Часть 1. Художественная
Ты долго была одна. Ты ждала его. Приходили не те. Рядом с ними ты не звучала, не теряла сознание, не растворялась, не жила, не дышала.
И вот, наконец… Ты даже не можешь поверить, что это случилось. Ты узнала его через 6 секунд. Это Он — вот и всё, что ты успела подумать.
И мир стал цветным, он как будто ожил. Чертоги Снежной Королевы вдруг растаяли и пришла весна — запели птицы, распустились цветы, и твой мир из черно-белой зимы превратился в цветное, ситцевое лето.
Он налетел как весеннее половодье и затопил тебя теплом и светом. И ты растаяла. А кто бы не растаял?
Потому что рядом с ним тебе легче дышать. Потому что рядом с ним ты как будто становишься собой. И только потом, когда ты немножко отдышалась, очухалась, поверила в это чудо, подкрался страх — а это навсегда? А это никогда не кончится?
И началось:
- Ты любишь меня? Ты будешь любить меня вечно? Мы никогда не расстанемся? Поклянись!
А ему эти твои тревожные вопросики как-то быстро надоели, и он уже отвечает, как заученный наизусть урок:
— Ну, да, да, конечно! — а в голосе: «Отстань, надоело».
И тут к тебе в душу закрадывается гадкая мыслишка, которая пробирает прям насквозь своим холодком: а что, если… Если я ему надоем? Я же такая — тут у каждого свои комплексы, но не суть. И вот ты уже смотришь внимательней, часто заглядываешь ему в глаза, сканируешь тон, взгляд, позу — нет ли признаков охлаждения? Ведь тогда тебе — конец.
И ты словно прозреваешь — розовые очки вдребезги, и вдруг рядом с тобой оказывается совершенно другой человек — он так изменился, стал холоднее, больше не смотрит тебе в глаза, не восхищается тобой с утра до ночи, как раньше, он подолгу засиживается за работой и ложится, когда ты уже спишь. Секс — редкая радость, как Воскресная служба.
Вместо розовых очков ты одеваешь очки для близоруких дурочек. И вдруг начинаешь видеть. Как Терминатор. Насквозь. Как рентген.
Трус, закомплексованный, жадный, нет друзей, жуткое самомнение, одни воздушные замки, а зарплата — кот наплакал и далее — по списку, у кого что.
А теперь — под долгие и продолжительные аплодисменты — на сцену выходит Великий и Ужасный Сэм Вакнин!
Сейчас он нам расскажет, что это, как называется, как с этим жить, кто виноват и что делать!
«Возьми мою тень — дай мне любовь».
Так это и не любовь вовсе, а сделка?
То, что мне невыносимо носить внутри, я незаметно оставлю у тебя. Мой стыд — на твоей полке. Твоя тревога — на моей. И если часть меня лежит у тебя, мне хочется слиться; не просто обнять — раствориться, чтобы снова почувствовать целостность. В этот миг и рождается то, что со стороны выглядит как «великая страсть», а внутри ощущается как зависимость: без тебя будто нет кислорода.
Но чем сильнее мы сливаемся в одно целое, тем отчётливее и осознаннее становится страх — быть поглощённой, исчезнуть. Ты же можешь уйти, изменить, исчезнуть — и что тогда будет со мной?
И начинается качание маятника: то тянусь, то отталкиваю, то прошу тепла, то обиженно холодею.
Сексуальная часть там тоже обретает странный смысл. Обычная нежность кажется опасной: в ней слишком много правды, слишком мало защиты. Поэтому один из партнёров уходит в холод — «накажу отсутствием, верну контроль», — а другой устраивает показательные выступления в качестве позитивного подкрепления, где важнее доказать собственную ценность, чем встретиться телом к телу.
- Он будто снимает фильм, а я — дублёрша главной героини, и в финале меня всегда вырезают.
Это не про «умение» или «опыт», это про страх близости: чем ближе ты ко мне по-настоящему, тем явственнее моя Тень — и тем больше хочется её спрятать.
История Скотта Фицджеральда и его жены Зельды
«Ночь нежна — роман с двойным прототипом: светская оболочка пары Дайверов выросла из реальной жизни Джеральда и Сары Мёрфи на Ривьере (книга посвящена им), а внутренний слом брака и история болезни Николь явно обязаны браку Фицджеральдов и кризисам Зельды. В итоге это и портрет эпохи Мёрфи, и признание Фицджеральда о себе.»
Он — талантлив, раним, жаждет признания и устало шутит над собой, чтобы не слышать внутренний голос: «ты не дотягиваешь, ты не сможешь, у тебя не получится, ты просто избалованный маменькин сынок».
Она — живая, яркая, резкая, нервная, непредсказуемая, то плачет, то смеётся. Ах, признайтесь, многим мужчинам нравятся такие! Это женщина-ребенок! Женщина-праздник!
Как часто близкие думают, что это просто дурной характер.
- При жизни Зельде ставили “шизофрению” (диагноз в 1930–1931 годах в европейских клиниках; тогда этот ярлык ставили часто и широко).
Сегодня большинство биографов и врачей ретроспективно склоняются к биполярному расстройству, а не к шизофрении.
Вначале это фейерверк, полет на Луну, Венера в экзальтации.
Мы — не такие, как все, у нас всё будет по-другому. Мы сможем! Мы — из одного теста, — говорят такие пары, и это правда первых месяцев.
Он проецирует на Зельду свои комплексы, свою неуверенность и страх: рядом с ней он не мальчик, а Спасатель и Гений. Зельда награждает Скотта своей панической неустойчивостью: рядом с ним ей кажется, что под ногами, наконец, твёрдая земля, а не океанский шторм. Пока этот взаимовыгодный обмен работает — у них слияние: «мы одни против целого мира».
Но приходит день, когда страх поглощения накрывает его.
Я теряю себя, я растворяюсь, я завишу от её настроения, это ужасно, — шепчет подсознание, но сознание его не слышит.
Ему кажется, что ничего не происходит, просто у него стало больше работы, больше нервотрёпки — нужно срочно сдавать роман! И, как следствие, больше алкоголя. Он ее больше не любит! Она визжит как их маленькая злая чихуахуа, ее глаза навыкате наливаются кровью. Аффект. Занавес.
Во 2 акте этой античной трагедии она приходит в себя, но впадает в отчаяние, отдаляется в ответ, потом снова бросается к нему, строит планы мести, прощает и ненавидит, рыдает, срывается, устраивает сцены, катается по полу и сучит ножками, как ребёнок в супермаркете (или даже изменяет!) — так неумело она просит, нет, выпрашивает, нет требует просто тепла и внимания, которое ПАПА не дал ей в детстве, и теперь МУЖ ТОЖЕ не может ей дать.
А, если ОН на нее не смотрит, она исчезает, ее просто нет.
Вокруг нее мертвые игрушки, которые ей подарил папа, но его самого нет.
Игрушки стали дороже, но суть не изменилась.
Он платит за свое отсутствие.
Его нет, даже, если он рядом.
Все твои мужчины - актеры, статисты, ты пригласила их на роль Отца, чтобы выплакать все свои детские слезы, высказать все свои обиды и сделать так, чтобы Он, наконец, обернулся и увидел тебя.
Но он закрывается, молчит, и в этой тишине прячет свой стыд и свою вину: если ничего не чувствовать — не так больно.
Так и живут: она — неистовый бенгальский огонь, он — как сломанный фонарик: то погаснет, то потухнет, горит слабо и вне всякой логики.
В романах это выглядит красиво: Супергерой и хрупкая тонкокожая, почти прозрачная фея из мира грёз. В жизни — изматывает до паранойи.
Мини-словарь:
Проекция — это когда мне легче разглядеть в тебе то, что болит у меня, то, что мне нельзя в себе видеть; я дарю тебе это с любовью: забери, пожалуйста, носи на здоровье!
Интроекция — ты это подхватываешь и начинаешь носить мой груз, будто он твой.
Слияние — мы пытаемся закрыть друг друга собой, «залатать» наши дыры, наши пустоты и словно существуем только вместе. Если ты уйдёшь, плотину прорвёт, и я утону, я исчезну.
Откат — становится страшно и больно: я стекленею от страха, холодею и отступаю, а ты каменеешь в ответ.
Это дно. Вакуум. Открытый Космос. И тогда мы отталкиваемся от пустоты и снова летим вверх, к небесам, к звёздам, к солнцу. И всё возвращается — снова тяга, снова бабочки, снова надежда. И так — по кругу.
А где же выход, товарищ Вакнин?
Узнаёшь себя? И его? Похоже? Тогда ты уже на верном пути.
Сядь и скажи вслух:
— Я всё время ношу его стыд: мне стыдно за его холод, за его провалы, за его молчание — будто это моя вина.
— Я всё время ношу её страх: мне страшно, когда она плачет, и я спасаю её, даже когда не могу.
Когда у слов появляются имена, у тебя появляется пульт управления. Следующий шаг — вернуть ответственность владельцу. Не скандалом, а ясной фразой:
— Вот это — моё, я возьму это себе и не буду перекладывать на тебя. А вот это — твоё, я рядом, но носить вместо тебя не буду.
Обычно в этот момент кажется, что любимый человек исчезнет, если не держать его груз. Но происходит другое: у тебя освобождается место для жизни.
Ещё один шаг — снизить пафос. Чем меньше легенд и группового нарциссизма — «мы особенные» — тем меньше поводов для античных трагедий.
Вы ещё не устали? Это так изматывает! Спектакль за спектаклем! Какие-то бесконечные гастроли, а зарплата копеечная. Вы просто не заметили, как фильм кончился, а вы так и живёте жизнью героев сериала.
Что бы сказали классики?
Фрейд напомнил бы про повторение: мы ищем того, кто склеит старую трещину, и запускаем старую драму.
Юнг добавил бы: ты влюбилась не в человека, а в свою проекцию — верни Тень себе, иначе всякий раз «он окажется не тем».
Кернберг сказал бы про качели «ангел/демон» и необходимость собрать цельный образ другого — с плюсами и минусами, без магии.
А Вакнин вернул бы нас к формуле сделки: пока чужие тени складируются в твоем доме, близость будет ломать вас обоих. Никакая любовь не выдержит, если ей отведена роль эвакуатора.
История Скотта и Зельды — не страшилка и не романтизация безумия. Это зеркало, в котором видно главное: двое пытались нести чужой груз - то, что каждый должен уметь выдержать сам.
Помните, чем закончился роман?
Если ты плохо несёшь то, что я на тебя спроецировала, — всегда найдётся новый Спасатель или Спаситель. Как у неё, так и у него. Ведь пол не имеет значения!
Пишите, будем разбираться вместе!
WhatsApp: https://wa.me/79037477470