Галина стояла у окна своей квартиры и смотрела на пустынный двор. Муж с детьми уехал к его матери в деревню, целых три недели свободы впереди. Казалось бы, редкая возможность выспаться, заняться собой, сходить в кино или почитать книги. Но вместо радости Галя чувствовала странную пустоту. Дом без детского смеха и суеты показался ей холодным и чужим.
На кухне она включила кофемашину, любимую привычку начинать день с ароматного капучино никто не отменял. Однако машина издала скрежет, пискнула и замолкла. Галина нахмурилась, нажала кнопку снова, постучала по корпусу, но безрезультатно.
— Вот те на… — пробормотала она. — И что теперь?
Галя не привыкла заниматься ремонтом техники сама. Обычно этим занимался муж, Егор, но сейчас его не было. Она вспомнила, что в соседней квартире живет Николай, мужчина лет сорока пяти, крепкий, работящий, часто помогал жильцам по мелочам: то проводку проверит, то кран подкрутит.
«Может, и кофемашину починит», — подумала Галя и, поколебавшись минут пять, все-таки накинула легкий кардиган и вышла в коридор.
У двери Николая она постучала несмело. Дверь открыл сам хозяин, в домашних спортивных штанах и футболке.
— О, Галина, здравствуйте, — улыбнулся он. — Что-то случилось?
— Да вот… кофемашина у меня сломалась. Может, посмотрите? Я слышала, вы мастер на все руки.
Николай хмыкнул и сказал:
— Давайте занесу к себе, посмотрю. Может, несложно.
Они вместе перетащили технику в его квартиру. Коля поставил машину на стол, покрутил, открыл корпус, что-то проверил.
— Дело-то мелкое, но детали нужно заказать, — сказал он. — Через пару дней будет готова.
Галя облегченно вздохнула:
— Спасибо вам большое. А то я без кофе как без рук.
— Ну что вы, не проблема, — отмахнулся сосед. — Зайдете через два дня.
Два дня пролетели в тишине. Галя привыкла, что утром в доме шумят дети, муж просит завтрак, все бегают. А тут только она и звуки телевизора. Иногда казалось, что квартира слишком велика для одной.
В назначенный день она снова постучала к Николаю. Тот встретил её радушно, пригласил в квартиру. На столе в гостиной уже стояли тарелки, закуски, даже бутылка вина.
— Вот ваша красавица, — показал он на сияющую чистотой кофемашину. — Работает как новая.
Галя улыбнулась:
— Спасибо! Сколько я вам должна?
— Ничего не надо, — махнул рукой Коля. — Просто составьте компанию. Жена сейчас в больнице, а одному ужинать скучно.
Галина замялась, но аромат жареной картошки и свежих овощей ударил в нос. Она вспомнила, что дома у неё только бутерброды и йогурты.
— Ну… если вы настаиваете, — тихо сказала она. Они сели за стол. Николай налил вина, поднял бокал:
— За соседское дружеское сотрудничество.
— За вас, — улыбнулась Галя.
Первые минуты они разговаривали о пустяках: о погоде, о ремонте в подъезде, о ценах в магазине. Постепенно разговор стал теплее, смех звучал чаще. Галя заметила, что ей приятно находиться рядом с Николаем: он слушал внимательно, смотрел прямо в глаза, и в его взгляде не было раздражения или усталости, как часто бывало у её мужа.
— А где ваша жена, если не секрет? — осторожно спросила Галя.
Николай вздохнул, опустил глаза.
— В больнице. На сохранении лежит. У нас должен быть ребёнок, но есть угроза. Вот и лежит там уже второй месяц. Я езжу, конечно, навещаю… но домой прихожу, а тут пусто.
Галя сочувственно произнесла:
— Тяжело, конечно.
Николай замолчал, потом неожиданно коснулся её руки.
— Простите. Не знаю, почему я вам всё это рассказываю. Наверное, просто давно не было рядом человека, которому можно выговориться.
Галя не отдёрнула руку. Ей самой давно не хватало внимания, нежности, слова, сказанного не в спешке и не с раздражением. Всё произошло как будто само собой: они ещё немного посидели, потом Николай вдруг обнял её, и она не сопротивлялась.
Поздно вечером, возвращаясь в свою квартиру, Галина никак не могла прийти в себя. В голове шумело, сердце колотилось. «Как же так получилось? — думала она. — Я ведь замужем, у меня дети…»
Но рядом тут же всплывал образ Николая, его крепкие руки, его нежный голос. И внутри поднималось странное чувство: и вина, и сладкое волнение одновременно.
Она знала, что переступила опасную грань, но остановиться не смогла.
Сначала Галина пыталась убедить себя, что та ночь была случайностью. «Ну, выпили вина, разговорились, потянуло друг к другу. С кем не бывает», — оправдывала она себя, пока готовила утром овсянку. Но на душе было тревожно: где-то в глубине она знала: всё только начинается.
Николай позвонил через два дня.
— Галя, — сказал он мягко, — у меня тут телевизор барахлит, может, посидим вместе, поболтаем? Мне приятней в вашей компании провести время, чем заниматься ремонтом телевизора.
Она прикусила губу. Сказать «нет» — значит оборвать то, что уже возникло между ними. Сказать «да»… шагнуть ещё глубже в запретное.
— Хорошо, зайду вечером, — почти шёпотом ответила она.
Так и закрутилось. Сначала редкие вечера, потом почти через день. Галина ловила себя на том, что ждёт его звонка, думает о том, что надеть, чтобы выглядеть привлекательнее. Егор с детьми были далеко, и совесть будто временно притупилась.
Они не скрывались слишком сильно. Николай встречал её у подъезда, иногда провожал до квартиры. Соседи, конечно, всё видели. В панельном доме ничего не утаишь: кто во сколько вышел, кто к кому заходил, обсуждается у лавочки, как последние новости.
Однажды Галя возвращалась вечером от Николая. Она старалась идти спокойно, не спеша, но сердце колотилось. На лестничной площадке её перехватила соседка Зинаида, сухощавая женщина с острым языком, которая жила на первом этаже.
— Галь, — протянула она с прищуром, —что-то ты к Коле зачастила.
Галина вспыхнула и попыталась улыбнуться:
— Да он помогает мне по дому. Кран у меня тек, телевизор что-то не показывал…
— Помогает, значит, — протянула Зинаида, скрестив руки. — А ты что в его квартире ремонтируешь? Постель, что ли?
Галина замерла. Её обдало жаром, в груди всё сжалось.
— Да что вы такое говорите, Зинаида Петровна! — возмутилась она, пытаясь придать голосу твёрдость. — Сосед просто выручает.
— Ага, — фыркнула та. — Смотри у меня. Я твоему Егору всё расскажу, когда вернётся. Нечего людей позорить.
Галина шагнула к двери, еле сдерживая слёзы. «Вот же змея, — думала она. — Ничего ещё толком нет, а уже языком чешет…» Но внутри она знала: всё есть, и это уже не скроешь.
С Николем же она чувствовала себя иначе, свободной, нужной.
— Ты у меня особенная, — говорил он, обнимая её. — С тобой легко. Я давно так не смеялся.
Галя закрывала глаза и верила. Ей нравилось ощущать себя женщиной, желанной, а не просто «мамой детей и хозяйкой дома».
Однажды она всё-таки заговорила о его жене:
— Коль, а как же она? В больнице лежит, ждёт ребёнка. А мы…
Николай тяжело вздохнул и сел на край дивана.
— Знаю, Галя. Но ты пойми: я с ней живу как с чужой. Всё ради ребёнка, но между нами давно ничего нет. С тобой я живой. —Он говорил искренне, и Галя хотела верить.
Слухи тем временем росли. На лавочке у подъезда женщины перешёптывались, стоило ей пройти мимо. Кто-то перестал здороваться. На работе тоже начали косо смотреть: коллега Ленка прямо спросила за обедом:
— Галь, а это правда, что ты с соседом крутишь?
Галина захлебнулась супом и покраснела.
— Да глупости это, — пробормотала она. — У людей языки чешутся, им нечем заняться. Но разговоры не прекращались.
Однажды вечером, когда Галя снова вышла от Николая, её догнала соседка с пятого этажа, Валентина.
— Галька, — сказала она серьёзно, — остановись. Ты думаешь, это всё тихо? Да весь дом уже судачит. Муж вернётся, беды не оберёшься.
— Валя, не лезь, — резко ответила Галя. — Это моя жизнь.
— Твоя-то твоя, — покачала головой Валентина. — А дети? Ты подумай о них.
Галина отвернулась и поспешила домой. Но слова Валентины долго звенели в голове. Она пыталась отмахнуться, мол, всё уляжется, когда вернётся Егор, она будет вести себя приличнее. Но сердце тянуло к Николаю, и отказаться она не могла.
— Ты боишься? — спросил Николай однажды, когда она в нерешительности сидела на диване.
— Боюсь, — честно призналась Галя. — Боюсь, что всё это выйдет наружу. Люди уже шепчутся.
Николай обнял её за плечи.
— Плевать на людей. Живём один раз. Главное… что у нас с тобой все замечательно. —Галя прижалась к нему и почти поверила.
Тем временем дни летели. До возвращения Егора с детьми оставалась неделя. И чем ближе становился этот срок, тем сильнее в душе Галины переплетались радость и страх. Она любила своих детей, скучала по ним. Но теперь каждый раз, глядя на них мысленно рядом с отцом, понимала: её жизнь уже не будет прежней.
Август выдался жарким. Галина почти не находила себе места: дни тянулись мучительно медленно. Осталось всего два дня до возвращения Егора и детей. Она пыталась навести порядок в квартире: вымыла окна, перестирала бельё, даже испекла пирог, чтобы встретить семью как положено. Но в груди всё равно копошился липкий страх.
— Может, и пронесёт, — говорила она себе, складывая аккуратно детские игрушки в коробку. — Ну пошепчутся люди, ну и что? Главное, чтобы Егор не поверил…
Но совесть не давала покоя. Она уже не могла смотреть в зеркало спокойно: в глазах читалось то, чего нельзя было скрыть, измена.
Вечером, накануне приезда семьи, она зашла к Николаю. Хотела попрощаться, сказать, что теперь всё должно закончиться. Но стоило ему открыть дверь, как её решимость испарилась. Он улыбнулся, пододвинул к столу стул.
— Садись. Не последний раз видимся.
— Коль… — начала она. — Егор завтра вернётся. Мы больше не можем.
— Может, и вернётся, — ответил он спокойно, наливая вино в бокал, — но ты думаешь, всё можно перечеркнуть? Мы же не просто так встречались.
Галина прикусила губу, опустила глаза. Она понимала, что сказать «нет» окончательно у неё не хватает сил.
На следующий день Егор с детьми приехал ближе к вечеру. Двор сразу ожил: дети радостно носились по площадке, соседи улыбались, здоровались. Галя выскочила им навстречу, обняла сына и дочку, прижимая к себе так, будто боялась потерять навсегда.
— Мамочка! — закричала дочка. — Мы по тебе скучали!
Галя задыхалась от счастья, но когда встретилась взглядом с мужем, внутри всё похолодело. Егор смотрел на неё настороженно, словно что-то уже знал.
— Ну что, — сказал он сухо, — домой?
В квартире Егор молча поставил сумки. Дети побежали в свои комнаты, а он сел на диван, сцепив руки.
— Галя, — сказал он ровно, но в голосе звенела сталь, — что это мне соседи тут рассказывали?
Галина вздрогнула.
— Что… рассказывали? — спросила она сдавленным голосом.
— Что ты с Колей с третьего этажа у них на глазах крутишь. В его квартире ночами торчишь. Это правда?
Галя почувствовала, как ноги становятся ватными.
— Егор, да ты что… люди болтают всякое. Я только кофемашину носила, да пару раз он помог…
Вдруг дверь приоткрылась, и вошла Зинаида. Она будто специально ждала момента.
— Егор, не верь ей! — сказала она резко. — Я сама видела, как она к нему ходила. Ночи напролёт у него сидела.
— Да что вы себе позволяете! — вскрикнула Галя, но голос её дрогнул.
Егор вскочил с дивана.
— Всё ясно, — произнёс он, и глаза его потемнели. — Собирай вещи. Выметайся.
— Егор, пожалуйста! — Галя бросилась к нему, хватала за руки. — Это ошибка, глупость, я… я больше не буду! Дети…
Он резко отдёрнул руки.
— Дети остаются со мной. Ты им уже не мать.
Эта ночь превратилась для Галины в кошмар. Она сидела на кухне и плакала, а Егор в другой комнате разговаривал с детьми. Потом он вызвал такси и буквально выставил её за дверь с сумкой.
— Не смей приходить сюда без моего разрешения, — сказал он холодно. — Я подам в суд. И свидетелей у меня хватает.
Суд действительно состоялся быстро. Соседи один за другим подтверждали, что Галина часто бывала у Николая, видели их вместе поздно вечером. Зинаида выступала особенно активно, будто получала удовольствие от происходящего.
Хуже всего было слушать собственных детей. Судья мягко спросила у них, с кем они хотят остаться. Сын сжал кулаки и сказал:
— С папой.
Дочка расплакалась, но тоже шепнула:
— С папой.
У Галины сжалось сердце. Она протянула к ним руки:
— Детки, милые, я вас люблю! Пожалуйста, не оставляйте маму…—Но их уже увели в коридор.
Решение суда оказалось для неё сокрушительным: дети оставались с Егором, ей определили только один день в неделю для встреч.
Когда объявили вердикт, Галя сидела, не моргая, будто всё вокруг происходило не с ней. Только когда судья закрыл папку, она разрыдалась.
— Это несправедливо… — всхлипывала она. — Я же их мать…—Но никто не слушал.
В это время и в семье Николая случилась беда. Его жена, узнав об измене, потеряла ребёнка. Лежа в палате, она отказалась возвращаться домой.
— Не хочу больше видеть тебя, — сказала она Николаю, отвернувшись к стене.
Он пришёл к Гале, опустив плечи.
— Вот так, — произнёс он мрачно. — Всё рухнуло. У меня больше нет семьи.
Галя сжала голову руками.
— Господи, Коль… что же мы наделали?
Он подошёл ближе и тихо сказал:
— Мы есть друг у друга. Мы можем всё начать сначала. Объединимся.
Она посмотрела на него глазами, полными слёз. Когда-то эти слова согрели бы её сердце. Но теперь они звучали как приговор.
— Коля… — прошептала она. — Я всё потеряла. Дети со мной не живут, Егор никогда не простит. На работе косо смотрят, соседи плюются. Я не могу дальше так.
Она отвернулась. Николай молча сидел рядом, но понимал: между ними уже не любовь, а только общий позор.
После суда жизнь Галины словно раскололась на «до» и «после». Раньше дом был наполнен голосами детей, запахом ужина, привычными заботами. Теперь же съемная квартира встретила её тишиной и пустотой.
Она сидела на кухне, смотрела в окно и не знала, чем заняться. Работать через силу ходила, но и там чувствовала на себе взгляды коллег. Разговоры смолкали, когда она входила в комнату. На обеде к ней почти никто не садился.
Однажды она не выдержала и спросила у коллеги Лены:
— Лена, скажи честно, все обо мне судачат?
Лена пожала плечами и вздохнула.
— Ну, Галь… понимаешь, люди же всё видят. Ты с соседом-то не слишком скрывалась.
Галина опустила голову.
— Но это моя личная жизнь…
— Личная… личная, — мягко ответила Лена, — но у тебя дети. А теперь они с мужем. Народ не прощает такого.
Галина с трудом сдержала слёзы и больше не стала заводить разговоров.
С детьми её встречи превратились в пытку. Суд определил один день в неделю, обычно по субботам. Она приходила к Егору домой, а он встречал её холодным взглядом и, не говоря лишнего слова, открывал дверь.
— Только до семи вечера, — напоминал он строго.
Дети бросались к ней, радостно обнимали. Но Галя чувствовала, что что-то изменилось. Сын стал серьёзнее, смотрел на неё с недоверием.
— Мам, а правда, что ты нас не хотела? — как-то спросил он вдруг.
Галина ахнула и схватила его за руку.
— Сашенька, что ты такое говоришь! Я всегда вас хотела, всегда люблю вас!
— А папа сказал, что ты теперь другая, — сказал он тихо.
Галя задыхалась от боли. Она гладила его по голове, повторяла:
— Не верь никому. Ты и Настя — самое дорогое у меня в жизни. —Но понимала: вернуть доверие детей будет очень трудно.
С Николаем их связь тоже вскоре оборвалась. Они всё реже виделись, разговоры становились сухими. Однажды он сказал, не поднимая глаз:
— Галя, я устал. У меня всё разрушено, у тебя тоже. Мы только добиваем друг друга.
— Ты прав, — ответила она, отвернувшись. — Нам лучше не встречаться. —И он ушёл.
Оставшись одна, Галина пыталась найти смысл хотя бы в работе, в книгах, в редких прогулках. Но чаще всего сидела вечерами на кухне, обхватив кружку чая, и думала, как одна ошибка может перевернуть жизнь.
Она встречала Зинаиду в магазине, та лишь фыркала и отворачивалась. Валентина иногда говорила тихо:
— Галя, держись. Всё равно жизнь идёт. —Но эти слова не грели.
Как-то после встречи с детьми она шла домой вместе с дочкой. Девочка держала её за руку и болтала без умолку о школе. У подъезда Егор позвал дочку:
— Настя, иди домой.
Та обняла маму и побежала к отцу.
— Мамочка, я тебя люблю! — крикнула она напоследок.
Галя махнула рукой и, когда дверь за ними закрылась, не выдержала, присела прямо на лавочку и разрыдалась.
— Господи, за что… — шептала она. — Я всё потеряла.
На работе начальник вызвал её к себе.
— Галина Сергеевна, — сказал он осторожно, — вы раньше были одной из лучших сотрудниц. Но сейчас постоянные опоздания, усталый вид. Что с вами?
— Всё нормально, — соврала она, глядя в пол.
— Я не влезаю в личную жизнь, — продолжал он, — но люди шепчутся. Понимаете, у нас работа с клиентами, а имена у нас должны быть чистыми.
Галина пригнулась, чувствуя, как стыд сдавливает горло.
Однажды вечером позвонила мама.
— Доченька, — сказала она тревожно, — я слышала, что у вас с Егором всё плохо. Что случилось?
Галя не выдержала и разрыдалась в трубку.
— Мам, я глупая… я всё разрушила. У меня никого больше нет.
Мать вздохнула тяжело.
— Ну что ж ты натворила, Галка… Дети — самое святое. А ты за минутную слабость всё потеряла.
— Я знаю, мам, — рыдала Галя. — Я сама себе этого никогда не прощу.
Прошли месяцы. Галина продолжала встречаться с детьми по субботам. Каждый раз она старалась приготовить для них что-то вкусное, сводить в парк или кино. Но возвращаясь в пустую квартиру, чувствовала, что живёт будто на обломках прежней жизни.
Она понимала: назад дороги нет. Егор её не простит. Дети со временем, может, поймут, но сейчас они растут рядом с отцом. А она осталась одна.