься побольше.
— Я отдала тебе всё, что было, — тихо сказала Нина.
— Ну, значит, возьми из зарплаты следующей. Ты же не против?
Она почувствовала, как внутри всё закипает.
— Петя, я хотела... может, мне самой что-то оставить? На дорогу, на мелочи.
Он оторвал взгляд от квитанций.
— Ты опять начинаешь? Мы семья или кто? Все расходы должны быть под контролем. Если каждый будет сам себе оставлять, мы разоримся.
— Но это же мои деньги! — сорвалось у неё.
Тишина. Даже часы на стене как будто замерли.
— Что ты сказала? — Пётр медленно поднялся. — Твои деньги? Ты серьёзно? А я, значит, не работаю? Я кредиты не плачу? Ты сидишь тут в тепле, с супом, с крышей над головой — и смеешь говорить про «мои деньги»?
Он подошёл ближе. Глаза его блестели злостью.
— Запомни: всё, что у нас есть, — это общее. И точка.
Нина почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она хотела ответить, но голос дрогнул.
— Я устала, Петя...
— Устала? — он усмехнулся. — От чего? Ты же на работе бумажки перекладываешь, дома кастрюлю поставила — и всё. Вот я устал, а ты...
Она села за стол и уткнулась в ладони.
— Знаешь, я тут подумал, — голос Петра снова стал спокойным. — У тебя же скоро наследство. Там хорошая сумма. Семь миллионов. Вот это будет рывок! Мы купим машину, я вложу часть в бизнес. А квартиру потом детям оставим.
Он сказал это так буднично, словно речь шла о тысяче рублей.
Нина подняла глаза.
— Это мои деньги, Петя.
— Опять ты за своё! — он ударил ладонью по столу. — Какие «твои»? Мы женаты! Всё общее!
— Наследство не делится, — вдруг выпалила она.
Он застыл, как будто получил пощёчину.
— Что?
— По закону, наследство — это личное имущество. Оно только моё.
Мгновение они смотрели друг на друга. В кухне пахло недоваренным супом.
— Ты с ума сошла, — наконец выдохнул он. — Ты что, собралась меня кинуть?
— Я... я просто хочу, чтобы у меня было хоть что-то своё.
Пётр шагнул к ней и резко схватил за руку.
— Запомни, Нина: если ты попробуешь скрыть от меня эти деньги, я сделаю так, что у тебя ничего не останется. Ничего!
Она вырвала руку, отшатнулась.
— Отпусти!
Тарелка со стола упала и разбилась.
Они оба замерли. Воздух в кухне стал тяжёлым, как свинец.
Так впервые слова превратились в крик. И Нина вдруг поняла: дальше будет хуже.
На следующий день свекровь снова появилась без звонка. Нина только вернулась с работы, сняла куртку, поставила чайник. Петя задерживался, а мать его — уже тут как тут.
— Ну что, красавица, — прошла на кухню и сразу достала из холодильника огурцы, — как хозяйничаешь?
Нина вздохнула. Хотела промолчать, но свекровь не ждала ответа.
— Петя вчера говорил, что ты деньги свои от него прячешь. Это правда?
Нина обернулась.
— Я ничего не прячу.
— Не ври мне, — свекровь прищурилась, поставила огурцы обратно. — Сын у меня умный, он всё видит. Ты же понимаешь, что семь миллионов — это не твои игрушки. Это наше будущее. А если ты вдруг решила стать самостоятельной... — она сделала паузу и улыбнулась. — Так ты не перепутала двери?
Нина почувствовала, как внутри у неё закипает.
— Эти деньги оставила мне тётя. Она мне доверяла. Это наследство моё.
— Слушай, девочка, — свекровь встала прямо напротив, скрестив руки на груди. — Я живу на свете дольше тебя. И знаю: женщина без мужа — это никто. Сегодня у тебя деньги, завтра их нет. А муж всегда рядом. Так что хватит выделываться.
— Это не твоё дело, — тихо сказала Нина.
— Что-о? — голос матери Петра взвился. — Ты со мной так разговариваешь? В моём доме?
— В моём доме, — выдохнула Нина, но уже громче. — Это моя квартира.
— Ошибаешься, милая. Это квартира моего сына.
— Ошибаешься ты! — Нина стукнула ладонью по столу. — Половина — моя, половина — его.
— Да ты неблагодарная! — свекровь схватила со стола скалку, которой Нина раскатывала тесто для пельменей на выходные, и потрясла ею. — Петя тебя в люди вывел, одел-обул, а ты...
— Он меня одел-обул? — Нина вырвала скалку из её рук. — Да я свои колготки месяцами штопаю!
Они обе замерли. Скалка — как оружие. Нина чувствовала, как дрожат руки.
— Сынок! — завизжала свекровь, будто Пётр уже стоял на пороге. — Она на меня руку подняла!
И в этот момент Нина не выдержала.
— Хватит! — закричала она и толкнула свекровь в плечо.
Та отшатнулась и задела стул. Стул с грохотом упал.
— Да ты с ума сошла! — старуха схватила Нину за волосы. — Я тебе покажу, как со старшими разговаривать!
Нина зашипела от боли и, не думая, толкнула её обратно. Они обе рухнули на пол. Чайник зашипел, зазвенела крышка кастрюли.
В этот момент дверь открылась, и вошёл Пётр.
— Мам! Нина! Что вы творите?!
Они замерли: свекровь сидела на полу, волосы растрёпаны, лицо красное. Нина тоже тяжело дышала, держась за голову.
— Она... она меня избила! — свекровь выла, хватаясь за сына. — Петя, гони её! Гони немедленно!
— Это она первая! — Нина вскинулась. — Она пришла и начала орать, что деньги её, квартира её!
— Заткнитесь обе! — Пётр ударил кулаком по двери так, что та дребезжала.
Тишина.
Он перевёл дыхание, посмотрел на мать, потом на Нину.
— Всё. Я устал. Нина, собирайся. Если не хочешь жить по-человечески, иди куда хочешь.
У неё подкосились ноги.
— Что? Ты меня выгоняешь?
— Ты сама виновата, — он отрезал. — Я маму из дома не выгоню, а с тобой у меня уже сил нет.
— Но это и моя квартира! — закричала она. — Ты не имеешь права!
— Пошли вон обе! — рявкнул он и вышел из кухни, громко хлопнув дверью спальни.
Они остались стоять: Нина с вырванной прядью волос, свекровь с фальшивыми слезами и довольной улыбкой.
— Видишь? — сказала та, вытирая глаза краем платка. — Даже сын тебе не верит.
Нина прижала руки к груди. Сердце колотилось так, что в ушах звенело. В голове звучала одна мысль: «Надо уходить. Иначе они меня раздавят».
И в ту ночь Нина впервые достала чемодан.
Нина сидела на диване среди чемоданов. Она не собиралась уходить — просто собрала вещи «на всякий случай». Это придало сил. В руках у неё была новая банковская карта. Та самая, куда перевели наследство. Семь миллионов.
Она уже всё решила: деньги — только её. И точка.
Пётр ворвался в комнату, как ураган. Лицо красное, кулаки сжаты.
— Дай карту, — бросил он. — Сейчас же.
— Не дам.
— Это общие деньги! — он шагнул ближе. — Я их вложу, приумножу! Ты только мешаешь!
— Наследство не делится, — Нина впервые сказала твёрдо, без дрожи.
Он застыл, как будто не ожидал такого тона.
— Ты что, решила меня позорить? Я же твой муж!
— Муж, который забирает у жены зарплату и запрещает купить шампунь дороже пятидесяти рублей? Такой муж мне не нужен.
Он шагнул ещё ближе, но Нина резко поднялась и сунула карту в карман.
— Не подходи. Я всё заблокировала.
Он растерянно моргнул.
— Что?
— Всё. Карта, счета. Тебе больше нет доступа.
В этот момент в дверях появилась свекровь.
— Петя! Что ты стоишь? Забери у неё деньги! Это же твоё будущее!
Нина повернулась к ней, и в голосе зазвучала сталь:
— Хватит. В этой квартире я остаюсь. А вы обе — нет.
— Ты кто такая, чтобы выгонять меня? — свекровь побагровела.
— Хозяйка. Половина квартиры моя. И я буду решать, кто тут живёт.
Они смотрели друг на друга, как враги. Потом Пётр сделал шаг, будто хотел вырвать карту. Нина подняла руку.
— Попробуй — и я завтра же подам на развод. Адвокат у меня уже есть.
Он застыл. Даже свекровь замолчала.
— Ты не посмеешь, — прошипел он.
— Посмею. И ещё как.
И вдруг она почувствовала, как с плеч слетает тяжесть. Сказала вслух то, что боялась сказать много лет:
— Больше я ничего не должна.
Молчание длилось секунду, а потом Пётр выругался и хлопнул дверью так, что обои содрогнулись. Свекровь побежала за ним, возмущённо тараторя.
Нина осталась одна. С чемоданами. Но впервые в жизни — со свободой.
Через полгода у неё уже была своя квартира-студия, оформленная на неё одну. Курсы бухгалтера, новая работа с зарплатой вдвое больше прежней. Петя звонил пару раз, грозился «отсудить» наследство, но адвокат Нины только усмехнулся: по закону он ничего сделать не мог.
А Нина улыбалась, глядя на свою карту. Она стала символом её победы.
Конец.