Конечно, возвращение к фильму не сравнимо с опытом просмотра вслепую – а еще краше его делало недоумение случайных зрителей, которые повелись на громкие имена, но так и не сумели за два часа отличить зерна от плевел (и, например, на полном серьезе упрекали на выходе из зала героя Бардема в том, что тот никудышный муж). При этом взбудораживший интернет, редкий тогда для студийного кино мистический дурман (ничего не сообщавший маркетинг) сводится, в общем-то, к единственной трактовке: к пересказу Библии для учеников старших классов – на уровне абстрактных безымянных фигур, наделенных ролями Творца, Вдохновения и пр., и незатейливой религиозной символики, что размазана густым слоем по не покидающему условный дом сюжету. Если в «Ное» Аронофски буквально экранизировал Ветхий Завет (сохранив излюбленные мотивы одержимости и безумия), то в «маме!» действует на манер прямолинейной метафорики «Фонтана» – с той разницей, что место сантиментов заняли чувства парализующего замешательства, тревоги