Найти в Дзене
Юля С.

Для кого я жил? - плакал дед, которому не давали внука

Марина видела, как светлеет лицо отца, когда она приходит с годовалым Данилкой.

— Внучек мой! — тянет он руки к малышу.

Но Алексей тут же подхватывает ребенка.

— Не надо. Руки помой сначала.

И уводит сына подальше от деда. В другую комнату, на кухню, куда угодно — лишь бы не оставлять с дедом.

— Твой отец курит, пьет пиво, может уснуть! Не доверяю ему внука ни на минуту! — говорил муж еще дома, перед визитом.

Правда, папа действительно курит на балконе. Каждый вечер выпивает по бутылке пива. После инфаркта стал рассеянным, может задремать перед телевизором.

— Марин, а если он с ребенком уснет? — переживает Алексей. — Или забудет покормить? Или курить начнет при нем?

Логика есть. Но сердце разрывается от папиных слезных глаз.

— Для кого я жил? — шепчет отец, когда зять уходит в другую комнату. — Внука даже подержать не дают!

Он покупает игрушки. Машинки, кубики, плюшевого мишку. Данилка их не получает — Алексей забирает сам.

— Потом дадим. Когда домой придем.

Папа приносит детское питание. Баночки с пюре, соки, печенье.

— Самое лучшее выбрал! В дорогом магазине!

Алексей кивает, складывает в пакет.

— Спасибо. Дома покормим.

— Я же не маньяк! Я дедушка! — не выдерживает отец.

— Пока курите и пьете — извините, — отрезает зять.

Марина разрывается между мужем и отцом. С одной стороны, Алексей прав — безопасность ребенка важнее всего. С другой — видеть, как папа тянется к внуку и получает отказ, невыносимо.

— Пап, бросай курить! — умоляет она.

— Поздно уже, дочка. Привычка сорок лет.

— Но ради внука!

— Я пытался. Три дня продержался. Руки трясутся, спать не могу.

А Алексей добавляет последний удар:

— Вот когда бросит — тогда и дедушкой станет. А пока — извините.

После очередного визита Марина плакала в машине. Данилка спал в автокресле, Алексей вел молча.

— Леш, может, хоть пять минут? Под присмотром?

— Нет. Принципиально нет.

— Но он же дедушка!

— Безответственный дедушка. У моего деда такого не было.

У Алексея дед был военный. Не пил, не курил, в семьдесят отжимался по утрам. Умер в восемьдесят пять, до последнего дня в здравом уме.

А Марина папа — простой работяга. Всю жизнь на заводе, в цеху. Курить начал в армии, пить — когда мама умерла. Не алкоголик, но вечерняя бутылка пива стала ритуалом.

Дома папа звонил каждый день.

— Как внучок? Зубки режутся?

— Режутся, пап. Капризничает.

— Купил ему прорезыватель. Силиконовый, безопасный. Когда заберете?

— На выходных заедем.

— А погулять? Может, в парк сходим? Я коляску покачу.

— Пап, Алексей против.

Тишина в трубке. Потом тихо:

— Понятно. Ну, целуй внучка от деда.

И папа сидит в пустой квартире. На стене фотографии — Марина маленькая, Марина школьница, Марина невеста. И одна фотография Данилки — украдкой сделанная в прошлый визит.

Соседка тетя Валя заходила за солью.

— Петрович, что грустный такой?

— Да так. Старость не радость.

— Внук-то как?

— Растет. Умный мальчик.

— Что ж не приводят?

— Приводят. Но я для них... как мебель. Посмотреть можно, трогать нельзя.

Тетя Валя покачала головой.

— Эх, молодежь нынешняя. Мы своих стариков уважали.

— Время другое, Валь. Они правы по-своему. Я действительно курю. И пиво пью.

— Так все мужики пьют!

— Но не всем внуков доверяют.

Вечером папа стоял на балконе с сигаретой. Смотрел во двор, где молодые мамы гуляли с колясками. Некоторые с мужьями, некоторые с родителями.

Вон Сережка из третьего подъезда. Ему под семьдесят, внучку на руках носит. Смеется, подкидывает. Девчонка визжит от восторга.

А вон Михалыч. Два внука, близнецы. Водит на футбол, мороженое покупает.

Все дедушки как дедушки. А он — дедушка за стеклом. Смотреть можно, трогать нельзя.

Сигарета догорела. Папа затушил окурок, выбросил в банку. Сколько раз пытался бросить. После инфаркта врач строго сказал — или сигареты, или жизнь. Выбрал компромисс — сократил до пяти штук в день.

В комнате на столе лежала новая игрушка. Музыкальный паровозик. Дорогой, из хорошего магазина. Кнопки большие, яркие. Мелодии приятные.

Папа включил, послушал. Представил, как Данилка будет нажимать кнопки, смеяться. Если доживет до того момента, когда ему разрешат.

На следующий день Марина приехала одна. Без мужа, без сына.

— Пап, мы должны поговорить.

— О чем, доча?

— Алексей предлагает... переехать. В другой город. Ему там работу хорошую предложили.

Папа побледнел.

— Далеко?

— Пятьсот километров.

— И вы... согласились?

— Я не знаю, пап. Зарплата в два раза больше. Квартиру дадут служебную. Для Данилки это шанс.

— А для меня?

Марина заплакала.

— Пап, попробуй еще раз. Брось курить. Откажись от пива. Алексей сказал — если бросишь, он подумает.

— Подумает?

— Да.

Папа встал, подошел к окну. За стеклом шел снег. Первый в этом году.

— Знаешь, дочка, я после инфаркта каждое утро просыпаюсь и думаю — повезло. Еще один день. Еще один шанс увидеть внука. Пусть издалека, пусть через стекло, но увидеть.

— Пап...

— А теперь и этого не будет. Пятьсот километров — это конец.

— Не конец! Будем приезжать!

— Раз в год? На день рождения?

Марина молчала. Знала — так и будет. Сначала раз в два месяца, потом раз в полгода, потом раз в год.

— Я попробую, — вдруг сказал папа. — Брошу все. И сигареты, и пиво. Попробую.

— Правда?

— А что мне остается? Или внук, или смерть от тоски.

Марина обняла отца. Он похудел за последний год. Под рубашкой чувствовались острые лопатки.

— У тебя получится, пап. Я верю.

— Посмотрим.

Вечером папа выбросил все сигареты. Полную пачку, запасной блок, заначку в серванте. Вылил пиво в раковину. Три бутылки.

Лег спать трезвый и некурящий. Первый раз за много лет.

Часть вторая