Адам Робертс рекомендует кулинарные моменты из Норы Эфрон, Чарльза Диккенса и других
Лучшие гастрономические сцены в литературе случаются в наиболее эмоциональные моменты — совсем как в жизни. Одно дело просто есть пончик с джемом; совсем другое — есть пончик с джемом после того, как застукала мужа в постели с собственной сестрой.
Окружающие еду обстоятельства едва ли не важнее самой еды. Вы предпочли бы съесть самое вкусное в мире блюдо с людьми, которых вы ненавидите, или заурядное — с теми, кого любите? Думаю, большинство выбрали бы второе.
Собираясь писать свой роман «Food Person» , я хотел придумать историю, в которой еда не только являлась бы следствием чего-то драматичного, но и усиливала бы саму драму. Сосредоточившись на истории начинающего кулинарного обозревателя, которая соглашается написать поваренную книгу за знаменитость, еда одновременно дает импульс действию (две противоборствующие силы пытаются сотрудничать на кухне) и раскрывает что-то о самих персонажах.
Кулинарный обозреватель Изабелла каждый день приносит в офис выпечку, чтобы не общаться с коллегами; Молли, знаменитость, имеющая контракт на написание поваренной книги несмотря на то, что ненавидит еду, в прямом эфире в Instagram безжалостно рубит на куски кочан капусты, приправляя его только лимонным соком.
Знаменитая цитата Брийя-Саварена гласит: «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты». Лучшие гастрономические сцены в литературе как раз и освещают персонажей и историю посредством кухни. Ниже представлены несколько из числа лучших.
*
Кульминация «Торт в лицо» от Норы Эфрон
При словах «еда» и «литература» тут же вспоминается «Оскомина» Норы Эфрон. Существует ли книга, которая органичнее — или уморительнее — встраивает еду в повествование? Я в этом не уверен.
Автобиографическая история о браке Эфрон и Карла Бернстайна и его романе с другой женщиной (в то время как сама Нора была на седьмом месяце беременности) наполнена кулинарными шутками и рецептами — в том числе и тушеного мяса Лиллиан Хеллман — и в конце концов приводит к незабываемому моменту, когда Нора (или ее заместительница, Рейчел Самстат) швыряет свежеприготовленный торт с лаймом в лицо изменяющему ей супругу.
Столь эффектной эта сцена становится отчасти именно благодаря двойственности: «Если запустить в него тортом, он разлюбит меня навсегда. Но он уже меня не любит. Значит, раз мне хочется, я могу запустить в него тортом». Торт угодил «преимущественно в правую половину» лица Марка, «крем и лаймовая начинка облепили ему бороду, нос и ресницы», и вместо того, чтобы перерасти в драку, эпизод заканчивается смехом.
В этой сцене Эфрон просто мастерски жонглирует эмоциями, комедией, злостью и десертом.
Рождественский ужин у Крэтчитов в «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса
Рождественская песнь в прозе Чарльз Диккенс
Когда в канонической рождественской истории Чарльза Диккенса Скруджа посещает Дух Нынешних Святок, Скрудж заходит в свою комнату и обнаруживает, что «на полу огромной грудой, напоминающей трон, были сложены жареные индейки, гуси, куры, дичь, свиные окорока, большие куски говядины, молочные поросята, гирлянды сосисок, жареные пирожки, плумпудинги, бочонки с устрицами, горячие каштаны, румяные яблоки, сочные апельсины, ароматные груши, громадные пироги с ливером и дымящиеся чаши с пуншем, душистые пары которого стлались в воздухе, словно туман».
С самого начала еда становится важным символом всего великолепия жизни — великолепия, от которого Скрудж до сих пор отгораживался. Продолжая их путешествие, Дух ведет Скруджа по рынку: «яблоки и груши, уложенные в высоченные красочные пирамиды... гроздья винограда, развешенные тароватым хозяином лавки на самых видных местах, дабы прохожие могли, любуясь ими, совершенно бесплатно глотать слюнки», — восторгается Диккенс.
Скрудж прибывает в дом своего клерка, Боба Крэтчита, где только что увиденному нами изобилию противопоставляется «уцелевшая на блюде микроскопическая косточка». И все же семья ведет себя так, словно находится на изобильнейшем из пиров; как пишет Диккенс: «Нет, не бывало еще на свете такого гуся! ... Все наперебой восторгались его сочностью и ароматом, а также величиной и дешевизной».
В этот момент еда из символа становится проводником изменений: что первым делом делает Скрудж, едва только проснувшись? Посылает Крэтчитам «премированную индюшку».
Критик на кухне в «Какая гадость эта ваша рыба-фугу» Т.К. Бойла из сборника «Если бы рекою стало виски»
Какая гадость эта ваша рыба... Том Корагессан Бойл
В конкурсе на лучший рассказ о еде этот в буквальном смысле самые сливки. Т.К. Бойл как писатель талантлив настолько, что читать его именные чеки вероятно интереснее, чем первые романы большинства выпускников. Здесь почти очевидная завязка: отчаянно желающий привлечь к себе внимание итальянский шеф-повар Элберт умоляет, чтобы оценить его еду пришла Уилла Франк — самый опасный критик в городе.
Рассказ открывают несколько ее самых жестоких выпадов: «Листья салата радиччо вялые». «Фугу — такая гадость». «Полевой салат с фризе и цикорием — это просто надругательство». «Кулебяка с виду будто бы горела в аду». Первой ночью, когда Уилла Франк наконец появляется, на кухне Элберта царит бардак: официант опаздывает на работу, кондитер не успевает выполнять свои обязанности, сливки скисли, а мойщик посуды убегает в ярости. Уилла всегда приводит с собой своего друга по прозвищу Вкусолог, который только нюхает еду и отодвигает ее.
Второй визит оказывается не лучше. Все сводится к третьему визиту, когда, узнав, что Вкусолог любит простые блюда, такие как стейк, картофель и горох, Элберт придумывает план, как заманить Уиллу Франк на кухню. Внезапно оказавшись с критиком лицом к лицу, повар начинает кормить ее с рук кольцами кальмара в чесночном соусе.
Это странно эротично, психологически проницательно и драматически волнующе, особенно для любого творческого человека, желающего противостоять самому резкому скептику при помощи чистейшей версии своего таланта.
Трапеза после охоты на волков в «Войне и мире» Льва Толстого
Война и мир. В двух томах Лев Толстой
Клянусь, что это не ложная скромность, но я прочитал «Войну и мир». Была пандемия, и мне хотелось бросить себе вызов после прослушивания «Мемуаров» Пэтти ЛюПон и прохождения «Legend of Zelda: Breath of the Wild». Тысячу двести пятьдесят страниц спустя я весь светился от своего достижения и благородной, богатой, занятной и любящей прозы Толстого.
Никого этим не удивлю, но сцена, которая запала мне в душу больше всего, связана с едой: после яростной и оживленной охоты на волков Наташа и ее брат Николай приглашены переночевать в отдаленном доме их дядюшки. В кабинете, где «слышался сильный запах табаку и собак», им преподносят «травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовый мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду».
Все это подала экономка, которая, по-видимому, является и неофициальной дядюшкиной женой. Как пишет Толстой, «все отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой». Несколько этих сцен, кульминацией которых становится игра дядюшки на гитаре и требование Наташи «еще, еще!», являются идеальным воплощением более масштабных тем книги, противопоставляющих опустошения войны сладким ощущениям жизни. А эта еда кажется действительно вкусной.
Почетные упоминания:
• Ни один список книг о кулинарии в литературе не может считаться полным без мадленки, замоченной в чае, из романа «По направлению к Свану» Марселя Пруста , открывающего семь томов мемуаров, справиться с которыми будет непросто даже страстному любителю мадленок. (Я сдался сто восемьдесят пять страниц спустя.)
• Не знаю, что считать более преступным: вычеркнуть из списка Портного, удовлетворяющего себя посредством печени, или включить его. Так или иначе, культовая сцена из «Случая Портного» Филипа Рота — это новаторский момент в литературе.
• А мытье посуды считается? Да — если это Пнин в шедевре Набокова , роняющий щипцы для орехов в раковину, где среди мыльной пены беспомощно стоит большая чаша «сверкающего аквамаринового стекла», подарок сына его бывшей жены. К счастью, треснул только кубок. Пнин ставит «равнодушную и невозмутимую» чашу обратно на «самую надежную полку». И подумать только, всего этого можно было бы избежать с помощью исправной посудомоечной машины.
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ
Источник: Face Pies, Holiday Turkeys, Finger-Feeding Critics: The Five Best Food Scenes in Literature