Звонок застал Елену Викторовну прямо посреди описи фонда личного происхождения купца Трегубова. Она как раз разбирала пожелтевшие от времени письма, написанные бисерным почерком с «ятями» и «ерами», когда в звенящей тишине архива пронзительно запел мобильный. Она поморщилась – всегда ставила на виброзвонок, но, видимо, после утреннего разговора с сестрой забыла переключить. На экране высветилось «Иван Сергеевич. Директор». Сердце екнуло. Директор просто так не звонил.
– Елена Викторовна, добрый день. Не отвлекаю?
– Добрый день, Иван Сергеевич. Нет, что вы, – соврала она, аккуратно отодвигая хрупкое письмо.
– У меня для вас новость. Помните, мы подавали ваш проект «Цифровой архив Рязани» на федеральный грант?
– Конечно, помню, – у Елены пересохло во рту. Они работали над этим проектом почти два года. Она лично ночевала в архиве, сканируя тысячи документов, создавая каталоги, обучая молодых сотрудниц.
– Так вот, – в голосе директора прозвучали торжественные нотки, – нам не просто одобрили финансирование на следующий этап. Ваш личный вклад был отмечен отдельно. Вам присуждена премия. Весьма, весьма солидная. Приказ уже у меня на столе. Поздравляю от всей души! Вы это заслужили как никто другой.
Елена так и села на стул. Ноги вдруг стали ватными. Премия. Ей. За ее тихую, кропотливую, пыльную работу, которую муж Андрей вечно называл «копанием в бумажном хламе». Она пробормотала слова благодарности, с трудом соображая, и положила трубку.
Взгляд упал на календарь, висевший на стене. На нем был изображен остров Кижи. Деревянные, многоглавые церкви, уходящие в свинцовое северное небо. Ее давняя, почти несбыточная мечта. Она лет с тридцати, еще с тех пор, как увидела их в журнале «Вокруг света», мечтала поехать в Карелию. Посидеть на берегу Онежского озера, подышать тем воздухом, прикоснуться к этому вековому дереву. Но всегда находились дела поважнее: ипотека, учеба сына, потом его свадьба, помощь с внуками, ремонт на даче, новая машина для Андрея… Ее мечта, как старая фотография, все больше выцветала, убиралась в самый дальний ящик души. А теперь… Теперь она могла. Могла просто взять и поехать. Одна. Без оглядки на всех.
Она доработала день как в тумане. Радость была такой тихой, такой личной, что ею не хотелось делиться с коллегами. Хотелось сначала принести ее домой, как драгоценность, и показать самому близкому человеку.
Дома пахло жареной картошкой. Андрей, ее муж, сидел на кухне в тренировочных штанах и листал новости в телефоне. За тридцать лет брака Елена научилась определять его настроение по посадке головы. Сегодня оно было нейтрально-усталым.
– Привет, – он оторвался от экрана. – Устала? Картошки будешь?
– Привет. Буду, спасибо, – она сняла плащ и прошла в кухню. Села напротив. – Андрюш, у меня новость.
– Да? Какая? Сын звонил?
– Нет. Мне премию дали. Большую.
Андрей отложил телефон. В его глазах мелькнул интерес.
– Большую – это сколько?
Она назвала сумму. Сумма была действительно внушительной, почти годовая зарплата Андрея. Он присвистнул.
– Ничего себе… Вот это да, Ленка! Повезло так повезло. Молодец. На даче крышу наконец перекроем. И пристройку утеплить надо, а то осенью опять дуло.
Елена почувствовала, как радостный шарик внутри нее сдувается. Крыша. Пристройка. Она хотела сказать про Карелию, про свою мечту, но в этот момент у Андрея зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама».
– О, мама звонит, – он нажал на громкую связь, привычка, которая Елену всегда немного раздражала. – Да, мам, привет.
– Андрюша, сынок, как дела? – раздался властный, не терпящий возражений голос Тамары Петровны, ее свекрови. – Я вот по какому делу звоню. У Славки нашего опять проблемы.
Славка – сын сестры Андрея, тридцатилетний оболтус, который перманентно находился в состоянии «проблем».
– Что опять стряслось? – устало спросил Андрей.
– Да что… Машину свою разбил, остолоп. Взял кредит на ремонт, а там насчитали столько, что проще новую купить. А ему без машины никак, он же вроде как доставкой подрабатывает. Весь в долгах, Людочка моя с ума сходит.
Елена напряглась. Каждый такой разговор заканчивался финансовыми вливаниями в «Славочку».
– Ну и что мы можем сделать? – спросил Андрей, уже догадываясь.
– Андрюша, тут такое дело… Люда сказала, что Лене твоей премию должны дать большую. Это правда?
Андрей посмотрел на жену. В его взгляде уже не было ни радости, ни удивления. Только расчет. Елена молча кивнула.
– Да, мам, правда. Сегодня сказали.
– Вот! – голос Тамары Петровны зазвенел от воодушевления. – Вот оно, спасение! Андрюша, так слушай сюда. Твоя премия нужна нашему племяннику.
Елена замерла с вилкой в руке. Не «ваша премия». Не «Ленина премия». «Твоя премия». Словно она, Елена, была просто кошельком, прикрепленным к ее сыну.
– Мам, ну как-то неудобно… – начал было Андрей, но свекровь его перебила.
– Что неудобно? Семье помочь неудобно? Родному племяннику? Мальчишка из-за какой-то груды железа в петлю полезет, а тебе неудобно? Лена же не чужая, она все поймет. Деньги – дело наживное, а семья – это святое. В общем, я Люде уже сказала, что вы поможете. Так что ждем.
Трубка замолчала. На кухне повисла тишина, густая и тяжелая, как предгрозовое облако. Картошка на тарелке остыла. Мечта о Карелии не просто сдулась – ее проткнули ржавым гвоздем.
– Ну вот, – Андрей виновато развел руками. – Сама все слышала. Надо помочь. Семья все-таки.
***
Ночь прошла без сна. Елена лежала, глядя в потолок, и слушала ровное посапывание мужа. Семья. Какое странное, растяжимое слово. Когда нужно было сидеть с внуками, потому что у сына и невестки «важные дела», – это была ее обязанность. Когда нужно было каждое лето консервировать тонны овощей с дачи, потому что «свое, домашнее», – это была ее работа. Когда нужно было ухаживать за больной Тамарой Петровной после операции – это тоже была она, Елена, потому что у ее золовки Люды «нервы и давление». Она была незаменимым многофункциональным устройством в этой «семье». Но как только у этого устройства появлялся собственный ресурс, он тут же подлежал экспроприации в пользу других.
Утром Андрей вел себя так, будто вчерашнего разговора не было. Он бодро пил кофе, обсуждал футбольный матч. Он был уверен, что Елена, как всегда, поворчит и смирится. Она всегда смирялась.
– Ты это… – сказал он уже в прихожей, натягивая ботинки. – Ты когда премию получишь, скажи. Я Славке позвоню, обрадую.
Елена ничего не ответила. Просто смотрела на него. В ее взгляде было что-то новое, чего Андрей не заметил, торопясь на работу. Холодное удивление. Словно она впервые видела этого человека.
В архиве ее встретила Ирина, молодая коллега, которую Елена сама же и обучала. Бойкая, острая на язык девчонка с пирсингом в брови.
– Елена Викторовна, вы чего такая… как пыльным мешком прибитая? Вам же радоваться надо! Мы вчера всем отделом за вас шампанское пили после работы!
– Спасибо, Ирочка, – слабо улыбнулась Елена.
Они пошли пить кофе в каморку, заставленную старыми стеллажами. И там, под монотонное гудение компьютера, Елена не выдержала. Она рассказала все. Про премию, про мечту, про звонок свекрови и реакцию мужа.
Ирина слушала, нахмурив тонкие брови. Когда Елена закончила, она громко фыркнула.
– Вы серьезно? То есть, вы два года горбатились, создали уникальную вещь для города, получили за это заслуженную награду, а теперь должны отдать ее тридцатилетнему лбу, который не умеет ездить?
– Ну… он же племянник, – по инерции повторила Елена доводы мужа.
– И что? Он инвалид? Недееспособный? – Ирина отхлебнула кофе. – Елена Викторовна, послушайте меня. Моя мама такая же. «Надо помочь тете Гале с ремонтом», «надо скинуться двоюродному брату на свадьбу». Я один раз сказала: «Мама, мой кошелек – это не фонд помощи бедствующим родственникам». Обиделась, конечно. Неделю не разговаривала. А потом ничего, привыкла. Потому что это ВАШИ деньги. За ВАШ труд. И только вам решать, на что их тратить – на Карелию или на новую игрушку для «мальчика» Славы. Вы чего хотите?
– Я? – Елена растерялась. Ее так давно никто не спрашивал, чего хочет она. – Я… в Карелию хочу.
– Ну так и езжайте! – воскликнула Ирина. – Купите билет прямо сегодня. Поставьте их перед фактом.
Разговор с Ириной подействовал как укол адреналина. Елена вернулась на свое рабочее место и, вместо того чтобы разбирать письма купца, открыла в браузере сайт РЖД. Вот они, поезда до Петрозаводска. Вот гостиницы на берегу озера. Вот экскурсии на Кижи и Валаам. Ее мечта была на расстоянии одного клика. Руки дрожали. Она смотрела на кнопку «Купить», и ей казалось, что это не кнопка, а рычаг, который может пустить всю ее привычную жизнь под откос. Она закрыла вкладку. Еще не время. Она еще не была готова.
***
Давление нарастало. Через день позвонила золовка Люда, Славкина мать. Ее голос сочился фальшивым сочувствием и плохо скрытым нетерпением.
– Леночка, привет, дорогая! Как ты? Андрюша сказал, ты что-то не в настроении. Не переживай ты так за эти деньги! Главное – человек. Славочка наш совсем расклеился, представляешь? Даже не ест ничего. Говорит, позор какой, дядя с тетей последнее отдают…
Елена слушала этот театр одного актера и чувствовала, как внутри закипает холодная ярость. Последнее? Ее мечта, ее награда – это «последнее»?
– Люда, я еще ничего не решила, – ровно сказала она.
– Как не решила? – в голосе золовки прорезался металл. – Андрюша же сказал, что все решено! Леночка, не глупи. Мы же семья. Ты же не хочешь, чтобы из-за каких-то бумажек у нас отношения испортились?
«То есть, если я не отдам деньги, то это я испорчу отношения», – пронеслось в голове у Елены. Классическая манипуляция. Тамара Петровна была мастером таких приемов и, очевидно, хорошо обучила свою дочь.
– Я подумаю, – отрезала Елена и повесила трубку.
Вечером ее ждал новый виток. Андрей вернулся с работы хмурый и раздраженный.
– Мне сестра звонила. Жаловалась на тебя. Ты что ей сказала? Почему ты ломаешься, как девчонка?
– Потому что это мои деньги, Андрей. И я хочу потратить их на себя. Впервые за тридцать лет.
– На себя? – он усмехнулся. – На что, на новые кастрюли? Или на очередную шмотку, которая будет висеть в шкафу? Лен, не смеши. Тут дело серьезное, человеку помочь надо. А ты со своими капризами.
– Это не капризы. Это мечта. Я в Карелию хотела съездить.
– В какую еще Карелию? – Андрей посмотрел на нее как на сумасшедшую. – Что ты там забыла, в болотах этих? Комаров кормить? Господи, лучше бы молчала. Крышу на даче перекрыть – это я понимаю. Это дело. А Карелия… Дуростью не майся.
Слово «дурость» ударило наотмашь. Все, что было для нее важным, светлым, сокровенным, он одним словом превратил в пыль, в глупый каприз стареющей женщины. Она молча встала и ушла в другую комнату, чтобы он не видел ее слез. Это было больнее, чем требование свекрови. Это было предательство. Он не просто не поддержал ее, он обесценил, растоптал ее мечту, даже не попытавшись понять.
Апогей наступил в выходные. Деньги пришли ей на карту в пятницу днем. Она смотрела на смс-уведомление от банка, и сумма казалась ей нереальной, чужой. В субботу утром Андрей разбудил ее со словами:
– Собирайся. Едем к моим. Надо все обсудить.
«Обсудить» означало, что ее будут коллективно обрабатывать. Тамара Петровна, Люда и ее муж, и даже сам виновник торжества – Славик. Елена хотела отказаться, сказать, что у нее болит голова, но Андрей был непреклонен.
– Хватит прятаться. Поедешь и скажешь им все как есть. Что ты согласна.
Квартира свекрови встретила их запахом валокордина и жареных пирожков. Вся «семья» была в сборе. Славик, бледный верзила с бегающими глазками, сидел на диване и демонстративно вздыхал. Люда суетилась вокруг него с чаем. Тамара Петровна восседала в кресле, как королева-мать.
– А, вот и наша спасительница! – провозгласила она, когда Елена вошла в комнату. – Проходи, Леночка, садись. Мы тут как раз со Славиком твою доброту обсуждаем.
Елена села на краешек стула. Она чувствовала себя подсудимой, от которой ждут только одного – чистосердечного признания и раскаяния в собственных желаниях.
– В общем, так, – без предисловий начал Андрей, взяв инициативу в свои руки. – Деньги Лена получила. Так что, Славик, на днях вопрос решим.
Славик тут же оживился, глаза заблестели.
– Тетя Лена, спасибо вам огромное! Я век не забуду! Я вам все… потом… как-нибудь… отдам.
Елена смотрела на него, на его фальшивую благодарность, на торжествующее лицо свекрови, на облегченный вид золовки, на мужа, который распоряжался ее жизнью, и чувствовала, как внутри нее что-то обрывается. Тонкая нить, на которой тридцать лет держалось ее терпение.
Она глубоко вздохнула.
– Нет.
В комнате повисла тишина. Даже телевизор, бубнивший в углу, казалось, замолчал.
– Что «нет»? – первой опомнилась Тамара Петровна.
– Нет, Славик, – повторила Елена, глядя прямо в глаза племяннику. – Я не дам тебе денег.
– Как… не дашь? – пролепетал он. – Но дядя Андрей же обещал…
– Твой дядя Андрей пообещал то, что ему не принадлежит.
– Лена! – рявкнул Андрей. – Ты что несешь? Ты с ума сошла?
– Нет, Андрей. Я как раз в него прихожу, – ее голос звучал спокойно, но твердо. – Это моя премия. За мою работу. И я не собираюсь оплачивать ею безответственность твоего племянника. У него есть руки, ноги, голова. Пусть идет и работает. Или берет кредит в банке и сам его выплачивает.
– Да как ты смеешь! – взвизгнула Люда. – Бессердечная! Мы к тебе со всей душой, а ты…
– Со всей душой? – Елена горько усмехнулась. – Ваша душа проснулась, только когда узнала про мои деньги. Где была вся ваша «семья», когда я ночами сидела над этим проектом? Где вы были, когда я разрывалась между работой, домом и больной свекровью? Никого не было! А теперь вы хотите, чтобы я отдала вам свою награду, свою единственную радость за последние годы? Нет. Этого не будет.
Она встала.
– Ты пожалеешь об этом, Лена! – прошипела ей в спину Тамара Петровна. – Ты от семьи отказываешься!
– Возможно, – сказала Елена, уже в дверях. – Но, кажется, я наконец-то обретаю себя.
Она вышла из их квартиры и впервые за много лет вздохнула полной грудью. Воздух свободы был немного морозным, но удивительно свежим.
***
Домой они ехали в оглушительном молчании. Андрей сжимал руль так, что побелели костяшки. Он был в ярости. Он был унижен. Его тихая, покладистая, удобная жена взбунтовалась. Прилюдно.
Дома скандал разразился с новой силой.
– Ты опозорила меня! – кричал он, мечась по комнате. – Ты выставила меня идиотом перед всей семьей! Кто ты такая, чтобы так себя вести?
– Я твоя жена, Андрей. Человек, у которого есть свои желания. Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Ты просто пришел и объявил, что мои деньги уйдут твоему племяннику! Ты даже не подумал обо мне!
– Да о чем там думать? – в его голосе прозвучало то самое обесценивание, что и в прошлый раз, но теперь усиленное злостью. – Подумаешь, премия! Да что там твоя работа в этой пыли архивной! Кому она нужна? Это просто деньги! А тут родной человек! Ты просто эгоистка! Всю жизнь была тихой, а на старости лет решила характер показать?
Именно эти слова – «на старости лет» и «что там твоя работа» – стали последней каплей. Она поняла, что он не просто не ценит ее мечту. Он не ценит ее саму. Всю ее жизнь, ее труд, ее личность. Она для него – функция. Удобное приложение к его жизни.
Она больше не кричала. Она посмотрела на него долгим, отстраненным взглядом.
– Все сказал?
– Все! И учти, я этого так не оставлю!
– Не нужно, – тихо ответила она. – Я все решила.
На следующее утро, в понедельник, Елена первым делом пошла не на работу. Она пошла в банк. В тот самый, на карту которого ей перевели премию. Она подошла к окошку, где сидела молоденькая операционистка.
– Здравствуйте. Я бы хотела открыть сберегательный счет. На свое имя. И перевести на него все средства с моей карты.
Девушка застучала по клавишам. Елена смотрела на свои руки, лежавшие на стойке. Они не дрожали. Внутри была пустота, но не страшная, а светлая, чистая. Как комната, из которой вынесли всю старую, громоздкую мебель.
– Готово, – улыбнулась девушка. – Деньги на вашем новом счете.
Елена подписала бумаги. Это было простое, будничное действие. Но для нее оно стало актом освобождения. Она не просто перевела деньги. Она провела черту. Она отделила свое от их.
Вернувшись домой после работы, она застала Андрея на кухне. Он сидел за столом, мрачный и насупленный. Он явно ждал, что она придет извиняться, каяться, просить прощения. Что она, как всегда, остынет и сдастся.
– Ну что, ты передумала? – спросил он, не поднимая головы. – Когда деньги переведешь Славке? Мать звонила, у нее давление подскочило из-за тебя.
Елена молча поставила сумку.
– Я их уже перевела, Андрей.
Он поднял на нее глаза. В них мелькнула надежда.
– Уже? Ну вот, давно бы так. Молодец, что одумалась.
– Я перевела их на свой новый счет. В другом банке. Счет, о котором знаешь только ты и я. Точнее, только я.
Надежда в его глазах сменилась недоумением, а затем – яростью. Он вскочил.
– Ты… что ты сделала?!
– То, что должна была сделать давно, – она смотрела на него спокойно, без страха. – И еще, Андрей. Я подаю на развод.
Он замер, открыв рот. Он не мог поверить своим ушам. Развод? После тридцати лет? Из-за какой-то премии? Он не понимал, что дело было совсем не в деньгах.
– Ты… ты из-за денег?
– Нет, Андрей. Из-за неуважения. Из-за того, что за тридцать лет ты так и не увидел во мне человека.
Она прошла в свою комнату и достала с антресолей чемодан. Он стоял и смотрел на нее, совершенно потерянный. Его мир, такой удобный и предсказуемый, рушился на глазах.
А Елена открыла ноутбук. На экране снова был сайт с турами в Карелию. Она выбрала даты на конец августа, когда спадает мошкара и воздух становится кристально чистым. Нажала кнопку «Забронировать». И оплатила. Своей картой. Со своего нового счета.
Она знала, что впереди ее ждет тяжелый развод, раздел квартиры и имущества. Андрей так просто ее не отпустит, он будет мстить. Но, глядя на фотографию многоглавой церкви на фоне закатного онежского неба, она впервые за долгие годы не чувствовала страха. Она чувствовала, что ее настоящая жизнь только начинается