Это был обычный вторник. Серый, промозглый, один из тех дней, когда город кажется уставшим и немного печальным. Я сидел в своём небольшом офисе, перебирал чертежи и чувствовал, как медленно, но верно затекает спина. За окном моросил мелкий дождь, барабаня по подоконнику, и этот звук смешивался с тихим гулом системного блока. Я люблю свою работу. Я — проектировщик. Я создаю дома на бумаге, которые потом становятся чьим-то уютом, чьей-то крепостью. В этом есть что-то настоящее, основательное.
Примерно в шесть вечера зазвонил телефон. На экране высветилось «Анечка, любимая». Я улыбнулся. Всегда улыбаюсь, когда она звонит. Её голос — это как лучик солнца в таком вот сером дне.
— Привет, котик, — защебетала она в трубку. — Ты как, не сильно занят?
— Привет, родная. Да нет, уже заканчиваю. Думал, как раз к ужину домой успею. Что-то случилось?
— Ничего страшного, не переживай. Просто у нас тут… спонтанный девичник. Ленку с работы повысили, вот решили отметить немного. Мы в «Астории», посидим пару часиков, поболтаем. Ты не мог бы меня забрать потом? Не хочется на такси по такой погоде, да и с тобой домой ехать приятнее.
В голосе её звучала такая искренняя беззаботность, что отказать было невозможно. Да и зачем отказывать? Пусть отдохнёт. Она так много работает в своей фирме, вечно на нервах, встречи, проекты. Заслужила.
— Конечно, милая. Без проблем. Во сколько примерно?
— Думаю, часам к девяти освобожусь. Я тебе наберу, хорошо?
— Договорились. Люблю тебя.
— И я тебя, мой хороший, — пропела она и положила трубку.
Я доделал последние правки, выключил компьютер и поехал домой. Наш дом. Господи, как я гордился этим домом. Большой, светлый, с панорамными окнами и маленьким садом, который мы планировали разбить весной. Это была мечта Ани. Она всегда хотела жить за городом, в тишине, подальше от суеты. Я, честно говоря, был бы счастлив и в нашей старой двушке, лишь бы с ней. Но когда у любимой женщины есть мечта, ты сделаешь всё, чтобы её осуществить.
Дом стоил огромных денег. Двенадцать миллионов. Для меня это была какая-то заоблачная, нереальная сумма. Основную часть внесли родители Ани — люди состоятельные, с хорошим бизнесом. Они всегда смотрели на меня немного свысока, как на простого парня, который непонятно как оказался рядом с их принцессой. Но Аня… она всегда меня защищала. Говорила, что главное — любовь, а не деньги.
Я тоже вложился. Продал ту самую двушку, которая досталась мне от бабушки, добавил все свои накопления, до копейки. Получилось двести тысяч. На фоне общей стоимости — капля в море. Но для меня это было всё, что у меня было. Мой фундамент, моё прошлое, которое я без раздумий бросил к её ногам, чтобы построить наше общее будущее.
Я приехал домой, переоделся в удобную одежду, поужинал в одиночестве, глядя в огромное тёмное окно. В отражении я видел нашу просторную гостиную, дорогую мебель, которую выбирала Аня, и себя — немного потерянного в этом великолепии. Иногда мне казалось, что я живу в красивой декорации. Всё идеально, стильно, но как-то… не по-настоящему. Не моё. Я отогнал эти мысли. Главное, что Аня счастлива. Её счастье — моё счастье.
Время шло. Девять часов. Половина десятого. Аня не звонила. Я набрал сам. Гудки шли долго.
— Алло, да, котик? — её голос звучал громче обычного, на фоне была какая-то музыка и смех.
— Привет. Ну что, мне выезжать?
— Ой, прости, пожалуйста, мы тут так засиделись! Тут так весело! Ленка такие истории рассказывает! Давай ещё часик, хорошо? Мы уже скоро будем расходиться.
— Час? Аня, уже поздно.
— Ну, пожалуйста! Не будь занудой. Я же не каждый день отдыхаю. В десять, ровно в десять мы заканчиваем. Жди звонка.
Она снова положила трубку, не дожидаясь ответа. Что-то внутри меня неприятно царапнуло. «Не будь занудой». Она никогда так не говорила. Я вздохнул, сел на диван и включил телевизор, просто чтобы заполнить тишину. Дом без неё казался гулким и пустым.
Прошёл час. Десять часов. Десять пятнадцать. Телефон молчал. Меня начало охватывать беспокойство. Не то чтобы я подозревал что-то плохое. Просто… тревога. А вдруг что-то случилось? Ресторан в центре города, мало ли что. Я снова набрал её номер. Он был занят. Набрал ещё раз. И ещё. Занято.
Я сидел в машине у ресторана «Астория» ровно в двадцать две тридцать. На улице стало ещё холоднее, дождь превратился в мокрую изморось, которая оседала на лобовом стекле, размывая огни вывесок. Сердце колотилось как-то нервно, неровно. Что значит «абонент разговаривает» в течение двадцати минут? С кем она может так долго говорить, если у них там девичник и веселье в самом разгаре?
Я сидел и смотрел на вход. Из дверей выходили нарядные люди, смеялись, вызывали такси. Но среди них я не видел ни Аню, ни её коллегу Лену, которую я, к слову, видел всего пару раз на корпоративах.
Ровно в двадцать две сорок пять телефон наконец-то ожил. Это была она.
— Прости, прости, котик! — её голос звучал виновато, но как-то преувеличенно, театрально. — Телефон разрядился, только сейчас нашла зарядку. Мы уже совсем-совсем всё. Но тут такое дело… мы решили переместиться.
У меня внутри всё похолодело.
— Куда переместиться? Аня, мы договаривались. Уже почти одиннадцать.
— Ну не сердись, пожалуйста. Мы тут рядом, в новом лаунж-баре «Версаль». Тут так красиво! Мы буквально на полчасика, выпить по чашечке кофе, и я сразу к тебе. Подъезжай лучше туда, хорошо? Там и парковка удобнее.
«Версаль». Я знал это место. Пафосное, дорогое заведение, куда я бы в жизни не пошёл по своей воле. Стеклянные стены, швейцары в ливреях. Мир, которому я не принадлежал.
— Хорошо, — выдавил я. — Еду в «Версаль».
Я завёл машину и медленно поехал по мокрым улицам. Тревога сменилась глухим, непонятным раздражением. Что за игры? Почему нельзя было просто закончить вечер и поехать домой? Зачем эти перемещения, эти спонтанные решения? Мне казалось, что от меня ускользает что-то важное, какая-то деталь, которую я не могу ухватить.
Припарковавшись через дорогу от «Версаля», я решил не выходить. Не хотелось стоять под дождём или торчать в холле этого дворца в своей простой куртке и джинсах. Я буду ждать в машине. Так спокойнее. Я смотрел на ярко освещённый вход, на дорогие иномарки, подъезжающие к нему. Из них выходили женщины в вечерних платьях и мужчины в строгих костюмах.
Прошло полчаса. Потом сорок минут. Час. Моё терпение было на исходе. Я превратился в сплошной комок нервов. Я снова и снова набирал её номер, но он был выключен. «Разрядился». Конечно. Опять разрядился. Гнев смешивался с обидой. Почему она так поступает? Неужели так сложно просто держать слово?
Я уже хотел было развернуться и уехать домой, пусть добирается как хочет, но что-то меня удержало. Страх. А вдруг и правда что-то случилось? Я не прощу себе, если уеду, а она попадёт в беду.
И тут я их увидел.
Дверь «Версаля» открылась, и на крыльцо вышла она. Моя Аня. В своём элегантном бежевом пальто, с идеальной укладкой. Она смеялась. Но она была не одна. Рядом с ней стоял высокий мужчина в дорогом тёмном костюме. Он что-то говорил ей, наклонившись к самому уху, а она запрокидывала голову и смеялась так, как я давно не слышал. Счастливо, беззаботно.
Он бережно держал её под локоть. Это был не дружеский жест. Это было что-то другое. Интимное. Собственническое.
Я вжался в сиденье, сердце ухнуло куда-то в пятки. Кто это? Коллега? Друг? Почему она с ним, а не с девочками? Где Лена? Где девичник?
К входу плавно подкатил чёрный «Мерседес» последней модели. Швейцар распахнул дверь. Мужчина аккуратно усадил Аню на переднее сиденье, сам сел за руль, и машина, сверкнув фарами, уехала в ночь.
Они уехали. Без меня.
А я сидел и смотрел им вслед, и в голове была абсолютная, звенящая пустота. Я не мог пошевелиться. Мир сузился до этого чёрного «Мерседеса», увозящего мою жену в неизвестность.
В этот момент мой телефон снова зазвонил. На экране было её имя. Я смотрел на него несколько секунд, прежде чем сумел заставить себя ответить.
— Алло? — мой голос был хриплым, чужим.
— Котик, это я! — её голос был полон бодрости. — Ой, ну всё, мы наконец-то расходимся. Такая суматоха, ужас! Ты где? Ты же не уехал?
Я молчал. Я не знал, что сказать. Мозг отказывался обрабатывать информацию. Она только что уехала с другим мужчиной, и тут же звонит мне, как ни в чём не бывало.
— Ты где, спрашиваю? — в её голосе появились нетерпеливые нотки.
— Я… я стою у «Версаля», — выдавил я.
— Ой, а мы уже всё. Уехали. Давай так: поезжай домой, я сейчас тоже такси поймаю и приеду. Буду минут через сорок, в городе пусто. Жди дома, целую!
И снова короткие гудки.
Она лгала. Она лгала мне в лицо, нагло, уверенно, даже не пытаясь придумать что-то правдоподобное. «Такси поймаю». Она уехала на «Мерседесе». «Буду через сорок минут». Куда она поехала? Зачем ей эти сорок минут?
Дорога домой была как в тумане. Я ехал на автомате, не замечая светофоров, не обращая внимания на другие машины. В голове билась только одна мысль, одна картинка: она, смеющаяся рядом с другим мужчиной. Его рука на её локте. Его взгляд.
Когда я вошёл в наш огромный, холодный дом, я почувствовал себя чужим. Каждый предмет, каждая деталь интерьера, которую с такой любовью выбирала Аня, теперь кричала мне о лжи. Этот дом… он не был нашей крепостью. Он был театром. А я был в нём слепым зрителем, который до последнего не замечал, что спектакль — это фарс.
Я не стал включать свет. Сел на диван в тёмной гостиной, лицом к двери, и стал ждать. Я не знал, что я ей скажу. Я не знал, что буду делать. Я просто ждал. Ждал конца этого представления.
Она приехала ровно через сорок пять минут, как и обещала. Дверь тихо скрипнула.
— Милый, ты здесь? Почему так темно? — её голос, как всегда, был лёгким и беззаботным.
Она вошла в гостиную, щёлкнула выключателем. Яркий свет ударил по глазам. Она увидела меня и вздрогнула.
— Ой! Ты чего тут в темноте сидишь? Напугал меня.
Она подошла, чтобы поцеловать меня, но я чуть отстранился. Её улыбка дрогнула и погасла. Она смотрела на меня настороженно.
— Что-то случилось? У тебя такое лицо…
— Где ты была, Аня? — спросил я тихо, почти шёпотом. Голос меня не слушался.
Она удивлённо вскинула брови.
— Как где? Я же тебе говорила. На девичнике у Ленки. Мы так здорово посидели, я так устала…
Она говорила это так просто, так естественно, что на секунду я почти поверил. Почти. Если бы я сам не видел всего своими глазами.
— Перестань врать, — сказал я так же тихо.
Её лицо изменилось. Удивление сменилось холодным раздражением.
— В каком смысле — врать? Ты что себе позволяешь? Я приехала уставшая, а ты меня встречаешь с какими-то допросами!
— Я видел тебя, — произнёс я, и каждое слово давалось мне с трудом. — У «Версаля». Ты садилась в чёрный «Мерседес». С мужчиной.
Наступила тишина. Такая плотная, что, казалось, её можно потрогать руками. Она смотрела на меня, и её лицо превратилось в маску. Без эмоций. Без тепла. Без любви. Холодная, красивая, чужая маска. Она больше не пыталась играть. Спектакль окончен.
— И что? — наконец произнесла она ледяным тоном.
Этот вопрос, этот простой, безразличный вопрос «И что?» ударил меня сильнее, чем любая пощёчина. В нём было всё: презрение, равнодушие, полное отсутствие раскаяния. В этот момент я понял, что моей Ани, той Ани, которую я любил, больше нет. А может, её и не было никогда.
— Это мой начальник. Виктор Игоревич, — продолжила она ровным, деловым голосом, будто отчитывалась на совещании. — Он подвёз меня. Что в этом такого?
— Вы уехали вместе. А мне ты сказала, что возьмёшь такси. Зачем ты солгала?
Она тяжело вздохнула, как будто я был непонятливым ребёнком, который задаёт глупые вопросы. Она села в кресло напротив, закинув ногу на ногу. Королева на своём троне.
— Послушай, — начала она снисходительно. — Есть вещи, которые тебе просто не нужно знать. Это касается моей работы, моих отношений с нужными людьми. Виктор Игоревич — очень влиятельный человек. И благодаря ему у нас есть всё это.
Она обвела рукой гостиную. Наш дом.
— У нас? — переспросил я, и в голосе прозвучала горькая усмешка. — Аня, не надо. Давай без этого. Это не просто начальник, я же всё видел. Как он на тебя смотрел. Как ты на него.
Её лицо исказилось от злости. Маска треснула.
— А что ты хотел? — почти выкрикнула она. — Ты думал, мы сможем позволить себе такой дом на твою зарплату проектировщика? Ты думал, эта мебель из Икеи? Очнись! Мы живём в реальном мире!
Она встала и начала ходить по комнате, её каблуки яростно стучали по паркету.
— Я устала притворяться! Устала делать вид, что мы — обычная счастливая семья! Я хочу жить хорошо, понимаешь? Жить, а не существовать! И если для этого нужно быть милой с начальником, я буду!
— Милой? — я тоже встал, во мне закипала ярость. — Аня, это называется по-другому! Ты мне изменяла! Ты жила двойной жизнью в нашем же доме!
— Нашем? — она остановилась и посмотрела на меня с такой насмешкой, что у меня внутри всё оборвалось. — Не смеши меня. Это мой дом.
И вот тогда она произнесла те слова. Слова, которые сожгли дотла всё, что между нами было. Она подошла ко мне вплотную, глядя прямо в глаза холодным, оценивающим взглядом, и чётко, раздельно, без единой эмоции, произнесла:
— Ваш вклад составил двести тысяч, при общей стоимости дома в двенадцать миллионов. Вы действительно считаете, что это дает вам право претендовать на половину?
Секунда, две, три. Я стоял и смотрел на неё, не в силах осмыслить услышанное. Она сказала это. Она действительно это сказала. Не «твой вклад», а «Ваш». Официально. Холодно. Как чужому человеку. Как мелкому подрядчику, который смеет требовать больше положенного. Двести тысяч. Всё, что у меня было. Вся моя жизнь до неё, вложенная в наше общее, как я думал, будущее, была обесценена одной фразой.
— Это… это было всё, что у меня было, Аня, — прошептал я.
— И я это очень ценю, — кивнула она с таким видом, будто благодарит официанта за хорошую работу. — Это был милый жест. Но давай будем реалистами. Этот дом купил Виктор. На свои деньги. И записан он на меня. Ты здесь, скажем так, был гостем. Дорогим гостем.
Гостем. В собственном, как я считал, доме. Я огляделся вокруг. Вот камин, у которого мы мечтали сидеть зимними вечерами. Вот диван, на котором мы обнимались, просматривая фильмы. Всё это было ложью. Декорацией в её спектакле, где у меня была роль любящего мужа, ширмы, за которой она строила свою настоящую, обеспеченную жизнь.
А потом до меня дошла ещё одна, самая страшная деталь. Самая унизительная. Мои двести тысяч… они не были даже каплей в море. Они были платой. Платой за моё молчание, за моё неведение. Мелкой подачкой, чтобы я чувствовал себя причастным, чтобы я тоже «вложился в семейное гнездо» и не задавал лишних вопросов. Меня просто купили. Дёшево.
— Я ухожу, — сказал я глухо. Сил не было ни кричать, ни спорить. Всё было кончено.
— Правильное решение, — кивнула она, и в её голосе не было ни капли сожаления. Она достала из сумочки телефон. Наверное, чтобы написать ему, что сцена свободна.
Я поднялся на второй этаж, в нашу спальню. Теперь уже — в её спальню. Я открыл шкаф. Дорогие костюмы, рубашки, которые она мне покупала, чтобы я «соответствовал». Я отодвинул их в сторону и достал со дна свою старую сумку. Спортивную, потрёпанную. Я бросил в неё пару джинсов, несколько футболок, свитер. То, в чём я ходил до этой красивой жизни. Я не взял ничего, что было куплено на её или его деньги.
На тумбочке лежала наша свадебная фотография в серебряной рамке. Мы на ней такие счастливые. Я смотрел на своё лицо — молодое, восторженное, полное надежд. И мне стало так жаль этого парня. Так мучительно жаль.
Я спустился вниз. Аня сидела в кресле и что-то быстро печатала в телефоне, едва заметно улыбаясь. Она даже не подняла на меня глаза, когда я прошёл мимо.
Я уже взялся за ручку двери, когда она окликнула меня.
— Подожди.
Я обернулся.
— Ключи оставь на столике, — сказала она, не отрываясь от экрана.
Я молча снял с брелока ключ от дома, положил его на маленький кофейный столик у входа. Блестящий кусочек металла, который ещё утром казался мне символом счастья и стабильности.
Я вышел на крыльцо и глубоко вдохнул холодный, влажный ночной воздух. Дождь прекратился. Надо мной было тёмное, беззвёздное небо. Я стоял на пороге огромного, светящегося огнями дома, который больше не был моим. У меня не было ничего. Ни дома, ни денег, ни женщины, которую я любил больше жизни. Я был абсолютно, оглушительно один.
Но вместе с болью и опустошением я почувствовал что-то ещё. Странное, неожиданное. Облегчение. Будто с моих плеч сняли неподъёмный груз. Груз этой лжи, этой вечной попытки соответствовать, быть достойным. Я больше не был гостем. Я больше не был декорацией.
Я шёл по тёмной улице к своей старенькой машине, и с каждым шагом мне становилось легче дышать. Да, я потерял всё. Но, может быть, только потеряв всё, что было фальшивым, можно было наконец обрести себя настоящего. Я не знал, что буду делать завтра. Где буду жить. Как начну всё сначала. Но я знал одно: мой следующий дом, каким бы он ни был — маленькой съёмной квартирой или комнатой у друзей, — будет настоящим. И я в нём никогда не буду гостем.