Найти в Дзене
Philosophy of Califon W.

Аутентичность для-себя

Бытие для-других конституирует собой неотъемлемый модус человеческого существования, однако оно принципиально не тождественно бытию-для-себя. Мы бытийствуем как сознательные субъекты именно как для-себя: то есть как открытость, отрицание наличного, проект и становление, которое постоянно само себя превосходит. В то время как «для-других» — это не акт самораскрытия, а редукция субъекта к образу, к имиджу, к объекту в чужом взгляде. Именно поэтому лозунг «я есть для себя» часто оказывается лицемерием: субъект на деле строит самого себя преимущественно в горизонте для-других, конституируя собственное существование как спектакль, как феномен в поле чужого сознания. Dasein же, по Хайдеггеру, всегда уже есть бытие-в-мире, а значит и бытие-с-другими (Mitsein). Но это не аннулирует возможность аутентичности: напротив, подлинное существование раскрывается не через растворение в безличном «Они», а через возвращение к самому себе, к собственному проекту и, в пределе, к бытию-к-смерти. Таким обра

Бытие для-других конституирует собой неотъемлемый модус человеческого существования, однако оно принципиально не тождественно бытию-для-себя. Мы бытийствуем как сознательные субъекты именно как для-себя: то есть как открытость, отрицание наличного, проект и становление, которое постоянно само себя превосходит. В то время как «для-других» — это не акт самораскрытия, а редукция субъекта к образу, к имиджу, к объекту в чужом взгляде. Именно поэтому лозунг «я есть для себя» часто оказывается лицемерием: субъект на деле строит самого себя преимущественно в горизонте для-других, конституируя собственное существование как спектакль, как феномен в поле чужого сознания.

Dasein же, по Хайдеггеру, всегда уже есть бытие-в-мире, а значит и бытие-с-другими (Mitsein). Но это не аннулирует возможность аутентичности: напротив, подлинное существование раскрывается не через растворение в безличном «Они», а через возвращение к самому себе, к собственному проекту и, в пределе, к бытию-к-смерти. Таким образом, сам факт того, что мы определены миром, материей, языком, историчностью, не уничтожает аутентичности для-себя, но задаёт ей пределы и условия.

Именно поэтому формула «материя порождает сознание» корректна лишь в онтологическом измерении, но не в экзистенциальном: даже если сознание детерминировано материальными условиями, оно не редуцируемо к ним(пока что не выявлено). Cogito, несмотря на свою ограниченность, фиксирует несводимость субъективности к простым коррелятам материи: я не только порождён, но и отличен от этого порождения.

Свобода человека парадоксальна: он свободен не потому, что лишён границ, а именно потому, что ограничен самой структурой субъективности. Существовать для-себя значит постоянно сталкиваться с пределом собственного опыта, языка, телесности, и именно в этих границах обнаруживать возможность выбора. Таким образом, свобода не тождественна произволу или бесконечности; она есть необходимость существования в горизонте собственной конечности.

И отсюда вытекает главный вывод: «для-себя» не сводится к «для-других». Даже биологические потребности, если они интегрированы в проект субъекта, могут выступать как момент его аутентичного существования. Имидж, напротив, принадлежит исключительно пространству для-других: он есть форма отчуждения, превращение субъекта в объект. Человек может предъявлять миру образы, но его сущность как для-себя не исчерпывается этими образами. Для-себя — это самодостаточный процесс становления, отрицания и раскрытия, в то время как для-других остаётся лишь вторичным и внешним слоем бытия.

Для-себя всегда сопряжено с измерением для-других, ибо человек как существо социальное вынужден конституировать себя через образ, через имидж, то есть через внешнюю проекцию субъективности. В этом смысле «для-себя» неизбежно отчасти сводится к «для-других»: сам факт коммуникации, предъявления себя миру уже означает вхождение в пространство чужого взгляда. Однако это не уничтожает онтологической аутентичности: присутствие для-других есть экзистенциальный модус, но не приговор.

Утрата аутентичности начинается тогда, когда для-себя редуцирует себя полностью к для-других, позволяя внешним стимулам и ожиданиям общества определять его внутреннее становление. Тогда субъект перестаёт существовать как проект, как отрицание и самораскрытие, и становится лишь функцией чужого взгляда. Это и есть глубочайший самообман: утверждать, что «я существую для-себя», в то время как всё существование сведено к для-других. Здесь свобода уже не реализуется, а растворяется: человек прячет собственную возможность быть под маской имиджа, и его для-себя превращается в пустую фикцию.

Таким образом, диалектика проста:

  • для-себя неизбежно включает измерение для-других, ибо бытие-в-мире всегда социально;
  • однако для-себя ≠ для-других, если субъект удерживает аутентичность, то есть способен отрицать навязанное и проектировать себя изнутри;
  • когда же для-себя полностью определяется для-других, субъект теряет свою подлинность и тем самым утрачивает свободу.

Здесь и проявляется трагедия человеческого существования: свобода всегда рискует превратиться в самообман, если она прячется за внешнюю роль.