Марина сидела на кухне, перед ней остывал чай, а ноутбук с торчащим из бокового порта зарядником уже час как показывал один и тот же файл: «Квартальный отчёт». Цифры скакали перед глазами, но мысли застряли совсем в другом месте. Точнее — в коридоре. Там, у вешалки, всё ещё висела чужая куртка: мужская, потрёпанная, с выцветшей молнией. Михаил приходил «просто поговорить», а оставил запах дешёвого одеколона и вот это тряпьё, как символ того, что он и его мама считают: дом — общий, не важно, что развод оформили ещё весной.
Марина посмотрела на чай, покачала головой и хмыкнула:
— Ну да, «общий». Развод — бумажка, наследство — «семейное», а я, выходит, квартирная ведьма, которая всех выгнала, — пробормотала она вполголоса, чувствуя, как внутри медленно набирает обороты раздражение.
За последние полгода жизнь изменилась кардинально. Тётка — мамина сестра, добрая, хоть и строгая женщина — оставила Марине двухкомнатную квартиру в наследство. Своих детей у неё не было, так что всё досталось племяннице. И вот с тех пор начались эти странные паломничества: бывший муж то с мамиными аргументами, то один, то с укоризненной миной, мол, «как ты могла так поступить».
В дверь позвонили. Звонок был короткий и настойчивый, характерный — как барабанный бой перед наступлением. Марина знала: это Светлана Петровна.
— Ну, здравствуйте, хозяйка жизни, — протянула свекровь, переступив порог без приглашения. В руках пакет с продуктами, на лице — улыбка, больше похожая на оскал. — Я к вам с добрыми намерениями.
Марина внутренне скривилась. «Добрые намерения» от Светланы Петровны обычно означали длинную лекцию о том, как правильно жить.
— Заходите, раз уж пришли, — сухо сказала она и отвернулась к плите, хотя в кастрюле пусто.
Свекровь сняла пальто, повесила его рядом с той самой курткой Михаила. Молча посмотрела на ряд крючков и заметила, как бы между прочим:
— Видишь, как у нас тут тесновато. А ведь двушка просторная. Если правильно распределить комнаты, всем хватит.
Марина резко подняла голову:
— Кому — всем?
Светлана Петровна села за стол, достала из пакета булку и нож, как будто она тут главная:
— Михаилу нужна своя комната. Он ведь мужчина, ему порядок нужен. А я поживу в маленькой, временно, пока свою продам. Потом разъедемся.
— А ничего, что квартира — моя? — голос Марины сорвался.
Свекровь вздохнула театрально, словно разговаривает с неразумным ребёнком:
— Ну, юридически, может, и твоя. Но вы же семья были, десять лет! Как это — выгнать сына и мать? Что люди скажут? Хорошо устроилась, ничего не скажешь!
Марина сжала кулаки под столом. В груди стучало: «Не смей, не смей меня шантажировать чужим мнением».
В этот момент появился Михаил. Он открыл дверь своим ключом (надо было давно поменять замки!) и вошёл, как к себе домой:
— Привет. Я ненадолго.
Марина выпрямилась, поставила чашку в раковину с таким звуком, что даже свекровь вздрогнула.
— Михаил, объясни маме, что у неё и у тебя тут нет никаких прав.
Он почесал затылок, изобразив вечного страдальца:
— Мариш, ну зачем ты так резко? Никто же не враг тебе. Мы просто хотим по-человечески договориться. Все терпят ради семьи.
— Все? — переспросила она и рассмеялась, но смех прозвучал зло. — Все — это я? Терпела десять лет, пока вы с мамой решали, где мне стоять и что говорить?
Светлана Петровна встряла:
— Не передёргивай. Мы желаем тебе добра. Ты губишь жизнь моему сыну! У тебя всё есть: квартира, работа. А он что? Ты его бросила!
— Это моё наследство! — Марина подняла голос, и на секунду кухня оглохла от её крика. — Моё! И хватит сюда ходить, как к себе!
Повисла пауза. Михаил пожал плечами, будто разговор его утомил. Светлана Петровна медленно отложила нож, глаза сузились:
— Значит, так. Мы всё равно будем жить здесь. Закон на нашей стороне.
Марина резко встала, стул скрипнул. В этот момент внутри неё что-то щёлкнуло. Она уже не пыталась держать лицо или быть «удобной».
— Вон из моей квартиры! Сейчас же.
— Ты с ума сошла? — Михаил вытянул руки вперёд, будто пытаясь её остановить.
— Вон! — повторила Марина, и голос её был стальным.
Светлана Петровна поднялась, собрала пакет, но бросила напоследок:
— Ты ещё пожалеешь. Ты думаешь, наследство тебя спасёт? Мы своё заберём.
Дверь хлопнула так, что на полке задребезжал стакан. Марина осталась одна. Руки дрожали, дыхание сбилось. Она медленно опустилась на стул и впервые за долгое время позволила себе расплакаться.
Марина в тот вечер долго ходила по квартире кругами, как зверь в клетке. Хотелось схватить отвёртку и поменять замки немедленно, но было поздно, магазины закрыты. А утром — работа, бухгалтерия не простит опозданий. Она уснула под утро, с твёрдым решением: хватит быть хорошей девочкой.
Но жизнь, как всегда, решила по-своему.
Через три дня, когда Марина вернулась с работы, дверь в квартиру оказалась открыта. На кухне стояла Светлана Петровна, в резиновых перчатках, с мокрой тряпкой в руках. На плите шипела сковорода, пахло пережаренным луком.
— Что вы тут делаете? — голос Марины прозвучал так, что даже кошка, забежавшая в прихожую, замерла.
Свекровь обернулась с видом победительницы:
— Навожу порядок. Всё равно жить вместе будем, так лучше сразу привыкать.
— Вы сюда как попали? — Марина заметила ключ на столе. Старый, «свадебный». Значит, Михаил дал.
И тут, словно по сигналу, в прихожей зашуршали пакеты. Михаил притащил целую охапку вещей: спортивные штаны, какой-то телевизор, коробки.
— Мариш, ну ты не кипятись, — начал он своим вечным примиряющим тоном. — Я вещи завёз, чтоб потом не таскать по сто раз. Всё равно жить вместе будем.
Марина замерла, прижав руку к косяку.
— А кто вас сюда звал?
Светлана Петровна откинула перчатки в раковину:
— Дочка, ну не будь ты эгоисткой. Мы семья, а семья должна держаться вместе.
Марина в этот момент почувствовала, как поднимается волна злости.
— Какая ещё семья? Вы забыли? Развод! Я больше вам никто.
Михаил сложил руки на груди, глядя снисходительно:
— Юридически — да. Но по-человечески...
— По-человечески ты мне изменял, пока твоя мама делала вид, что не замечает, — выпалила Марина, и в кухне стало так тихо, что тикание часов прозвучало, как выстрел.
Михаил дёрнулся, свекровь зашипела:
— Ты врёшь! Мой сын святой!
— Святой с любовницей в соседнем районе, — Марина усмехнулась, чувствуя, что её наконец-то прорывает. — И хватит мне устраивать цирк.
Она подошла к коробкам, резко толкнула одну ногой. Коробка с хлопком упала и расплескала по полу мужские носки и футболки.
— Собирай обратно. И вон!
Михаил вспыхнул:
— Ты что, совсем с ума сошла?!
— Нет, я пришла в себя, — сказала Марина тихо, но твёрдо.
И тут свекровь кинулась вперёд. Схватила Марину за руку, сжала пальцы, как клещи:
— Не смей так с моим сыном разговаривать!
Марина резко выдернула руку, и та оставила красные следы. Она подняла ладонь — и впервые в жизни дала свекрови пощёчину. Громко, звонко. На секунду в кухне застыла сцена из дешёвого сериала: Светлана Петровна с открытым ртом, Михаил с вытаращенными глазами, Марина — с трясущимися руками, но наконец-то без страха.
— Ещё раз тронете меня — заявление в полицию, — сказала она.
Михаил схватил мать за плечи, шепнул что-то ей, но та всё равно выкрикнула:
— Мы своё заберём! Через суд! Ты думаешь, умная? Думаешь, бумажка спасёт?
— Думаю, закон спасёт, — Марина открыла дверь и показала на лестничную клетку. — Вон отсюда. Сейчас же.
Они ушли, громыхая пакетами, но пообещали вернуться.
Марина закрыла дверь, проверила замок, и, дрожа от адреналина, набрала номер знакомого юриста. Голос дрожал, но слова звучали чётко:
— Мне нужна помощь. Они пытаются отнять моё наследство.
Дальше началась долгая неделя. Михаил звонил каждый вечер, то умоляя «начать всё заново», то угрожая, что «выселит её через суд». Светлана Петровна присылала длинные смс с цитатами о долге жены и матери. А на работе Марина всё чаще ловила себя на том, что сидит, уставившись в экран, и не видит цифр.
В пятницу вечером, возвращаясь с работы, она увидела возле подъезда Андрея — коллегу из соседнего отдела. Он держал в руках пакет с фруктами и выглядел растерянно.
— Марин, ты сама не своя. Я тут… подумал… может, тебе помощь нужна?
Она хотела отмахнуться, но вдруг поняла: впервые за много лет рядом стоит человек, который спрашивает, как у неё дела, а не диктует, что она должна делать.
И хотя помощь тогда она не приняла, в голове мелькнула мысль: «А может, не всё так безнадёжно?»
Но до надежды было далеко.
В воскресенье Михаил снова явился. На этот раз с громким стуком и с чемоданом.
— Всё, я переезжаю, — объявил он с порога. — Я имею право.
Марина устало улыбнулась, но внутри что-то оборвалось. Она молча подошла к дверям, схватила чемодан и со всей силы вышвырнула его на лестницу. Чемодан раскрылся, одежда посыпалась по ступеням.
— Ты ненормальная! — заорал Михаил.
— Наконец-то, — ответила Марина. — Иди к адвокату.
Он замахнулся, но тут же опустил руку. Только плюнул в сторону и ушёл, хлопнув дверью так, что в коридоре осыпалась штукатурка.
Марина стояла и смотрела на закрытую дверь. Она знала: назад дороги нет.
И именно в этот момент внутри появилось странное спокойствие. Решение было принято: если придётся — она пойдёт до конца.
После той сцены с чемоданом наступило затишье. На неделю. Марина даже начала верить, что, может, они сдались. Квартира наполнилась тишиной, пахло свежим кофе по утрам и апельсинами — Марина специально ставила на стол вазу с фруктами, чтобы гнать ощущение пустоты. Она даже встретилась с Андреем — они сходили в кафе, где впервые за долгое время она смеялась без напряжения.
Но сказка длилась недолго.
В субботу утром в дверь позвонили. Долго, настойчиво. Марина открыла — на пороге стоял Михаил в сопровождении матери и… судебного пристава.
— Мы по решению суда, — торжественно произнесла Светлана Петровна, размахивая какой-то бумагой.
Марина выдохнула и отстранилась. Пристав вошёл, вежливо поздоровался, но сразу пояснил:
— Это только определение о принятии иска. Никто никого не выселяет. Пока — разбирательство.
Михаил хмыкнул:
— Видишь? Всё равно твоё счастье ненадолго.
Светлана Петровна пошла дальше по квартире, открывая двери, заглядывая в комнаты.
— Вот здесь я сделаю себе спальню. Здесь сыну рабочий кабинет. А ты, Марина, раз уж ты такая гордая, можешь кухню занимать.
Марина стояла посреди комнаты и вдруг почувствовала, что её трясёт не от страха, а от злости.
— Вон отсюда. Оба. С решением суда или без — пока оно не вступило в силу, вы для меня чужие.
— Ты пожалеешь, — прошипела Светлана Петровна. — Мы тебя раздавим.
Пристав, похоже, понимал, что происходит, и вежливо попросил всех разойтись. Марина закрыла дверь и села на диван. Слёзы жгли глаза, но в груди крепло твёрдое: «Я не отдам».
Суд длился три месяца. Михаил требовал признать квартиру совместно нажитым имуществом. Юрист Марины уверенно ткнул в бумаги: наследство, полученное после развода, никакого отношения к браку не имеет.
Светлана Петровна сидела на заседаниях с обиженным лицом и каждую паузу шипела:
— Всё равно ты ничего не добьёшься. Женщины без мужика ничто.
Марина научилась не реагировать. В зале суда она сидела ровно, как на экзамене, и молча держала документы в руках. И когда судья наконец объявил решение: квартира остаётся за ней, — она впервые за долгое время улыбнулась искренне.
Вечером того же дня они с Андреем отмечали победу бутылкой недорогого шампанского. На столе — простая закуска, смех, лёгкость. И вдруг в дверь снова позвонили.
Марина открыла — и увидела Светлану Петровну. Одна. Бледная, глаза горят.
— Ты думаешь, ты выиграла? Ты моего сына в гроб загнала! Он пить начал из-за тебя! У него жизнь сломана!
Марина устало покачала головой.
— Это его выбор. И твой. Вы всю жизнь искали виноватых, кроме себя.
Светлана Петровна шагнула ближе, почти вплотную:
— Я тебе не прощу. Никогда.
— А я вас — отпускаю, — сказала Марина твёрдо и закрыла дверь.
Андрей подошёл, обнял её за плечи. Марина впервые за долгие годы почувствовала себя дома. По-настоящему.
Жизнь без постоянной критики и упрёков оказалась намного ярче и интереснее.
Финал.