Ноутбук мужа гудел на кухонном столе, как рассерженный шмель. Андрей всегда оставлял его включённым, воткнутым в розетку, словно боялся упустить что-то жизненно важное, пока спит или принимает душ. Марина никогда не прикасалась к его технике. Это была его территория, его мир, состоящий из чертежей, смет и бесконечной деловой переписки. Но сегодня утром он, спешно собираясь в очередную командировку в Воронеж, попросил: «Мариша, там придёт подтверждение брони отеля на почту, из «Азимута». Распечатай, пожалуйста, и отдай водителю, он в обед за документами заедет. Пароль ты знаешь, день рождения тёщи».
Она кивнула, не отрываясь от замешивания теста на сырники. День рождения её матери, умершей десять лет назад, в качестве пароля от его рабочей почты — в этом была какая-то горькая ирония, которую она предпочитала не замечать.
Когда за Андреем закрылась дверь, а в квартире воцарилась привычная утренняя тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых настенных часов в гостиной, Марина вымыла руки, вытерла их льняным полотенцем и подошла к столу. Она села на стул, который чуть скрипнул под её весом, и придвинула к себе ноутбук. Экран приветливо моргнул. Пальцы сами набрали знакомую комбинацию цифр. Почтовый ящик открылся, пестря десятками непрочитанных сообщений. «Срочно!», «Согласование проекта», «Отчёт за май». Она нашла поисковую строку и ввела «Азимут». Ничего. Странно. Может, в спаме? Тоже нет.
Она вернулась к входящим и начала пролистывать их вручную. И тогда взгляд зацепился за отправителя — «Региональный Ипотечный Банк». За последние пару месяцев от них пришло не меньше десяти писем. Марина знала, что у них была ипотека на квартиру сына, но её давно погасили. Ради любопытства она кликнула на последнее. «Уважаемый Андрей Николаевич, уведомляем Вас о плановом списании…». Стандартная формулировка. Она открыла прикреплённый PDF-файл, выписку по счёту. И мир качнулся.
Не было никакого отеля. Была ежемесячная транзакция на весьма солидную сумму. Семьдесят тысяч рублей. Получатель: Соколова Алевтина Викторовна. Назначение платежа: «Частный перевод». И так — каждый месяц. Последние три года. Три года.
Марина сидела, не двигаясь. Гудение ноутбука стало оглушительным. Она чувствовала, как кровь отхлынула от лица, а пальцы, лежащие на тачпаде, стали ледяными. Семьдесят тысяч. Каждый месяц. Тридцать шесть раз подряд. В голове заработал безжалостный калькулятор, её профессиональная привычка — она работала главным бухгалтером на небольшом рязанском заводе медтехники. Сумма получилась чудовищная. Сумма, равная цене хорошей однокомнатной квартиры. Или двум годам её собственной зарплаты.
Она медленно опустила крышку ноутбука. Щелчок замка прозвучал в тишине как выстрел. Она встала, подошла к окну. Во дворе дети играли в мяч, на скамейке сидели старушки, жизнь шла своим чередом. А её жизнь, её тридцать два года брака, только что рассыпались в пыль, как старая книга с пересохшим переплётом. Не было слёз. Было только звенящее, холодное недоумение. Кто она, эта Соколова Алевтина Викторовна? И почему её благополучие стоит семьдесят тысяч рублей в месяц из их семейного бюджета?
Первым её порывом было не позвонить мужу, не устроить скандал. Она налила в чашку воды из-под крана и выпила залпом. Вода была безвкусной и холодной. Затем она подошла к книжному шкафу, достала толстый фотоальбом в бархатной обложке. Вот они с Андреем на свадьбе — молодые, смеющиеся. Вот с маленьким Митей на руках у роддома. Вот на юбилее у друзей, десять лет назад. Он обнимает её за плечи, и взгляд у него такой… любящий. Или ей так казалось? Она провела пальцем по его лицу на фотографии. Бумага была гладкой и прохладной. «Тридцать два года, — прошептала она в пустоту. — Я знаю этого человека тридцать два года». А потом, с ледяной ясностью, поправила себя: «Или думала, что знаю».
Она не стала готовить сырники. Тесто в миске сиротливо осело. Вместо этого она набрала номер.
— Оль, привет. Можешь приехать?
— Мариш, что-то случилось? Голос у тебя… — в трубке послышалась встревоженная скороговорка её младшей сестры.
— Приезжай. Просто приезжай, пожалуйста.
Ольга, энергичная, резкая, работающая риелтором и привыкшая решать чужие проблемы, влетела в квартиру через полчаса, с ходу обдав Марину запахом духов и деловой суеты.
— Так, что за похоронный вид? С Андреем что? На работе?
Марина молча кивнула на кухню. Она снова открыла ноутбук, снова открыла то самое письмо. Ольга склонилась над экраном, её острый взгляд быстро пробежал по строчкам. Она молчала с минуту, потом выпрямилась и посмотрела на сестру. Во взгляде её не было жалости. Была сталь.
— Давно? — коротко спросила она.
— Судя по выпискам — три года. Регулярно, как часы.
— Понятно. — Ольга решительно подошла к серванту, достала бутылку дорогого коньяка — подарок Андрею от партнёров, который он берёг для особого случая, — и две рюмки. — Особый случай настал.
Они сидели на кухне, и коньяк обжигал горло. Марина никогда не пила крепких напитков днём. Это было что-то из чужой, неправильной жизни. Но сейчас это казалось единственно верным действием.
— Что будешь делать? — спросила Ольга, внимательно глядя на неё.
— Я не знаю. Я… просто не понимаю. Кто она? За что? Если бы это была любовница… но такие деньги? Это не на духи и платья. Это… на жизнь.
— Это на вторую семью, Марин, — жёстко отрезала Ольга. — Не строй иллюзий. Мужики в их возрасте с ума сходят. Кризис седины в бороду. Находят себе молодую, она им рожает, и вот тебе — вторая жизнь втайне от первой. Он ведь в командировках пропадает неделями?
Марина кивнула. Да. Воронеж, Липецк, Тамбов. Проекты, объекты, совещания. Он приезжал уставший, привозил ей местные сувениры — пастилу, мёд. Целовал в щёку и говорил, как соскучился. Ложь. Всё было ложью.
Когда вечером вернулся Андрей, усталый и довольный успешно проведёнными переговорами, Марина встретила его в гостиной. Она сидела в кресле, прямая, как струна. Ноутбук стоял на журнальном столике перед ней, экран был развёрнут к нему.
— Привет, родная, — он шагнул было к ней, чтобы обнять. — Водитель заезжал? Распечатала?
— Отеля не было, Андрей, — тихо сказала она. Голос был чужим, безэмоциональным. — Зато было кое-что другое. Посмотри.
Он подошёл к столику. Его взгляд упал на экран. Марина видела, как с лица его сползает усталая бодрость, как оно становится сперва недоумевающим, потом испуганным, а затем — серым и жалким. Он опустился на диван, словно ему подрубили ноги.
— Марина… я всё объясню.
— Объясняй. У меня вся ночь впереди.
И он заговорил. Путано, сбивчиво, унизительно. Да, женщина. Да, в Воронеже. Познакомились на объекте, она работала в местной администрации. Закрутилось. Она моложе, да. На пятнадцать лет. И… да. Есть ребёнок. Мальчик. Паша. Ему шесть.
Марина слушала, и холод внутри неё превращался в лёд. Не просто измена. Предательство было куда глубже, оно проросло метастазами в их жизнь. Там был другой дом, другой быт, другой ребёнок. Мальчик, которого он водил в первый класс, пока их собственный сын Митя, уже взрослый, строил свою жизнь в Москве.
— Он знает, что у него есть брат? — спросила Марина, когда Андрей замолчал, уронив голову на руки.
— Нет… — выдавил он.
— А она знает, что у неё есть я?
Он молчал. Это было красноречивее любого ответа.
Марина встала.
— Завтра суббота. Ты соберёшь свои вещи. А потом позвонишь Мите и скажешь, что мы разводимся.
— Мариша, подожди! — он вскочил, попытался схватить её за руки. — Не руби с плеча! Нам по пятьдесят пять лет! Куда ты пойдёшь? Кому мы нужны в этом возрасте? Давай поговорим! Я всё исправлю! Я брошу её!
В его словах было столько банального, эгоистичного страха, что Марину затошнило. Особенно от этого «кому мы нужны». Он говорил о себе.
— Ты не понял, Андрей, — она посмотрела ему прямо в глаза, и он отшатнулся от холодного пламени в её взгляде. — Это не я ухожу. Это ты уходишь. Из моей жизни. Вещи собери до утра. Я переночую у Ольги.
Ночевать у сестры не пришлось. Андрей, сломленный и раздавленный, сам уехал на съёмную квартиру уже на следующий день, бросив в машину пару сумок. Разговор с сыном был коротким и страшным. Марина слышала, как Андрей что-то мямлил в трубку про «так получилось» и «мама решила». Потом он передал трубку ей.
— Мам? Что случилось? Папа что-то несёт… — голос Мити дрожал.
— Всё в порядке, сынок. То есть, не в порядке, но будет. Мы с отцом разводимся.
Пауза на том конце провода была оглушительной.
— Из-за чего? Он… он тебя обидел?
— Он жил на две семьи, Митя. Там есть ребёнок.
— Что?.. — выдохнул сын. — Господи… Мам. Мамочка. Я сейчас приеду.
— Не надо, милый, у тебя работа. Я справлюсь. У меня есть Оля.
— Мам, я приеду в следующие выходные. Обязательно. Тебе что-нибудь нужно? Деньги?
— Ничего не нужно, сынок. Просто знай, что я тебя люблю.
— И я тебя, мам. Очень. Держись.
Следующие недели прошли как в тумане. Ольга была спасительным ураганом. Она взяла на себя всю грязную работу с документами, с юристами. «Квартира твоя, куплена до брака. Дача — пополам. Машина его. Счета… вот тут будем бодаться», — деловито говорила она, раскладывая бумаги на кухонном столе, который всё ещё помнил присутствие Андрея.
Митя приехал, как и обещал. Высокий, серьёзный, так похожий на отца в молодости, но с её глазами. Он обнял её крепко-крепко, и только тогда Марина позволила себе заплакать — беззвучно, уронив голову ему на грудь.
— Я говорил с ним, — глухо сказал Митя, гладя её по волосам. — Он… жалкий, мам. Он плакал, говорил, что любит тебя, а там — ошибка.
— Шестилетняя ошибка по имени Паша, — горько усмехнулась Марина. — Не бери в голову, сынок. Это наши с ним дела. У тебя есть отец. И теперь… у тебя есть брат.
Она сама удивилась своим словам. Но это было так. Мальчик был ни в чём не виноват.
Жизнь в опустевшей квартире стала невыносимой. Каждый предмет кричал о прошлом. Вот его кресло, вот полка с его детективами, вот чашка, из которой он пил кофе по утрам. Однажды ночью, не в силах уснуть, Марина сидела за ноутбуком — теперь уже своим, стареньким, — и бездумно листала сайты. Работа, которую она когда-то любила, теперь казалась бессмысленной рутиной. Цифры, отчёты, балансы… всё это было прахом по сравнению с рухнувшим миром.
И вдруг она наткнулась на объявление. «В частный музей книги и книгопечатания в Нижнем Новгороде требуется специалист-хранитель фондов, реставратор с опытом работы с документами XIX века».
Нижний Новгород. Она была там однажды, проездом, много лет назад. Помнила бесконечный простор, где сливались Ока и Волга, величественный кремль на горе, старинные купеческие дома на Рождественской улице. Город силы. Город нового начала.
В юности, ещё до замужества, она училась на истфаке и мечтала заниматься архивной работой, реставрацией старинных фолиантов. Её диплом был посвящён как раз книгопечатанию XIX века. Потом родился Митя, и пришлось искать работу, которая приносит деньги, а не только удовольствие. Так в её жизни появился бухучёт.
Сердце вдруг забилось часто и сильно. А что, если?.. Продать свою долю дачи, продать эту квартиру, полную призраков прошлого, и уехать? В пятьдесят пять лет. «Кому ты нужна в этом возрасте?» — прозвучал в голове голос Андрея. А она упрямо подумала: «Себе. Я нужна себе».
Она составила резюме и, не веря в успех, отправила его по указанному адресу.
Через неделю ей позвонили. Приятный мужской голос сообщил, что её кандидатура их очень заинтересовала, и пригласил на онлайн-собеседование. Разговор длился почти час. Она говорила о том, о чём молчала тридцать лет — о типах бумаги, о водяных знаках, о методах борьбы с «лисьими пятнами» на старых страницах. Она говорила увлечённо, забыв о своём возрасте, о разводе, о предательстве. Она была просто Мариной, специалистом, влюблённым в своё дело. И её взяли.
Процесс развода и раздела имущества прошёл на удивление гладко. Андрей на всё соглашался, сломленный и притихший. Он пытался несколько раз заговорить с ней, начать разговор о «нас», но натыкался на вежливую и непробиваемую стену. Однажды он ждал её у подъезда с букетом её любимых бордовых роз.
— Марина, давай попробуем сначала, — сказал он, протягивая ей цветы. — Я порву с ней. Клянусь. Мы поедем отдохнём, куда захочешь. Вспомним, как нам было хорошо.
Она посмотрела на цветы, потом на него.
— Хорошо уже не будет, Андрей. А плохо я не хочу. И цветы эти… они из той, прошлой жизни. А я в ней больше не живу. Я уезжаю в Нижний.
— Куда? — он опешил. — Зачем? Там же никого у нас нет.
— У тебя — нет. А у меня там будет новая работа и новая жизнь. Прощай.
Она обошла его и вошла в подъезд, не взяв букет.
Переезд был похож на освобождение. Ольга помогла быстро продать квартиру. Марина безжалостно избавлялась от вещей. Совместная посуда, мебель, шторы — всё было продано или отдано. С собой она брала только самое ценное: свои книги, фотографии родителей и маленького Мити, старинную шкатулку, доставшуюся от бабушки, и свой реставрационный набор с инструментами, которым она почти не пользовалась последние годы.
В поезде «Рязань-Нижний Новгород» она смотрела в окно на пролетающие мимо пейзажи и впервые за долгие месяцы чувствовала не боль, а лёгкое, волнительное предвкушение.
Новая квартира была крошечной, съёмной, на последнем этаже сталинки с видом на реку. Но она была её. Её крепость. Первым делом Марина купила удобное рабочее кресло, лампу с зелёным абажуром и заварила в новой турке кофе. Запахло домом. Её домом.
Работа в музее оказалась именно тем, о чём она мечтала. Небольшой, но очень увлечённый коллектив. Сам музей располагался в отреставрированном купеческом особняке. Её рабочее место было в тихом кабинете с высокими потолками, где пахло старой бумагой, кожей и клеем. Ей доверили архив местного купца-мецената, и она с головой погрузилась в расшифровку его дневников и писем.
Одним из основателей музея был местный историк, профессор на пенсии, Лев Аркадьевич. Это был высокий седой мужчина лет семидесяти, с живыми, насмешливыми глазами и невероятной эрудицией. Он часто заходил к ней в кабинет, чтобы обсудить какую-нибудь находку.
— Марина Васильевна, голубушка, посмотрите, что я нашёл! — однажды ворвался он, размахивая пожелтевшим листком. — Письмо от его приказчика из Астрахани! Жалуется на цены на икру и на качество белуги! Каков слог, а?
Они вместе смеялись, разбирая витиеватые обороты речи XIX века. Лев Аркадьевич рассказывал ей о городе, о его тайнах и легендах. После работы он иногда провожал её, и они медленно шли по набережной, обсуждая недавние архивные открытия или просто любуясь закатом над Стрелкой. Это не было флиртом. Это было нечто большее — родство душ, обретённое на склоне лет.
Однажды вечером, разбирая коробку с книгами, которую она всё не решалась открыть, Марина наткнулась на маленький блокнот. Это был её студенческий дневник. На одной из страниц её собственным, угловатым юношеским почерком было выведено: «Хочу жить в большом городе на великой реке. И чтобы работа была связана с историей. И чтобы рядом был человек, с которым можно молчать и смотреть на воду».
Она закрыла блокнот и подошла к окну. Внизу, в огнях, лежала набережная, темнела могучая гладь Волги. Завтра они с Львом Аркадьевичем договорились пойти на концерт старинной музыки в филармонию.
Зазвонил телефон. Это был Митя.
— Мам, привет! Как ты?
— Хорошо, сынок. Очень хорошо.
— Я тут фотографии твои новые видел, Оля присылала. Ты на какой-то конференции. Такая… красивая. И счастливая. Я так рад за тебя, мам. Ты даже не представляешь. Ты такая сильная.
— Я не сильная, Митя. Я просто… живая.
Она положила трубку и ещё долго смотрела на реку. Холодный лёд, сковывавший её душу почти год, окончательно растаял, унесённый великой рекой. Впереди была жизнь. Её собственная. И она только начиналась.