Уютно, тепло и немного лениво. Я сидела на нашем с Олегом диване, укутавшись в плед, и смотрела какой-то незамысловатый сериал. За окном шумел город, но в моей небольшой, но такой родной квартирке царил покой. Эту квартиру я получила в наследство от бабушки, и каждый ее уголок хранил теплые воспоминания. Запах старых книг на полках, потертый паркет, по которому я бегала еще маленькой девочкой, широкий подоконник, на котором мы с ней пили чай с вишневым вареньем. Это было не просто жилье. Это была моя крепость, моя история.
Мы с Олегом были вместе уже два года и готовились к свадьбе. Он сделал мне предложение месяц назад, и я, не раздумывая, сказала «да». Он был именно тем, о ком я мечтала — заботливый, внимательный, с прекрасным чувством юмора. Он часто говорил, что я — лучшее, что с ним случалось. Я верила каждому его слову. Моя жизнь казалась идеальной картинкой: любимый человек рядом, хорошая работа, своя квартира в центре города, машина, которую я купила себе сама после нескольких лет упорного труда. Я была независимой и гордилась этим, а Олег, как мне казалось, восхищался моей силой.
Его мама, Тамара Ивановна, была женщиной, как говорят, старой закалки. Строгая, всегда с прямой спиной и оценивающим взглядом. Я ей, кажется, не слишком нравилась. Слишком самостоятельная, слишком современная. Она никогда не говорила ничего плохого напрямую, но я чувствовала холодок в ее вежливых фразах. «Олегу нужна жена, которая будет за ним, а не рядом с ним», — бросила она как-то за семейным ужином, глядя куда-то мимо меня. Олег тогда лишь неловко кашлянул и перевел тему. Я списала это на обычную материнскую ревность и решила не обращать внимания.
В тот вечер телефон завибрировал на столике. Сообщение от Олега: «Любимая, забери меня, пожалуйста. Засиделись с партнерами по работе, совещание затянулось. Адрес скину». Это было странно. Обычно он всегда был на своей машине, но я не стала придавать этому значения. Мало ли, может, отдал в сервис. Я быстро оделась, бросила в сумочку ключи и спустилась на парковку. Моя маленькая, юркая машина приветливо мигнула фарами. Странно, что он не вызвал такси, — мелькнула мимолетная мысль, но я тут же ее отогнала. Он просто хочет, чтобы я его забрала. Это ведь так мило.
Я ехала по ночному городу, слушая негромкую музыку. Адрес, который он прислал, вел не в его офис, а в дорогой ресторан в загородном клубе. Видимо, очень важные партнеры, — усмехнулась я про себя. Подъехав, я увидела Олега, стоящего на крыльце. Но он был не один. Рядом с ним стояла его мама, Тамара Ивановна. Она была одета в элегантное вечернее платье и сжимала в руках небольшой клатч. Увидев мою машину, Олег широко улыбнулся и помахал рукой, а вот его мама даже не шевельнулась, лишь ее губы сжались в тонкую, недовольную линию. Что-то внутри меня неприятно екнуло. Какое еще совещание с партнерами в десять вечера в ресторане, да еще и с мамой? Но я вышла из машины, улыбнулась и сказала:
— Привет! Вызвали мою личную службу спасения?
— Привет, солнышко, — Олег обнял меня и поцеловал в щеку. — Спасибо, что приехала. Мама была со мной, мы обсуждали последние детали свадьбы.
Его объяснение прозвучало слишком гладко, слишком заготовлено. Я посмотрела на Тамару Ивановну. Она молча кивнула в знак приветствия и направилась к задней дверце машины, ожидая, что я ее открою. Я открыла. Она молча села, не сказав ни слова. Всю дорогу до ее дома мы ехали в гнетущей тишине, которую нарушал лишь голос навигатора и неуверенные попытки Олега рассказать какой-то несмешной анекдот. Я чувствовала себя таксистом, который везет двух очень важных и недовольных пассажиров. Напряжение в салоне можно было резать ножом. Запах ее тяжелых духов смешивался с ароматизатором в моей машине, создавая удушливую, тревожную атмосферу. Почему-то мне стало холодно, хотя печка работала исправно. Я крепче сжала руль, костяшки пальцев побелели. Что происходит? Что это за спектакль?
Когда мы высадили Тамару Ивановну у ее подъезда, она, наконец, заговорила. Ее голос был сухим и бесцветным.
— Аня, нам нужно будет серьезно поговорить на днях. Всем вместе. Олег знает.
Она не дождалась ответа, просто развернулась и исчезла в темном проеме двери. Я посмотрела на Олега. Он избегал моего взгляда, уставившись на свои руки.
— Олег, что все это значит? Почему ты мне соврал про партнеров?
— Я не врал… То есть, я просто не хотел тебя волновать, — он замялся. — Мама действительно беспокоится о свадьбе, о нашем будущем. Она просто хочет как лучше.
— Как лучше? — я почувствовала, как во мне закипает раздражение. — В десять вечера в загородном ресторане? И этот ледяной тон?
— Прошу, не начинай, — он устало потер переносицу. — Давай доедем домой, я очень устал. Это просто семейные дела, тебе не о чем беспокоиться.
Но я уже беспокоилась. Еще как. Это был первый раз, когда его слова показались мне фальшивыми. Не просто недомолвкой, а настоящей, продуманной ложью. В моей душе поселилось маленькое, холодное семя подозрения. И я чувствовала, что ему суждено очень скоро прорасти.
Разговор, который анонсировала Тамара Ивановна, состоялся через три дня. В воскресенье. Она настояла, чтобы мы приехали к ней на обед. «По-семейному, в домашней обстановке», — сказала она по телефону таким тоном, будто делала мне великое одолжение. Я не хотела ехать. Все мое существо сопротивлялось. Но Олег умолял меня не обострять. «Один раз поговорим, и все наладится, увидишь», — убеждал он. Я сдалась.
Квартира Тамары Ивановны была похожа на музей. Темная резная мебель, тяжелые бархатные шторы, не пропускающие солнечный свет, фарфоровые статуэтки под стеклом. В воздухе витал запах нафталина и чего-то сладковато-пряного. Все здесь кричало о строгом порядке, о незыблемых правилах. Нас встретила и сестра Олега, Марина. Она была старше его на пять лет, такая же холодная и неприступная, как и мать. Они обе сидели за столом с идеально ровными спинами, как две фарфоровые куклы в своем кукольном домике.
Обед прошел в напряженном молчании. Я ковыряла вилкой салат, чувствуя на себе три пары внимательных глаз. Олег ерзал на стуле и всячески старался меня подбодрить — то сока подольет, то положит руку на мою. Но его прикосновения больше не успокаивали. Я чувствовала себя как на допросе. Наконец, когда с десертом было покончено, Тамара Ивановна промокнула губы салфеткой и начала.
— Анечка, — ее голос сочился фальшивой сладостью, от которой у меня по спине пробежали мурашки. — Мы с Олегом очень рады, что ты станешь частью нашей семьи. Но в нашей семье есть определенные порядки. Традиции, если хочешь. Которые складывались поколениями.
Она сделала паузу, выдерживая театральный эффект. Я молчала, ожидая продолжения.
— Мужчина — это глава семьи. Опора. И у него должно быть все, чтобы чувствовать себя уверенно. Чтобы его жена и дети ни в чем не нуждались.
К чему она клонит? — мой мозг лихорадочно пытался понять суть происходящего.
— Поэтому, — она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде не было ни капли тепла, только холодный расчет, — все твое имущество, и квартира, и машина, должно быть переписано на моего сына еще до свадьбы! В нашей семье такие порядки!
Воздух в комнате загустел. На секунду мне показалось, что я ослышалась. Я посмотрела на Олега. На моего любящего, заботливого Олега. Я ждала, что он сейчас рассмеется, скажет маме, что она шутит, что это какая-то нелепость. Но он не рассмеялся. Он сидел, опустив глаза в свою тарелку, и медленно, почти незаметно, кивнул. Согласился.
Этот кивок разделил мою жизнь на «до» и «после». В ушах зашумело. Я чувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Что? — единственное слово, которое я смогла выдавить.
— Ты все правильно услышала, — вмешалась Марина, ее голос был резким, как щелчок хлыста. — Мужчина должен входить в брак полноправным хозяином. Олег будет заботиться о тебе, а ты должна ему доверять. Передача имущества — это и есть высшая форма доверия.
— Но… это моя квартира. От бабушки. А машину я купила сама… — мой голос дрожал.
— Вот именно, — подхватила Тамара Ивановна. — Теперь у тебя будет семья. И все должно быть общим. А общее — значит, принадлежать мужу. Так было всегда. Это залог крепкого брака. Неужели ты не хочешь крепкий брак с моим сыном?
Она смотрела на меня с победным видом. Они все смотрели. Как на упрямое животное, которое нужно приручить. Я снова посмотрела на Олега. «Скажи что-нибудь! Защити меня! Скажи им, что они не правы!» — кричала я мысленно.
Он, наконец, поднял на меня глаза. В них была какая-то странная смесь вины и… раздражения.
— Аня, ну что ты как маленькая? Это же просто формальность, — сказал он тихо, но так, чтобы слышали все. — Мама права. Мы же будем семьей. Какая разница, на кого записана квартира, в которой мы будем жить? Я же люблю тебя. Это просто для их спокойствия. Ну, чтобы они видели, что у нас все серьезно.
«Просто формальность». Эти слова ударили меня сильнее, чем прямое требование его матери. Он не просто согласился. Он стал их соучастником. Он обесценил все — мои чувства, мои труды, память о моей бабушке. Все это для него было просто «формальностью» для «спокойствия мамы».
Я встала. Руки и ноги меня не слушались, они были ватными.
— Мне нужно подумать, — прошептала я.
— Конечно, подумай, дорогая, — маслянисто улыбнулась Тамара Ивановна. — Только не затягивай. До свадьбы нужно все успеть оформить.
Я не попрощалась. Просто развернулась и пошла к выходу. Олег догнал меня уже в прихожей.
— Аня, подожди! Ты куда?
— Домой, — ответила я, не глядя на него.
— Я тебя отвезу.
— Не надо. Я сама.
Я выбежала из их душной квартиры-музея на улицу. Морозный воздух обжег легкие. Я шла, не разбирая дороги, и слезы застилали мне глаза. Это был не просто шок. Это было крушение мира. Моего идеального, уютного мира, который я так старательно строила. Он рассыпался на мелкие осколки от одного лишь кивка головы любимого человека.
Следующие две недели превратились в ад. Телефон разрывался. Тамара Ивановна звонила каждый день. Она больше не играла в добрую будущую свекровь. Ее голос стал требовательным, металлическим. Она говорила о документах, о нотариусе, о том, что «время идет». Олег приезжал каждый вечер. Он привозил мои любимые пирожные, цветы, пытался обнимать. Он вел себя так, будто ничего не произошло.
— Ну что ты надумала, котенок? — спрашивал он с обезоруживающей улыбкой. — Давай уже закроем этот вопрос и будем спокойно готовиться к нашему празднику.
Я пыталась с ним говорить. Снова и снова. Объясняла, что квартира — это не просто квадратные метры. Что это память. Что я не могу вот так просто взять и отдать ее.
— Ты меня не любишь! — срывался он на крик. — Ты не доверяешь мне! Ты не хочешь становиться частью моей семьи!
— Причем тут любовь, Олег? Речь идет об уважении! Ты даже не попытался меня защитить!
— Защитить от кого? От моей матери, которая желает мне только добра? Ты просто эгоистка! Думаешь только о своих «стенах» и «железках»!
Он искусно переворачивал все с ног на голову. В его версии выходило, что это я — меркантильная, жадная и несговорчивая, а они — жертвы моего упрямства. Однажды он приехал особенно возбужденный. Бросил на стол папку с бумагами.
— Вот, — сказал он. — Я поговорил с юристом. Это предварительный договор дарения. Можешь почитать, тут все чисто. Просто подпишешь, и все.
Я открыла папку. Сухие строчки документа равнодушно сообщали, что я, в здравом уме и твердой памяти, безвозмездно передаю в собственность гражданину такому-то квартиру по такому-то адресу и автомобиль такой-то марки. У меня перед глазами все поплыло. Он не просто просил. Он уже принес готовое решение. Мое мнение больше никого не интересовало.
В тот вечер я не спала. Я ходила по своей квартире, гладила старый бабушкин комод, смотрела на ночной город из окна. Они думают, что я сдамся. Думают, что смогут меня сломить. Они видят во мне не человека, а ресурс. Приз, который получит их сыночек. И самое страшное — Олег с ними заодно. Он был не просто ведомым, он был активным участником этого плана. Его любовь, его забота — все это было лишь частью игры. Игры, в которой я должна была проиграть.
Я приняла решение. Холодное и ясное. Во мне больше не было ни слез, ни обиды. Только ледяное спокойствие и стальная решимость. На следующее утро я позвонила Олегу.
— Хорошо, — сказала я ровным голосом. — Я согласна.
На том конце провода на секунду повисла тишина, а потом раздался его радостный вопль.
— Я знал! Я знал, что ты меня любишь! Солнышко, ты самая лучшая!
— Но у меня есть одно условие, — продолжила я тем же тоном. — Мы подпишем все бумаги у меня дома. Сегодня вечером. Приезжайте вместе с твоей мамой. И сестрой. Я хочу, чтобы вся семья присутствовала при этом важном шаге.
— Конечно, конечно, любимая! Все, как ты скажешь! Мы будем в семь!
Я положила трубку. Мои руки не дрожали. Впереди был главный спектакль в моей жизни. И на этот раз режиссером буду я.
Ровно в семь вечера раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок. На пороге стояли все трое: Олег с огромным букетом роз, сияющая Тамара Ивановна и Марина с кислой, но торжествующей миной. Они были похожи на охотников, пришедших за своей добычей.
Я впустила их. Предложила чаю. Они отказались.
— Некогда нам чаи распивать, — деловито заявила Тамара Ивановна, проходя в гостиную. — Где документы?
Олег протянул мне ту самую папку. Его глаза светились счастьем. Он был уверен в своей победе.
— Вот, любимая. Только твоя подпись нужна.
Я взяла папку, но не открыла ее. Я положила ее на журнальный столик.
— Прежде чем я подпишу, я хочу кое-что прояснить, — сказала я спокойно, глядя на них троих. — Вы говорите о семейных традициях. О том, что у мужа должно быть все для уверенности. Это очень правильно. Я подумала, что настоящее доверие должно быть взаимным.
Они переглянулись. В глазах Тамары Ивановны мелькнуло недоумение.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она настороженно.
— Я имею в виду, что если я переписываю на Олега свое имущество, то и он, как будущий глава семьи, должен внести равноценный вклад в наш общий бюджет и наше будущее, — я сделала паузу. — Поэтому я тоже подготовила некоторые бумаги.
Я достала из ящика стола свою папку и положила ее рядом с их.
— Это тоже договор дарения. Только в нем Олег, вступая в брак, передает мне в собственность… — я заглянула в бумаги, делая вид, что уточняю. — Ах, да. У него ведь ничего нет.
В комнате повисла зловещая тишина. Улыбка сползла с лица Олега.
— Что это за шутки? — прошипела Марина.
— Никаких шуток. Я просто навела справки, — я смотрела прямо на Тамару Ивановну. — Вы так печетесь о благосостоянии сына. Но я выяснила, что ваша прекрасная квартира, в которой вы живете, на самом деле уже несколько лет как оформлена на вашу дочь, Марину. А Олег… Олег в ней просто прописан. На птичьих правах. У него нет ни кола, ни двора. Правильно я говорю?
Лицо Тамары Ивановны стало пепельным. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
— И еще кое-что, — продолжила я, чувствуя, как во мне растет сила. — Я знаю, что Марина планирует открывать свой бизнес. И что ей для этого нужны немалые средства. И как удачно все складывается, правда? Заполучить мою квартиру и машину, чтобы потом выгодно их использовать для семейного дела. Ваша «семейная традиция» — это просто узаконенный грабеж невесток, я правильно поняла? Подарить сыну на свадьбу чужое имущество. Гениальный план.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Тамара Ивановна, приходя в себя. — Ты… ты…
— Я смею, — отрезала я. — Потому что это моя квартира. Квартира моей бабушки. И никто не будет здесь устанавливать свои порядки.
Я взяла обручальное кольцо с безымянного пальца. Оно показалось мне чужим и холодным. Я подошла к Олегу, который стоял бледный, как полотно, и смотрел то на меня, то на мать.
— Я любила тебя. Или того, кого ты так умело изображал, — сказала я тихо, но твердо. — Но я не могу выйти замуж за марионетку и мошенника.
Я вложила кольцо в его похолодевшую ладонь.
— Свадьбы не будет. А теперь, пожалуйста, все вон из моего дома. И Олег, ключи от моей квартиры, которые ты так любезно себе сделал, положи на стол.
Он ошарашенно посмотрел на меня, потом на свою мать. Ее лицо исказилось от ярости.
— Ты еще пожалеешь об этом, дрянь! — закричала она. — Мой сын мог осчастливить тебя, а ты…
— Мое счастье, — перебила я ее, открывая входную дверь, — это не быть частью вашей семьи. На выход.
Первой выскочила Марина, бросив на меня полный ненависти взгляд. За ней, тяжело дыша, двинулась Тамара Ивановна. Олег так и стоял посреди комнаты.
— Ключи, — повторила я холодно.
Он, как во сне, порылся в кармане, достал связку и положил ее на столик. Один ключ, блестящий и новый, отделился от остальных. Ключ от моего дома. Когда он проходил мимо меня, он прошептал:
— Аня… я…
— Уходи, Олег.
Он ушел. Я захлопнула за ним дверь и повернула замок. Дважды.
Оставшись одна, я не почувствовала облегчения. Только оглушающую пустоту. Я села на диван, на то самое место, где еще несколько дней назад чувствовала себя самой счастливой. Из букета, который принес Олег, на пол упал лепесток розы. Я смотрела на него, и мир вокруг сузился до этого маленького темно-красного пятна.
Через пару дней мне позвонила наша общая подруга Лена. Ее голос был полон сочувствия.
— Ань, ты как? Я слышала, вы с Олегом расстались… Он такое про тебя рассказывает…
— Что рассказывает? — спросила я без особого интереса.
— Что это ты, оказывается, потребовала, чтобы он перед свадьбой переписал на тебя квартиру своей матери! И когда он отказался, ты его бросила. Представляешь? Всех обзвонил, плачется, какая ты меркантильная оказалась.
Я рассмеялась. Горько и истерично. Их наглость не знала границ. Они даже здесь умудрились вывернуть все наизнанку и выставить себя жертвами.
А еще через неделю мне пришло сообщение с незнакомого номера. «Ты думаешь, это конец? Ты еще очень пожалеешь, что пошла против нашей семьи. Мы умеем добиваться своего». Я не сомневалась, что это писала Марина. Удалить. Заблокировать. Я сменила номер телефона и все замки в квартире. Я выстраивала вокруг себя новую стену, на этот раз не из кирпича, а из осторожности и недоверия.
Прошло полгода. Первые месяцы были самыми тяжелыми. Я оплакивала не Олега. Я оплакивала ту мечту, которую сама себе нарисовала. Мечту о любви, о семье, о надежном плече. Больно было осознавать, что все это было иллюзией, красивой декорацией, за которой скрывались жадность и обман. Я удалила все его фотографии, выбросила все подарки. Я вычищала его из своей жизни, как вычищают пыль из старого дома.
Постепенно боль утихла, оставив после себя тонкий шрам и много мудрости. Я стала еще больше ценить то, что у меня есть. Свою независимость. Свой дом. Свое право принимать решения. Я часто сижу вечерами на том самом широком подоконнике, пью чай и смотрю на огни большого города. Я больше не ищу ни в ком опору. Я поняла, что самая надежная опора — это я сама. Та сила, которую я нашла в себе в тот вечер, оказалась гораздо ценнее любой квартиры и машины. Это было мое настоящее наследство, оставленное мне моей сильной бабушкой. Наследство, которое никто и никогда у меня не отнимет.