Свадьба у них получилась на удивление приличная, хотя Ирина до последнего пыталась убедить Алексея: давай тихо распишемся и поедем куда-нибудь на море. Но, как это обычно бывает, приехала вся его родня, включая каких-то двоюродных тётушек из Ярославля и троюродного дядю из Рязани. Столы ломились, музыка орала, фотограф гонял гостей в обнимку.
— Ирочка, ну что ты как неродная, — Валентина Петровна, свекровь, наклонилась через стол, протянула руку к тарелке с салатом и громко добавила: — Всё это потом мне отдашь, ладно? Чтобы не пропало. Мы с соседками потом поедим.
Ирина улыбнулась натянуто. В голове мелькнуло: «Странно, свадьба вроде наша, а остатки еды уже кому-то принадлежат». Но спорить не стала. Первое «ну ладно, ничего страшного».
Квартира была её — ещё при разводе родителей мать настояла, чтобы в документах закрепили за дочкой. Однушка, но с ремонтом и светлая, на шестом этаже. После свадьбы Алексей радостно перевёз туда свои вещи.
— Слушай, здорово у тебя тут! — он в первый вечер сел на диван, раскинув руки. — Главное, своя территория.
Ирина тогда даже прослезилась от счастья. Казалось, вот оно — теперь будет уют, будут тихие вечера. Только вот «своя территория» с первых же недель превратилась в проходной двор.
Сначала приезжала Валентина Петровна. «Ну я же ненадолго, чайку попить». Приходила без звонка, ключи у неё оказались как-то сами собой, и Ирина только пожимала плечами. Потом зашла тётя Галя — «на минутку, у нас тут рядом поликлиника». За тётей потянулись остальные.
Самое памятное — когда однажды вечером позвонили в дверь, и ввалились сразу десять человек: племянники, двоюродные сестры, кто-то ещё.
— Мы тут решили собраться, — радостно объявила Валентина Петровна. — У вас места побольше, чем у нас.
Алексей только почесал затылок:
— Ир, ну они же не часто… Ну сделай там чего по-быстрому.
Ирина молча пошла на кухню. Чего там «по-быстрому», если на всех нужно готовить? В итоге ночь прошла у плиты. К утру гора посуды возвышалась как Эльбрус, руки были в порезах, а в голове — пустота. Она двигалась как робот.
— Молодец у меня жена! — Алексей приобнял её на прощание гостей.
А она только улыбнулась, хотя внутри скребли кошки.
Дальше — больше. День рождения свекрови они отмечали опять у них. Двадцать человек в двухкомнатной квартире. «У вас же уютно», — объяснила Валентина Петровна.
После праздника кухня выглядела как поле боя: тарелки с корками хлеба, стаканы со следами помады, на полу пятна соуса. Ирина собрала волосы в пучок и взялась за тряпку. Алексей помогал… вернее, изображал помощь. Два раза вынес мусор и пропал к телевизору.
— Ир, ну не кипятись, — сказал он, когда она в очередной раз уронила тарелку в раковину так, что та треснула. — Это же семья.
Слово «семья» в тот момент звучало как приговор.
Ирина пыталась говорить. Сначала спокойно:
— Лёш, давай как-то ограничим. Ну хотя бы пусть предупреждают заранее.
Он улыбался:
— Да ладно тебе! Мама привыкла, что дом всегда открыт.
Потом уже жёстче:
— Лёша, я не нанималась обслуживать весь твой клан. Это моя квартира.
— Наша, — автоматически поправил он.
Она чуть не задохнулась от возмущения, но промолчала.
И вот однажды вечером, после особенно изматывающего нашествия родни, Ирина не выдержала. Села прямо на край дивана, руки дрожат, голос тоже.
— Слушай внимательно. Если ещё раз они придут без звонка — я уйду. Серьёзно, Лёш.
Он рассмеялся. Настоящим, громким смехом, будто она анекдот рассказала.
— Ир, ну ты чего! Ты же не обидчивая.
Она посмотрела на него и поняла: он реально не верит. Для него её усталость — это капризы. Для него её квартира — это общий зал для встреч. А она сама — бесплатный сервис.
Финал вечера был предсказуемым. В дверь снова позвонили. На пороге — Валентина Петровна с очередной племянницей.
— Мы тут на минутку, — бодро заявила свекровь и, не дожидаясь приглашения, прошла внутрь.
Ирина медленно закрыла глаза. Кажется, где-то внутри неё что-то сломалось.
После того вечера Ирина словно разделилась на две половины. Одна — механическая, которая продолжала готовить, убирать, стирать, встречать гостей и мыть за ними горы посуды. Другая — молча кричала внутри: «Ты что делаешь, зачем терпишь?» Но голос этот тонул в ежедневной рутине.
Алексей ходил на работу, приходил усталый, садился к телевизору и включал свои бесконечные футбольные матчи. «Мне тоже тяжело», — любил он повторять, когда она робко пыталась поговорить о своём.
Тяжело. Ему. Который максимум мусор выносит.
Валентина Петровна обосновалась в их квартире как у себя дома. Она могла прийти в обед, включить чайник и громко сказать:
— Ирочка, а чего у тебя опять грязновато? Я вот в твои годы мыла полы каждый день.
Ирина стискивала зубы. Грязновато. После того, как вчера здесь сидело пятнадцать человек до полуночи, а она до трёх ночи драила плиту.
— Я на работе, устаю, — попыталась оправдаться Ирина.
— А кто не устает? — снисходительно махнула рукой свекровь. — Ты же женщина, у тебя обязанность — создавать уют.
Слово «обязанность» ударило в висок.
Перелом случился в день рождения Алексея.
Сначала всё вроде шло тихо: она купила торт, сделала салат, приготовила курицу. Считала, что будет маленький ужин для двоих. Но вечером в дверь позвонили — и в квартиру снова ввалились человек десять. Валентина Петровна сияла:
— Ну как же день рождения сына — без родни? Мы все пришли поздравить!
Ирина молча поставила дополнительные тарелки. На лице застыла улыбка, но руки действовали как автомат. Она нарезала хлеб, открывала банки, ставила на стол.
А внутри было пусто.
— Ир, ну ты чего такая хмурая? — Алексей уже после третьего тоста пытался приобнять её за талию.
— Я устала, — коротко ответила она.
— Да ладно тебе, ну один раз в году же! — он махнул рукой и вернулся к гостям.
Один раз в году. Только этот «раз» случался каждую неделю.
Когда гости наконец разошлись, кухня выглядела так, будто здесь прошёл ураган. Запах табака, липкий стол, пятна вина на скатерти. Алексей завалился спать. А Ирина стояла с губкой в руке и чувствовала, что сейчас или разревётся, или разобьёт всё вокруг.
В этот момент дверь снова скрипнула. Валентина Петровна вернулась.
— Ирочка, я тут забыла шарф, — сказала она и, проходя мимо, кинула взгляд на гору посуды. — Ну что, не убрала ещё?
Ирина резко поставила тарелку в раковину так, что та треснула.
— Я не уборщица! — выкрикнула она, даже не осознавая, что голос сорвался на крик.
Свекровь прищурилась.
— Тише, девочка. Уборщица — нет. Жена. А это гораздо серьёзнее.
Ирина в этот момент почувствовала, что если не выйдет, то начнёт кидаться чем попало.
На следующий день она собрала чемодан. Не всю квартиру — только самое необходимое: одежду, документы, ноутбук. Сидела на кровати, застёгивала молнию и дрожала.
Алексей вошёл в комнату, уставился.
— Ты чего? — он искренне не понял.
— Я ухожу, — спокойно сказала Ирина.
Он расхохотался.
— Ты серьёзно? Из-за посуды? Ир, ты с ума сошла.
Она посмотрела на него долгим взглядом: усталым, тяжёлым.
— Не из-за посуды. Из-за тебя.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент чемодан громко щёлкнул замком. Этот звук оказался громче любых слов.
Она ушла к подруге. Маленькая двушка в спальном районе показалась ей раем: тихо, никто не лезет, никто не командует. Подруга налила вина, выслушала молча и только сказала:
— Ты ещё долго терпела.
А Ирина сидела с бокалом и впервые за долгое время дышала свободно.
Но Валентина Петровна не собиралась сдаваться. Уже на следующий день начались звонки. Сначала Алексей:
— Ир, ну вернись. Мама переживает.
— Я тоже переживаю, — ответила она.
Потом сама свекровь:
— Девочка, ты что удумала? Куда ты собралась? У тебя муж! Дом! Обязанности!
Ирина слушала и чувствовала, как в груди нарастает твёрдое решение.
Они не понимают. Или не хотят понять.
Ирина жила у подруги почти месяц. Ночами спала крепко, без привычного шума и запаха чужих тел в её квартире. Днём ходила на работу, вечерами болтала с подругой на кухне. И впервые за долгое время чувствовала себя человеком.
Алексей звонил всё реже. Сначала каждый день — «Вернись, без тебя пусто». Потом — через день, уже раздражённо: «Ты ведёшь себя как ребёнок». В конце концов, звонки стали редкими, как будто он тоже начал привыкать.
Но вот однажды в воскресенье он всё-таки объявился у порога подругиной квартиры. Стоял с букетом роз и виноватым видом.
— Ир, ну хватит. Пойдём домой.
— Домой? — она чуть усмехнулась. — В проходной двор?
Он нахмурился.
— Ну ты же понимаешь, это же семья. Мама, тётя Галя… У нас так всегда было.
— У вас. Не у меня, — подчеркнула она.
Он переминался с ноги на ногу, не знал, куда деть руки.
— Ну а что мне делать? Мама обижается. Она говорит, что ты нас стыдишь перед роднёй.
Ирина почувствовала, как внутри всё похолодело.
— Лёш, ты сейчас всерьёз? Ты выбираешь между мной и твоей мамой?
— Я не выбираю, — торопливо сказал он. — Я просто… Я хочу, чтобы всё было как раньше.
Она смотрела на него долго. Перед ней стоял взрослый мужчина лет тридцати, но выглядел он в этот момент как мальчишка, потерянный и испуганный. Только вот беда — мальчишка не вырос.
— Как раньше не будет, — сказала она тихо, но твёрдо. — И я домой не вернусь.
Он открыл рот, чтобы возразить, но тут же захлопнул. Увидел в её глазах что-то новое, чего раньше не было. Решимость. И понял — спорить бессмысленно.
— Ты сама всё разрушила, — пробормотал он и ушёл, оставив на пороге нелепый букет.
Через неделю Ирина подала на развод. Квартира была её по документам, поэтому никаких юридических битв не предстояло. Алексей ещё пару раз писал сообщения — короткие, сухие: «Ну ты и упрямая». Потом исчез.
Валентина Петровна позвонила последний раз. Голос её дрожал от злости:
— Девочка, ты думаешь, ты победила? Ты лишила моего сына семьи!
Ирина усмехнулась.
— А может, я подарила ему то, чего он хотел всегда, — оставаться с мамой.
Свекровь захлебнулась воздухом, и звонок оборвался.
Прошёл месяц. Ирина сидела в своей кухне. Чистой, тихой, белой, как новая страница. В руках у неё была чашка кофе — горячего, крепкого, ароматного.
Она смотрела в окно на серый двор, на детвору с мячом и на женщин с сумками из «Пятёрочки». Мир был обычный. Но внутри впервые было спокойно.
Да, она осталась одна. Но впервые за долгое время — свободная.
И самое главное — она вернулась к себе домой. Настоящему. Без проходного двора, без чужих рук, без навязанной «обязанности».
Она сделала глоток и улыбнулась.
— Правильно сделала, — сказала она вслух и повернула страницу своей жизни.
Конец.