Мы шли весь день — от рассвета до самого заката, пересекали поля и рощи. Прадед не говорил прямо, куда именно ведёт меня, но шагал уверенно, будто дорога сама открывалась ему. Я же с каждой верстой чувствовал, как силы покидают меня. К вечеру ноги налились свинцом, дыхание сбивалось, и я плёлся всё медленнее, едва поспевая за стариком.
Прадед, в отличие от меня, будто вовсе не уставал. Его шаг был таким же ровным, как утром, спина прямая, взгляд устремлён вперёд. Я плёлся позади, ощущая себя дохлой клячей рядом с боевым жеребцом. В какой-то момент он бросил через плечо:
— До заката дойдём до места. Передохнём.
Я ухватился за эти слова, как утопающий за щепку. На пару шагов ожил, но сил хватило ненадолго: через минуту снова еле переставлял ноги.
И тут сбоку воздух дрогнул. Сначала — еле заметное колыхание, словно от жара над печкой, а потом в этом мерцании начал вырисовываться силуэт. Человеческий. Я резко остановился, прищурился, с трудом удерживая равновесие на ватных ногах.
Силуэт шёл рядом со мной, я остановился всматриваясь в него, но он с тем же темпом двигался дальше вперед. Я машинально схватился за амулет. Он был тёплым, как нагретый на груди камешек.
— Сергей?.. — прошептал я.
Фигура остановилась и по силуэту было понятно, что повернулась ко мне, голос брата, чуть искажённый, но до боли знакомый, прорезал тишину:
— О-о! А вот и контакт! Ты реально меня видишь? Марк, ты не представляешь, как я задолбался тут махать руками.
— Вижу… но мутно, — ответил я с трудом.
— Да пофиг, мутно — главное, что не в ноль, — выпалил он с таким энтузиазмом, будто выиграл лотерею. — Я тут, понимаешь, весь день шоу устраивал: руками махал, голос срывал, даже песни пел! Представь меня, поющего «И Ленин такооой молодой...» на полном серьёзе! А вы с дедом идёте, как два броневика: ни поворота головы, ни ухом не ведёте. Я уже думал, что свихнусь.
Я хрипло рассмеялся. Брат умел говорить так, что даже сквозь усталость хотелось улыбнуться.
— Не отвлекай его, — спокойно сказал прадед, внезапно остановившись и обернувшись к нам. — Нам нужно до заката добраться до ночлега.
— Он… он меня тоже слышит? — шёпотом, с явным изумлением, выдохнул Сергей.
— И вижу тоже, — ответил Маркел, глядя прямо на него.
Сергей замер, уставившись на меня так, будто я только что представил ему живого Ленина.
— Это наш прадед, Маркел, — объяснил я брату, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — А это…
— Твой брат Сергей, мой правнук. Ныне обитатель Нави, — перебил прадед спокойно, даже чуть сухо. — Знаю.
— О-очень приятно, — протянул Сергей, осторожно, словно боялся, что каждое слово может не понравиться.
Маркел коротко кивнул, сдержанно, будто свёл знакомство не с человеком, а с очередной частью пути.
— Всё, хватит языками чесать, — бросил он, поворачиваясь обратно и снова зашагав. — Дойдём до места — тогда и поговорим.
Мы двинулись дальше. Тень Сергея шла рядом, и с каждым шагом её очертания становились чётче: проступали плечи, силуэт лица, даже движения рук. Казалось, амулет на моей груди вновь набрал силу и восстановил связь с Навью.
— Я наблюдал со стороны всю ситуацию с тем парнем, — заговорил Сергей после долгого молчания. Голос его звучал глухо, будто из глубины колодца. — Лютая жесть. Как ты?
— Нормально, — ответил я, хотя голос дрогнул. — Конечно, было страшно. Но это уже случилось. Ничего не вернуть.
— Да… — протянул Сергей и на миг опустил взгляд. Словно сам пытался решить, стоит ли ему копаться в этой боли или лучше промолчать. — Просто… даже не знаю, уместно ли мне что-то спрашивать или комментировать.
Он шагал рядом, будто боялся задеть меня случайным словом, и в его тени чувствовалась тревожная неловкость — такая же, как у живого человека, когда он видит рану, которую лучше не трогать.
Солнце уже почти догорело и окончательно спряталось за горизонтом, когда мы вышли к очередной роще. Прадед остановился на краю, снял с плеча потёртую сумку, оставив в руке лишь свой посох. Он бросил на нас взгляд и строгим жестом велел оставаться позади.
Маркел поднял посох и широким движением провёл им слева направо. В тот же миг из глубины рощи будто вырвалась невидимая волна. Она прошла через грудь сквозь меня, и я дернулся. Сергей тоже дёрнулся, ощутив то же самое. Мы переглянулись, поражённые.
— За мной, — коротко сказал прадед, подхватив сумку с земли. — Мы почти пришли.
Мы вошли в рощу. С первых шагов я понял: что-то изменилось. Мир словно стал гуще, чётче, детальнее. Продвигаясь дальше вглубь я заметил на стволах деревьев странный мох, не вписывающийся в привычную картину рощ. Закат потерял привычный золотой оттенок, став бесцветным, приглушённым. Ветер стих, совсем, ни малейшего движения, насекомые перестали мельтешить перед лицом.
Я обернулся к брату, чтобы спросить, замечает ли он перемены, и слова застряли в горле. Передо мной стоял Сергей. Настоящий. Не прозрачная тень, не зыбкий силуэт — человек из плоти и крови.
— Нихрена себе… — выдохнул я, посмотрев на него.
— Что? Что там? — испуганно отреагировал он, оглядываясь. — На меня кто-то сел?
— Нет! — я чуть ли не закричал. — Ты… выглядишь, как настоящий!
— Спасибо, блин, за уточнение, — буркнул он, разглядывая свои руки и одежду. — Я-то вроде всё такой же. Ты, может, переутомился?
— Да нет же! — воскликнул я. — Ты больше не призрак! Никакой туманности, никаких дрожащих контуров. Ты… ты просто человек! Охренеть!
— Ну, слушай, — ухмыльнулся Сергей осматривая себя, — я, вроде, как был красавчиком, так и остался. Не знаю, чем тебя сегодня кормил прадед.
— Может, Маркел что-то сделал? — сказал я, оглянувшись на прадеда.
— Спроси у этого буки сам, хорошо? — ответил Сергей.
— Не отставайте! — донёсся из-за деревьев уверенный голос Маркела.
Мы с Сергеем переглянулись и, не сговариваясь, прибавили шагу, почти торопливо устремляясь за прадедом. Лес впереди густел, тени становились длиннее и плотнее. Я чувствовал, как в груди переплетаются усталость, изнурившая меня за день, и нетерпение получить ответ и поговорить. Сергей, шагая рядом, в глазах его светилось то же самое чувство — любопытство.
Мы вышли на небольшую поляну, окружённую елями. Сумрак в лесу сгущался быстрее, чем на открытом поле, и воздух здесь был тягучим, пахнущим сыростью и хвоей. Маркел остановился, поставил сумку на землю и огляделся.
— Здесь переночуем, — сказал он спокойно, будто всё это место было ему давно знакомо. — Марк, собери сухих дров.
Я кивнул и, хотя ноги еле держали, пошёл между деревьев. Ветки под сапогами хрустели гулко и непривычно громко. Насобирал охапку сухих сучьев и вернулся.
Маркел сложил их в кострище, наклонился и подул — всего один раз, протяжно. Но от этого дуновения сухие ветви вспыхнули, будто в них прятался уголь. Огонь начал разгораться, а мы с Сергеем стояли и смотрели как два истукана.
Маркел уселся на корягу у пламени, посох положил рядом. Свет огня выхватывал резкие линии его лица, делая его похожим на старинную икону.
— Ну что ж, — сказал он наконец. — Время пришло говорить.
Сергей повернул ко мне голову, в глазах блеснули отблески костра.
— Спроси у него, что за хрень тут происходит! — выпалил он, а потом замялся, на секунду задумался и добавил: — Хотя я же сам могу. — он повернулся к прадеду. — Что за хрень тут происходит?!
Маркел поднял на него взгляд из-под густых бровей. Лицо его было совершенно спокойным, будто он ожидал этот вопрос. Тишина протянулась несколько мгновений, нарушаемая лишь треском сучьев в костре.
— "Хрени" никакой здесь нет. Есть лишь законы мира. Вы просто начали их видеть. — в его глазах отразился огонь. Он говорил неторопливо, словно каждое слово должно было лечь в память — Я сделал это место особым. Это и еще несколько. В таких местах Навь и Явь переплетаются, и грань между ними тонка. Поэтому ты, Марк, видишь своего брата не тенью, а человеком.
Сергей вскинул брови.
— Так это ты весь этот фокус устроил?
— Я, — спокойно кивнул прадед. — По периметру рощи висят амулеты, которые я, как бы это сказать на вашем языке, "включил" при входе. Не ради потехи. Сейчас мы на границе и в безопасности от навных и явных угроз. Здесь нет посторонних глаз, людей сюда дорога не тянет. Только лес, да тот, кто за ним присматривает.
— Кто? — спросил я.
— Леший, — просто ответил Маркел. — Старый знакомый. В этой роще он хозяин. Если не трогать его зверей, не ломать деревьев и не осквернять место, он зла не причинит.
— Леший? - округлив глаза спросил Сергей. — Бабушка рассказывала, что они заберут если шляться по незнакомым лесам.
Я и Сергей переглянулись. Улыбка скользнула по его лицу — неловкая, но живая. Маркел же сидел всё так же спокойно, словно говорил о чём-то само собой разумеющемся, и только огонь в его глазах выдавал, что за словами стоит сила.
— Леший? — округлив глаза, переспросил Сергей. — Бабушка ведь всегда твердила, что они детей хватают, если те шляются по чужим лесам.
Мы с братом переглянулись; на его лице мелькнула улыбка — нервная, но всё же живая. Маркел же оставался невозмутимым, словно говорил о чём-то настолько привычном, что и объяснять не стоило. Только отблеск огня в его глазах выдавал силу и серьёзность слов.
— Не всё, что говорила бабушка, — истина, — произнёс он спокойно. — Не все обитатели Нави опасны, как и сама Навь. Там, как и в Яви, есть и светлые души, и злые. Вам нужно это понимать и учиться жить сразу в двух мирах. — Он обвёл нас взглядом. — Впитывать знания, осваивать магию Яви и Нави. А вы… — старик задержал взгляд на мне и Сергее, — очень необычный тандем. И я пока сам не представляю, на что вы способны, если научитесь действовать вместе.
Сергей, хмыкнув, ткнул меня локтем. Я собрался с духом и задал вопрос, который давно вертелся на языке:
— Маркел… расскажи про эти амулеты. Это такие же, как мой? — я кивнул на деревянный оберег на груди.
— Не совсем, — старик покачал головой. — Амулеты — творение явной магии. Тот, что у тебя на шее, удерживает Сергея в Нави, даёт ему якорь, не даёт потеряться и раствориться. Связывает вас обоих — тебя в Яви, его в Нави. Это мост, это маяк, это хранитель. — В его голосе прозвучала искренняя нотка удивления. — И я поражён, что ты сумел наделить его столькими функциями.
Я почувствовал, как сердце ухнуло вниз, а пальцы сами сжались на тёплом дереве амулета.
— А те, что висят по периметру рощи, — продолжил Маркел, — работают иначе. Они создают колебания, на которых граница Яви и Нави становится тонкой, и оба мира переплетаются.
— Но… — я замялся, пытаясь подобрать слова. — Если здесь грань так тонка, значит, люди могут случайно уйти в Навь… и навные твари — прорваться сюда?
— Абсолютно верно, Марк, — спокойно подтвердил прадед. — Поэтому амулеты служат не только для слияния миров, но и как обереги. Навные не выйдут отсюда. — Он перевёл взгляд на меня и на Сергея. — А этому искусству — искусству удерживать и защищать — вы тоже научитесь. Позже.
Огонь потрескивал, будто подтверждая его слова, и в тишине леса они звучали особенно веско.
— А сейчас сходите вот по этой тропе до ручья и наберите воды, — сказал Маркел, указывая рукой в сторону тёмного леса. Там, среди елей, терялся едва заметный след, уводящий вглубь от нашего маленького привала. — Я пока займусь ужином.
Я взял в руки пластиковые бутылки и флягу прадеда, что успели опустеть за долгий переход, и шагнул на тропу. Под ногами хрустела сухая хвоя, воздух стал плотнее и холоднее, будто лес сразу же сомкнулся за спиной.
Через несколько метров одна из бутылок, которую я неловко зажал локтем, выскользнула и глухо упала в траву. Я уже собирался наклониться, но Сергей опередил меня. Совершенно естественным движением он нагнулся, протянул руку — и поднял её.
Я застыл, широко раскрыв глаза.
— Охохо! — протянул он с восторгом, будто сделал нечто грандиозное. — Приятно! — и с наслаждением сжал бутылку пальцами, будто проверяя, настоящая ли.
В его голосе слышался такой детский восторг, что я не удержался и улыбнулся. Сергей крутил в руках добычу, как трофей, и выглядел так, словно ему впервые за долгое время вернули кусочек обычной жизни.
Мы шагали по тропе, и каждый её изгиб казался хрупким, зыбким. Было ощущение, что стоит ступить хоть на шаг в сторону — и тропа растворится, уводя нас в бесконечную чащу, из которой дороги обратно уже не найти.
Вскоре впереди донеслось мягкое журчание. Этот звук был таким живым, что я почувствовал облегчение: цель близко. Мы ускорили шаги, и ещё через несколько мгновений вышли на маленькую полянку.
Перед нами серебристой змейкой скользил ручеёк, переливаясь, как жидкий свет. Кроны деревьев разомкнулись, и прямо над нашими головами показалась луна. Она висела так низко и ярко, что её отражение в воде казалось почти осязаемым.
Вода мерцала серебром, лунный свет заливал всю полянку мягким сиянием, от которого исчезли тени. Небо же выглядело непривычно: густо-чёрное, без единой звезды, будто сама ночь была сплошной завесой, а луна — единственным оком, что наблюдает за нами.
Я на мгновение задержал дыхание. Место было странным, чужим и прекрасным одновременно — словно мы шагнули в картину, написанную для чужих глаз.
Мы аккуратно сложили тару возле ручья и, взяв по одной бутылке, опустили их в воду. Холодная, живая, она медленно наполняла пластик, отдавая в ладони прохладой. Я смотрел, как пузырьки воздуха поднимаются к поверхности, и это странным образом успокаивало. Сергей, напротив, ерзал, будто не находил себе места.
— Тише, — прошептал я.
Он кивнул, но тут же стал оглядываться. Ветки, слабо качнувшиеся где-то в стороне, заставили его напрячься. Я тоже вскинул голову, прислушиваясь. Лес молчал. Только журчание ручья.
Я потянулся к фляге прадеда, окунул её в воду. Поток сразу охватил горлышко, но наполнялась она медленно. В этот момент где-то в чаще ухнула сова, и её протяжный крик болезненно зазвенел в ушах.
— Марк… — прошептал Сергей, и в его голосе прозвенела тревога. — У меня такое чувство, что мы тут не одни.
— Думаю, надо довериться деду, — ответил я так же тихо. — Он бы не послал нас, если бы здесь было опасно.
— А я нихера в этом не уверен, — возразил брат в полголоса. — Он из тех, кто может выкинуть из лодки, чтоб научить плавать.
Я усмехнулся, но тут же снова напрягся: ветер внезапно стих, и стало так тихо, что даже журчание ручья показалось слишком громким. Небо, чернее смолы, давило сверху. Луна сияла так ярко, что вода сверкала серебром, и её свет казался непривычно холодным.
— Я думаю, что… — начал я, но слова оборвались.
Мой взгляд зацепился за странное движение. Из леса напротив нас выползал густой туман, стелился по земле, подбираясь к ручью.
— Маааарк… — прошептал Сергей, закручивая наполненную бутылку, не отрывая глаз от молочной пелены.
— Я думаю так же, — выдохнул я, закручивая флягу. — Медленно сваливаем обратно.
Туман стремительно расползался, заполняя пространство у деревьев. Лунный свет подсвечивал его изнутри, и в этой свето-тени проступил силуэт. Огромный, массивный, он двигался медленно, выходя из-за крон деревьев, и две бледно-золотые точки вспыхнули там, где должны быть глаза. В верхней части силуэта, в районе головы, выступали рога.
— Чёрт… — пролепетал Сергей. — Я не помню ни одной бабушкиной сказки про доброго лешего с рогами. Надо валить. Быстро.
— На тропу, бегом! — скомандовал я.
Я хотел поднять ещё пустую бутылку, что осталась у воды, но пальцы скользнули в панике. Времени не было — я бросил её и рванул за братом. Сердце стучало так, будто само хотело вырваться вперёд и обогнать меня.
Я бежал за Сергеем, слыша только собственное дыхание и глухой стук сердца в висках. Несколько поворотов — и он исчез из виду. Тропа уходила вперёд, но брата не было. Я не понимал, он ли ушёл дальше, быстрее меня, или же я сам соскочил с пути. Тьма сгустилась, будто лес затянул завесу, но тропинку я ещё различал — и цеплялся за неё изо всех сил, боясь сбавить темп.
Ещё несколько скачков, и впереди, сквозь мрак, прорезался тёплый свет. Я собрал последние силы и выскочил на поляну. Передо мной горел костёр, рядом сидел Маркел. Только он.
— Сергей! — выкрикнул я, голос сорвался. — Где Сергей?!
Старик поднял глаза от огня и произнёс спокойно, как будто знал ответ заранее:
— Вы должны были вернуться вместе.
— Нет! — я хватал воздух рвано, сбивчиво. — Мы… мы набирали воду. Потом туман… эти глаза… рога! Мы побежали обратно! — слова вылетали из меня обрывками, сердце колотилось громче речи, и казалось, воздуха не хватало заканчивать предложения.
— Тише. Соберись, — тихо сказал Маркел. Его голос был твёрд, и в нём не было ни капли тревоги. — Успокой себя. В таком состоянии благотворных поступков совершить невозможно. Сядь. Выдохни.
— Да как же, Сергей же… — я почти сорвался, но он не дал договорить.
Прадед медленно поднялся. Огонь костра отбрасывал на него дрожащие тени, делая фигуру выше и суровее. Он взял посох, повернулся лицом к тропе, откуда я вывалился, и застыл, словно прислушиваясь к самой земле.
Я повернулся в ту же сторону, что и прадед, чувствуя, как сердце толкает кровь в виски. К бою я был готов слабо — скорее помочь, чем реально сражаться, но всё равно сжал кулаки, будто это могло что-то изменить.
Мы оба смотрели в темноту деревьев. Лес будто замер, тишина стала такой плотной, что в ушах звенело.
И вдруг у самой земли появилось нечто светлое. Оно растекалось ковром, обволакивая траву и корни, тянулось к нам, захватывая пространство. Туман, густой и тяжёлый, выползал из-под стволов, медленно стелился до самого костра. У деревьев он поднимался выше, вился клубами.
Во мраке проступили два огня. Глаза. Они светились холодным золотом, как тлеющие угли. С каждым мигом становились всё отчётливее, пока силуэт, массивный и рогатый, не проявился целиком. Он шагал по туману так, будто тот был для него землёй. И остановился — в пяти метрах от нас.
Я сглотнул, но голос застрял.
Маркел же оставался непоколебим. Он медленно поднял посох, словно в этом не было ни тени суеты, ни страха, и с тем же спокойствием опустил его.
В тот же миг по моим щекам пробежал лёгкий ветерок. Воздух вокруг костра дрогнул, зашевелились языки пламени. Ветер становился гуще, плотнее, и туман начал отходить, словно его втягивали обратно в лес.
И с каждым метром, по мере того как белёсая пелена отступала, перед нами всё яснее проступал монстр, чья тень только что скрывалась во мраке.
Сначала — глаза. Глубокие, золотистые, словно светящиеся изнутри янтарём. Потом — массивная фигура: широкие плечи, будто сложенные из древесной коры, покрытой мхом. Кожа его напоминала ствол векового дуба — с прожилками, с трещинами, но живая, дышащая.
И то, что я сначала принял за рога, оказалось ветвями. Они поднимались от головы вверх и в стороны, раскидываясь как крона. С каждой новой деталью становилось ясно — перед нами не зверь, а хозяин леса, древний и могучий.
Вместо волос на его голове рос мох, спадающий прядями на плечи. Грудь была широкая, покрытая тонкими плетениями лиан, словно они служили ему одеждой. Длинные руки, по виду сильные, заканчивались ладонями с длинными, как сучья, пальцами.
Он стоял неподвижно, словно часть этого леса, словно сам лес собрался в человеческий облик и вышел к нам. В его позе не было вражды — только тяжёлая, вековая мощь.
Прадед и леший какое-то время стояли напротив друг друга неподвижно. Время словно застыло, даже огонь костра горел тише, не потрескивая. Затем Маркел медленно расставил руки в стороны и слегка опустил голову. Его поза выглядела так естественно, словно он делал это тысячу раз.
Я замялся. Сердце колотилось, в груди всё сжалось. Но, видя уверенность прадеда, я заставил себя повторить жест. В тот миг мне казалось, что это выглядит нелепо, но лес вокруг будто внимал каждому движению.
— Приветствую, хранитель рощи, — произнёс Маркел ровным голосом, в котором звучало уважение и сила. — Прошу прощения за суету, принесённую в твой лес извне.
Леший медленно наклонил голову в ответ. Когда он заговорил, его голос был протяжным, глубоким, будто звучал не из груди, а из самой земли и ветвей:
— Приветствую тебя, волхв…
Густые ветви на его голове чуть дрогнули, как крона под ветром, и в этом движении было что-то величественное.
— Мои подопечные впервые в этих местах, — продолжил Маркел. — Прими извинения за смятение и беспокойство.
Леший снова кивнул.
— Твой подопечный свернул в чащу, — протянул леший глубоким, неторопливым голосом. — Пришлось его вернуть на тропу.
В тот же миг из-за его огромного силуэта вышел Сергей. Он выглядел растерянным, глаза были широко раскрыты, будто он только что вынырнул из кошмара. Он двигался медленно, осторожно, словно боялся, что шаг в сторону снова уведёт его в темноту.
— Благодарю тебя, Лютомир. — произнёс Маркел, кивнув лешему. Его голос звучал торжественно, как у равного, приветствующего равного.
Леший не ответил словами. Он лишь чуть склонил голову, и ветви на его голове шевельнулись, словно крона дерева в тихом ветре.
Сергей подошёл ближе, бросая на нас ошалелые взгляды, и я понял, что он до конца не осознаёт, что только что произошло.
— Присядешь с нами, послушаешь о внешней жизни? — спокойно спросил прадед, слегка повернув голову к хранителю рощи.
Леший стоял неподвижно, словно часть ствола, пока его глаза мерцали мягким золотом. Потом он чуть наклонил голову, и ветви на его голове зашевелились, будто от невидимого ветра.
— Да, Маркел, — протянул он глубоким голосом, в котором звучали годы и тишина леса. — Давно я не слышал твоих рассказов и историй.
Я едва заметно вздрогнул. Слышать, как древнее существо называет моего прадеда по имени, было странно и величественно одновременно — будто между ними давно тянулась невидимая нить старого знакомства.
Маркел жестом пригласил его к огню. Лес вокруг будто отступил, оставив поляну в полном распоряжении собравшихся, и даже пламя стало гореть ровнее, словно тоже ждало начала разговора.
Мы расселись вокруг костра. Огонь трещал тихо и ровно, отбрасывая длинные тени на стволы деревьев. Леший Лютомир не садился — он стоял неподвижно рядом, словно тёмная крона, сросшаяся с ночным лесом. Его глаза мерцали золотым светом, отражаясь в пламени.
— Это мои правнуки: Марк и Сергей, — начал прадед, когда мы устроились у огня. Голос его был спокойным, но в нём звучала особая гордость. — Марк принял путь волхва, и ему предстоит перенять мои навыки и знания. Сергей же… — взгляд его скользнул на брата, — тот, кто потерялся. Навный дух, которому тоже многое предстоит постичь.
Лютомир слегка склонил голову, разглядывая нас с любопытством, будто изучал молодых деревцев в своей роще.
— Твои потомки весьма юны, Маркел, — протянул он, и голос его разнёсся низким гулом, словно шелест крон. — Шумны. Суетливы. — Его длинная рука, похожая на ветвь, вытянулась из-за спины, и в ней оказалась та самая бутылка с водой, брошенная мной в панике. — И обронили это. Не поприветствовав, убежали.
— Прошу понять, — продолжил прадед, принимая бутылку с водой. — Для них всё это ново. Они только начинают видеть мир так, как он есть.
Лютомир ничего не ответил, но взгляд его смягчился. Он передал бутылку и вновь выпрямился, возвышаясь над нами, словно страж.
Маркел же начал рассказывать. Он говорил неторопливо, голос его был похож на скрип старого дерева, но каждая фраза ложилась в память. Он вспоминал, как когда-то пришёл в нашу деревню, как впервые переступил порог дома, где жил с семьёй. Словно нить повествования уже тянулась раньше, но теперь он вплетал в неё новые узоры — добавлял события, которых мы не знали.
Я слушал и понимал: это не просто рассказ. Это — признание перед лесом, перед хранителем, перед нами.
— Я решил доверить им поход за водой, — произнёс Маркел спустя какое то время повествования. — Понимал, что встреча с тобой, хранитель, скорее всего состоится. Но они должны были пройти этот путь сами. Птенцов выталкивают из гнезда, чтобы они учились летать — без помощи старших.
На этих словах у Сергея глаза стали круглыми, как у ребёнка. Он резко повернулся ко мне, стреляя глазами в сторону прадеда, и молча, чётко, с явной издёвкой, прошептал губами: «Я же говорил».
Когда разговор стих, и над поляной снова повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра, Маркел неспешно поднялся. Он наклонился к своей дорожной сумке и вынул из неё горсть мелких семян. Пересыпая их из ладони в ладонь, он подошёл ближе к Лютомиру и произнёс:
— Я пришёл не с пустыми руками. Благодарю тебя, хранитель рощи, за приём и защиту. Пусть эти семена прорастут там, где ты пожелаешь.
Глаза лешего вспыхнули мягким золотом. Он протянул вперёд руку-ветвь и слегка кивнул.
— Принято, волхв, — ответил он протяжно, и его голос напоминал шорох листвы под ветром. — Примите дары леса, которые помогут вам восстановить силы.
Лютомир указал рукой на область позади него, у самого края поляны, где оказалась куча даров леса: свежие овощи, налитые яблоки, крупные грибы. Мы с Сергеем переглянулись: как и когда они там появились — никто не заметил. Ни шагов, ни шороха — словно сама земля решила отблагодарить за визит.
— Дед — семечки, а нам, на ужин целый супермаркет. По-моему, честно.
— Завтра с утра мы выдвигаемся дальше, — сказал прадед, поднимаясь от костра. Он ещё раз поклонился Лютомиру и тихо добавил: — Благодарю за дары и за приём.
— И я благодарен за визит, волхв, — ответил хранитель рощи, его голос звучал, словно шелест сотен листьев.
Лютомир плавно развернулся и направился вглубь леса. Туман собрался у его ног и заклубился густыми потоками. Через несколько шагов он словно растворился в ночи, оставив после себя лишь шорох ветвей и серебристый след луны на траве.
Мы же занялись ужином. Из грибов и картошки вышел простой суп, но после долгого дня он показался мне лучшей едой на свете. Мы ели горячее с огромным удовольствием, а Сергей, которому и не нужно было, всё же отведал порцию похлёбки — скорее ради компании, чем из голода.
Прадед расстелил себе лежанку, подложил под голову мешок и, устроившись, произнёс:
— Ложитесь и вы. Завтра нам предстоит пройти столько же.
— Да-да, ложитесь, — отмахнулся Сергей, садясь у костра. — Я тут посижу, покараулю. Мало ли, какой-нибудь заяц или белка пробегут. Или, не дай бог, сова.
— Знаю, что сна тебе не нужно, — спокойно ответил Маркел. — Проведи время с пользой.
Он достал из сумки книгу ручной работы, толстую, с кожаной обложкой и потрескавшимися корешками, и протянул её брату.
— Здесь записи волхвов. Поизучай.
Сергей поймал книгу на лету. Поднял брови и саркастически показал большой палец:
— Класс.
Он раскрыл её и стал листать. Глаза загорелись, когда он увидел старинные символы и рисунки.
— Ого! С картинками! — весело произнёс он, и даже в огне его улыбка смотрелась почти живой.
Я улёгся ближе к костру, слушая, как трещат поленья, и последнее, что услышал, был его тихий смешок, перемежаемый шелестом страниц.