Жизнь в Кибердеревне после ярмарки и того странного, стёртого из памяти вечера на крыше вошла в новую, бурную и шумную колею. Словно в ответ на внутреннюю тревогу Алекса, мир вокруг стал ещё более ярким, детализированным и навязчиво-реалистичным. Теперь по утрам его будил не только вибрирующий матрас, но и механический скворец за окном, выводивший не трели, а мелодию из системных звуков Windows XP.
Алекс почти убедил себя, что тот странный момент с Серафимой — всего лишь игра его переутомлённого сознания. Особенно когда она сама вела себя абсолютно естественно: смеялась, брала его за руку, и в её глазах не читалось и тени того вселенского знания, которое так испугало его.
Однако спокойной жизни в Кибердеревне не полагалось по определению. На третье утро после ярмарки Алекс проснулся от того, что его тапки, вместо того чтобы мирно заряжаться у кровати, преследую друг друга по комнате и постукивая замками в такт какой-то сентиментальной мелодии.
— Эй, прекратите! — рявкнул Алекс, спросонья швырнув в них подушку.
Тапки на мгновение застыли, «посмотрели» друг на друга своими мигающими светодиодами и грустно поплелись на свои места, издавая тихие, похожие на всхлипы звуки.
«Глюк какой-то», — подумал Алекс, списывая всё на вечные проблемы с прошивками.
Но выйдя на улицу, он понял, что проблема куда глобальнее.
Деревня была охвачена эпидемией. Но не смертельной, а... любовной.
Прямо на центральной площади трактор Дяди Васи пытался обнять своей гигантской клешнёй-манипулятором скромную поливальную машину, которая кокетливо отъезжала от него, распыляя вокруг себя радужные брызги антистатика. Два почтовых дрона, вместо того чтобы разносить перфокарты, вились друг вокруг друга в замысловатом танце, рисуя в небе сердечки из выхлопных газов. Даже суровый робот-пылесос, выгребавший мусор из-под дуба-сервера, с нежностью чистил щёткой старенький, дымящийся радиоприёмник, который хрипел что-то похожее на шансон.
— Что, опять, блин, за хрень? — услышал Алекс знакомый хриплый голос.
Из своего дома выскочил Григорий. Его паяльник-рука была украшена бантиком из медной проволоки, который он яростно срывал.
— Опять этот чёртов «Любовный вирус»! Вася! Вася, ты где, старый хрен?!
Дядя Вася появился из-за спины своего трактора, выглядел он смущённым и слегка растерянным.
— А что? Красивая же машинка... И бензином пахнет хорошо...
— Да ты в своём уме?! — завопил Григорий. — Это же «Троянская Любовь»! Вирус такой! С прошлого года! Он всё железо заражает романтикой идиотской! Если его не остановить, к вечеру наши сервера начнут друг другу сонеты Шекспира по электронной почте рассылать, а генератор влюбится в ветряную мельницу и перестанет работать от ревности!
В этот момент на площадь вбежала Серафима с своим планшетом.
— Дед! Я нашла источник! Это корова Настасья Фёдоровна! Она вчера пила из той лужи у солевой фермы, где мы пролили тот испорченный энергоноситель! В её молоке теперь не машинное масло, а чистый лирический алгоритм!
— Вот же ж бодяга! — Григорий схватился за голову. — Ну всё, кина не будет. Электричество кончится. Все умрём от любви.
— Мы можем это остановить, — сказала Серафима, показывая на планшет. — Нужно просто изолировать Настасью Фёдоровну и залить ей антивирус. Но её молоко уже развезли по всей деревне. Нужно выявлять заражённые устройства и чистить их точечно.
Григорий мрачно посмотрел на Алекса, потом на Серафиму, и в его глазах зажёгся знакомый огонёк хитрого испытателя.
— Ну что, любовь моя? — обратился он к Алексу. — Раз уж ты тут с моей внучкой якшаешься, вот тебе задание на сегодня. Настоящее, мужское. Остановите эту эпидемию. Вдвоём. Без посторонней помощи. Покажите, что ваша любовь может победить даже вирус любви. А то я погляжу, вы только за ручку ходить научились, а толку?
Алекс вздохнул. Он уже привык к тому, что любое мирное событие в деревне рано или поздно превращается в его личный квест.
— Хорошо, — сказал он. — Что делать?
План был прост, как молоток. Серафима составила карту распространения «молочного продукта» от Настасьи Фёдоровны: кому и что было продано или подарено. Список был длинным: йогурт «Активия» для Кибербабки (для улучшения пищеварения микросхем), творог для тёти Зины (для начинки в пирожки), простокваша для Дяди Васи (для закваски нового вкуса картофельной браги).
Их первым пунктом стала изба Кибербабки. Они застали её в странном состоянии. Она сила за столом и не паяла платы, а... вязала. Её светодиодные очки показывали не код, а схемы свитеров с оленями.
— Ой, детки, — умильно сказала она, увидев их. — Идите ко мне. Я вам носочки свяжу. С вашими портретами. Будешь, Алёша, как живой!
Её паяльник мирно шипел в стакане, расплавляя вместо канифоли ярко-розовые нитки.
— Бабушка, это вирус, — осторожно сказала Серафима. — Вам плохое молоко принесли. Давайте мы вас полечим.
Кибербабка надула губы, как ребёнок.
— Не хочу лечиться! Хочу вязать! И любить всех!
Пришлось действовать хитростью. Алекс отвлёк её, спросив про инопланетян, а Серафима в это время быстренько воткнула в USB-порт на её столе флешку с антивирусом. Бабка вздрогнула, её очки замигали синим экраном, а потом сбросились до стандартных зелёных строк кода.
— Что?... Где я? — озадаченно спросила она, оглядываясь. — И что это за розовый ужас у меня в руках? Ах, опять эти рептилоиды! Гипнотизировали!
Следующей была тётя Зина. Её лоток с едой был закрыт. Сама она сидела на крылечке и что-то страстно шептала своему угловатому мясорубке, который в ответ радостно лязгал ножами.
— Он такой сильный... — мечтательно сказала она Алексу. — И какой мощный моторчик...
Уговоры не помогали. Пришлось пускать в ход «Деградатор 3000», который они прихватили с собой на всякий случай. Алекс навёл его на мясорубку и выстрелил. Агрегат на секунду стал простым, ржавым железом, без намёка на интеллект. Чары рассеялись. Тётя Зина пришла в себя, с отвращением отпихнула мясорубку ногой и пошла смотреть, не прокисли ли у неё пирожки.
Час за часом они обходили деревню, вылечивая её обитателей от приступов внезапной романтики. Это было и смешно, и грустно. Они видели, как скутер пытался ухаживать за велосипедом, дарил ему букеты из обрезков проводов, а тот застенчиво позвякивал звонком. Видели, как два холодильника стояли друг напротив друга и мигали лампочками, очевидно, ведя задушевную беседу.
— Знаешь, — сказала Серафима, глядя на них, — это же в каком-то смысле прекрасно. Даже в таком исковерканном виде всё равно тянется к паре. Ищет любовь.
Алекс посмотрел на неё. Она была немного уставшая, испачканная машинным маслом, но улыбка её была самой настоящей.
— А нам разве нужен вирус, чтобы это понять? — тихо спросил он.
Она улыбнулась ему в ответ, и её щёки порозовели. Вирус, кажется, действовал и на них, но в самой приятной, не цифровой форме.
Самым сложным оказался Дядя Вася. Они нашли его в сарае солевой фермы. Он сидел на ящике и с нежностью смотрел на свой генератор, который, в ответ на его взгляды, постанывал и пускал красивые фиолетовые искры.
— Вася, это мы, — осторожно сказала Серафима.
— Тсссс! — сделал он им знак. — Не пугайте её. Она такая чувствительная... Вы только послушайте, как она поёт!
Генератор действительно издавал ровный, монотонный гул, который можно было при большом желании принять за медитативную мантру.
— Дядя Вася, это вирус, — попытался объяснить Алекс. — Ты выпил простокваши от Настасьи Фёдоровны. Тебе надо протрезветь.
— Я трезв как стекло! — обиделся Вася. — Я впервые в жизни чувствую такую глубокую, одухотворённую связь! Мы с ней — одно целое! Я даю ей картошку, а она даёт мне энергию! Это ли не любовь?
Уговорить его оказалось невозможно. Он обнял свой генератор и отказался отпускать. Пришлось идти на хитрость. Серафима вызвала Кибербабку, которая, придя в себя, была в ярости от того, что «инопланетяне опять влезли в наши сети». Она принесла свой антивирусный шлем и, пока Алекс отвлекал Васю рассказами о новых сортах картофеля, надела ему его на голову.
Раздался знакомый гул, Дядя Вася затрясся, а генератор под ним чихнул чёрным дымом. Через минуту Вася снял шлем и с отвращением посмотрел на закопчённый агрегат.
— Фу, блин. Что это на меня нашло? — пробормотал он. — Как будто на соляной шахте три смены отработал безвылазно. Всё болит.
Эпидемия была остановлена. Последним вылечили самого виновника — корову Настасью Фёдоровну, залив ей антивирус через порт для доения. Она мычала и пыталась бодаться, но в итоге успокоилась и пошла жевать траву, её мониторные глаза снова показывали только зелёный светодиодный крестик — признак здоровья.
Закат они встретили на крыше дома Серафимы, уставшие, но довольные. Они вдвоём спасли деревню от приступа всеобщей и безрассудной любви.
— Ну что, справились, — сказал Алекс, смотря, как солнце (или его симуляция) окрашивает небо в оранжевые тона. — Твой дед должен быть доволен.
— Дед... — Серафима вздохнула. — Он будет доволен, но завтра придумает что-нибудь ещё. Он как будто проверяет тебя на прочность. И меня заодно.
— А тебе не кажется это... странным? — осторожно спросил Алекс. — Эти бесконечные испытания? Как будто мы персонажи в какой-то игре.
Он снова почувствовал лёгкое головокружение, как тогда, на крыше. Словно дверь в реальность снова приоткрылась на миллиметр.
Но Серафима положила свою руку на его.
— Не думай об этом. Может, это и игра. Но разве она плохая? — она улыбнулась, и её глаза блестели в свете заката. — Мы вместе. Мы помогаем людям. Мы смеёмся. Разве есть разница, настоящий этот смех или... запрограммированный?
Её слова должны были успокоить, но почему-то стало ещё тревожнее. Алекс хотел что-то сказать, но в этот момент снизу раздался голос Григория.
— Эй, любовники! Спускайтесь вниз! Работу вам нашёл!
Они переглянулись и, вздохнув, стали спускаться. Григорий ждал их у порога, с самодовольным видом.
— Ну что, герои? Вирус победили? Молодцы. А теперь, раз вы такие неутомимые борцы за любовь, вот вам новое задание. — Он выдержал паузу для драматического момента. — Свидание.
Алекс и Серафима переглянулись.
— Какое ещё свидание? — спросила она.
— А такое! — Григорий ткнул пальцем в сторону лесополосы за деревней. — Там, на старой свалке электроники, по слухам, поселился дикий модуль памяти. Старый, советский. Такой здоровенный, вроде шкафа. Он, болея, начал транслировать в эфир обрывки старых фильмов и радиопостановок. Мешает спать. Я вас назначаю ответственной бригадой по его поимке и утилизации. Задание: найти его, вытащить и привезти ко мне. Будет вам романтическое свидание при луне среди ржавого железа. Как в настоящем кино!
Алекс смотрел на него с немым изумлением. Свидание на свалке... по отлову советского железа... Это было настолько абсурдно, что даже для Кибердеревни звучало как перебор.
— Дедуля, да мы устали! — взмолилась Серафима.
— Любовь не знает усталости! — пафосно провозгласил Григорий. — Или знает? Я уже забыл. В общем, ваша задача — провести ночь вдвоём с пользой для общества! Вперед! И чтоб к утру модуль был у меня в мастерской!
Не дав им возможности возразить, он развернулся и ушёл в дом, громко хлопнув дверью.
Алекс и Серафима остались стоять посреди темнеющей улицы.
— Ну что? — с горьковатой улыбкой спросил Алекс. — Идём на свидание?
— А куда деваться? — вздохнула Серафима. — Придётся идти. Дед не шутит. Если сказал — значит, модуль и правда кому-то мешает.
Они взяли фонарик, пару инструментов (на всякий случай) и отправились за околицу, к старой свалке. Дорога туда шла через тёмное поле печатных плат, которые в темноте мигали, как светлячки, создавая сюрреалистичную прекрасную картину.
Свалка представляла собой гигантскую гору старого электронного хлама: телевизоры с выпуклыми экранами, радиолампы, дисковые телефоны, какие-то блоки с циферблатами и стрелками. Всё это было покрыто ржавчиной, паутиной и источало запах старого металла и пыли.
И тут они услышали. Сначала тихое, потом нарастающее. Голос. Женский, глубокий и драматичный, доносящийся из глубины свалки.
«...И вот я осталась одна... одна на всем белом свете... а он... он уехал в свой загадочный Калининград...»
Затем раздались рыдания, переходящие в истерику, и треск виниловой пластинки.
— Нашёл, — прошептал Алекс. — Транслирует какую-то мелодраму.
Они стали пробираться через завалы, направляясь на звук. Он вёл их к самому центру свалки, где стоял тот самый «шкаф» — огромный, советский серверный модуль, похожий на металлический гардероб. Его панели были усыпаны лампочками, которые нервно мигали в такт драме, разворачивающейся в его недрах.
«...Нет, Сергей, я не отдам тебе детей! Они будут расти со мной! В нужде и лишениях, но в любви!...»
— Безумие, — покачала головой Серафима. — Бедная железяка. Видать, в него зашили какую-то базу данных старого радио, и теперь он не может перестать вещать.
— И что с ним делать? — спросил Алекс. — Не тащить же его самого к Грише?
— Думаю, достаточно извлечь память, — сказала Серафима, осматривая модуль. — Вот этот блок, видишь? — она указала на большой металлический ящик с ручкой. — Это и есть его «мозг». На лампах. Вынимаем его — и он замолчит.
Алекс взялся за ручку. Блок сидел туго. Пришлось потянуть изо всех сил. С треском и скрежетом ящик поддался и выехал по салазкам наружу. Истерический голос сразу же оборвался, и наступила блаженная тишина, нарушаемая только сверчками.
— Ура, — выдохнул Алекс, ставя тяжёлый блок на землю. — Справились. Теперь можно и...
Он не договорил. Внезапно из глубины свалки донёсся другой звук. Не драматичный, а испуганный. Детский плач.
Алекс и Серафима переглянулись.
— Ты слышишь? — спросила она.
— Слышу. Но... откуда здесь дети?
Осторожно, освещая путь фонариком, они пошли на звук. Плач доносился из-под груды старых мониторов. Они разгребли их и ахнули.
В небольшой пещерке из хлама сидели... Витьок и Люся. Они были перепачканы мазутом, Люся всхлипывала, уткнувшись лицом в плечо Витьку, а тот пытался её утешить, гладя по розовым волосам.
— Ребята? Что вы здесь делаете? — удивилась Серафима.
Люся подняла заплаканное лицо.
— Мы... мы тоже на свидание пошли... Дед Григорий сказал, что тут самое романтическое место в деревне... А потом этот дурацкий шкаф начал орать про какую-то любовь и страдания, мы испугались, побежали, да я зацепилась своим новым легинсом за провод, упала, он на меня мониторы завалил... Я думала, мы тут умрём и нас никто не найдёт! — она снова разрыдалась.
— Дед Григорий вас тоже сюда послал? — понял Алекс. — Так это он всё и подстроил! И модуль, и наше свидание, и ваше! Чтобы мы все тут встретились!
— Старый хрыч, — с уважением проворчал Витьок. — Он же хитрый, как лис. Знает, что одних нас никто никуда не пустит, а так — вы вдвоём, мы вдвоём, и все при деле.
Они выбрались из-под завалов. Люся прихрамывала, и Витьок бережно поддерживал её. Алекс нёс тяжёлый блок памяти. Было поздно, темно и немножко страшно, но также... весело. Абсурдность ситуации была настолько гротескной, что её нельзя было не оценить.
По дороге назад Витьок и Люся, немного оправившись от испуга, стали рассказывать, как они оказались здесь вместе. Оказалось, Григорий подошёл к каждому из них по отдельности и сказал, что второй очень хочет пригласить его/её на свидание, но стесняется, и что встреча будет на свалке в полночь.
— А я-то думал, это она такая смелая, — краснея, говорил Витьок.
— А я думала, он такой романтик, — всхлипывала Люся, но теперь уже от смеха.
Алекс и Серафима шли сзади и слушали их. И Алекс поймал себя на мысли, что он счастлив. По-настоящему. Вот в этот самый момент, с тяжёлым железом в руках, в полной темноте, пахнущей озоном и ржавчиной, он был счастлив больше, чем когда-либо в своей прошлой, «настоящей» жизни.
Они вернулись в деревню на рассвете. Григорий ждал их у своей мастерской, с довольной ухмылкой.
— Ну что, повеселились? Модуль нашли? Молодцы. А вы, — он кивнул на Витька и Люсю, — чего тут делаете? А, неважно. Идите отдыхайте. А вы, — он указал на Алекса и Серафиму, — ко мне. Поможете разобрать этот хлам. Интересно, что там внутри.
Алекс уже был готов возразить, что он валится с ног, но Серафима тихо тронула его руку.
— Давай поможем. А то он один будет ковыряться до вечера.
Они зашли в мастерскую. Григорий поставил блок памяти на верстак и начал его вскрывать. Внутри было море проводов, лампочек и странных плат.
— Дед, — не выдержала Серафима. — Это жестоко. Подстраивать всё это. Они могли пораниться там.
Григорий не обернулся, продолжая ковырять в блоке отвёрткой.
— А что? Жизнь — она вообще жестокая штука. Надо быть готовым. Кто предупреждён — тот вооружён. Вот я их и вооружаю. Опытом. И вас заодно.
— Каким опытом? — устало спросил Алекс. — Опытом выживания на свалке?
— Опытом быть вместе, — неожиданно грубо сказал Григорий. — Когда трудно. Когда страшно. Когда воняет мазутом и хочется плакать. Вот тогда и видно, кто чего стоит. А целоваться при луне — это любая дура может.
Он выдернул какую-то плату, и блок памяти наконец замолчал окончательно. Воцарилась тишина.
— Всё, — сказал Григорий. — Справились. Можете идти. И... — он помолчал, них, — молодец, городской. Не подвёл. Держишь удар.
Это была вторая похвала за вечер. Алекс даже не знал, как реагировать.
Они вышли из мастерской. Рассвет уже разгорался, окрашивая небо в персиковые тона. Деревня просыпалась. Где-то мычала корова, завёл свой двигатель трактор Дяди Васи.
— Пойдём, я напою тебя чаем, — сказала Серафима, беря его за руку. — Настоящим. С мятой. Без всяких вирусов.
Они пошли к её дому, и Алекс чувствовал, как усталость отступает, сменяясь лёгкостью и странным, непонятным чувством благодарности ко всему этому безумному миру. К деду-садисту, к вирусам любви, к советским серверам, вещающим мелодрамы, и к свиданиям на свалке.
Возможно, это и был тот самый опыт, о котором говорил Григорий. Опыт, который дорогого стоит. Даже если он происходил во сне.
✅Подпишись, чтобы не пропустить следующую главу✅