Вера и Маша были родными сестрами и абсолютно разными людьми. Вера ― высокая, зеленоглазая, с каштановыми вьющимися волосами и боевым характером. Все, за что она бралась, спорилось. Иногда не с первой попытки, но она всегда шла до конца и добивалась успеха. А вот Маша другая: невысокого роста, пухленькая, светловолосая, с милыми ямочками на щеках и очень мягким характером. Она боялась быть неудобной и делать что-то наперекор, а вот Вера только всегда так и поступала: вопреки и как хотелось ей.
Девочки родились и выросли в небольшой деревне у реки. Вера была младше Маши на два года, но вела себя как старшая. Она была заводилой во дворе, дралась с мальчишками и не давала в обиду старшую сестру. Иногда Маша прибегала в слезах и говорила, что ее кто-то обидел. Вера, часто не дослушав, хватала скакалку и бежала лупить обидчиков.
― Вера, ну куда ты? ― пугалась Маша. ― Их там пять человек!
― Ну и пусть. Получат у меня!
Маша хорошо училась в школе. Часы просиживала за учебниками, зубрила, разбиралась. Для нее четверка была плохой оценкой, а тройка трагедией. Вера же все делала тяп-ляп: написала с помарками ― и ладно, прочитала одну страничку параграфа ― уже подвиг, тройка за сочинение ― хорошо, что не «пара».
Мама Зоя давно поняла, что ругать Веру за плохие оценки бесполезно, и махнула рукой: доучится как-нибудь и пойдет работать вместе с ней на ферму. Отец девочек погиб, когда им было тринадцать и одиннадцать лет. Разбился на мотоцикле. И с тех пор мама их воспитывала одна. Она работала на ферме с утра до вечера, еще мыла полы на почте. А еще занималась огородом и продавала фрукты на местном рынке. Девчонки помогали, как могли. Возились в огороде, содержали дом в чистоте. Маша очень рано научилась готовить и каждый день соображала что-то простое и дешевое на всю семью: отварная картошка с луком, суп, омлет. Жили бедно, но дружно.
― Ох, пропала бы я без вас, ― говорила Зоя, обнимая девчонок и вытирая слезы со щек. ― Как бы отец был рад, если бы все это видел! Помощницы мои любимые.
― Мы тебя очень любим, мамочка, ― говорила Вера. ― Я не хочу, чтобы ты вот так горбатилась на своей ферме с утра до вечера.
― Ну а как иначе? Если я не буду работать, на что мы жить будем? Работа тяжелая, но она нас кормит.
― Ну, значит, я буду зарабатывать большие деньги, и тебе не придется больше работать!
― Дай бог, Верочка, дай бог. Только с твоими оценками и успеваемостью как ты устроишься на хорошую работу?
― Устроюсь, мама, не волнуйся. Не будем мы больше эту картошку каждый день есть! А будем мясо и рыбу красную, когда захотим.
― Хорошие у тебя мечты. Раз говоришь, значит, так тому и быть.
Время шло, девчонки росли. Маша становилась все более кроткой и замкнутой. Она комплексовала из-за лишнего веса и считала себя очень некрасивой. Вера, наоборот, с годами еще больше вытягивалась, ходила только с высоко поднятой головой и расправленными плечами.
Маша поступила в региональный сельскохозяйственный техникум и решила после его окончания работать на ферме, как и мать. Там всегда были нужны рабочие руки, и на образование особо никто не смотрел.
Вера доучивалась последний год в школе и все думала, на кого же пойти учиться.
― Вера, давай тоже в техникум и к нам на ферму. Дорожка протоптана, зарплата нормальная, работа здесь будет всегда.
― Ой, мам, нет. Будущего в деревне нет. Нужно в город уезжать и там жизнь начинать. Я устала от деревенской жизни. Хочу жить красиво и богато.
― Верочка, в город уезжают люди при деньгах. А если в кармане пусто, город тебя пережует и выплюнет.
― Мам, ну что, прям одни богачи туда едут? Все же от характера зависит. Если характер победителя, то можно рискнуть. Я вот верю в себя.
― Дочка, я жизнь знаю. Она не романтичная, она очень тяжелая. Не выдумывай.
Все решил случай. Проведать бабушку и дедушку в деревне приехал студент столичного вуза ― Паша. Невероятный красавец, высокий, стройный, с обворожительной улыбкой. Маша влюбилась с первого взгляда.
― Я видела его сегодня на речке. Какой же он красивый!
― Парень и парень, обычный, как и все, ― хмурилась Вера. Она готовилась к экзаменам и никак не могла разобраться с алгеброй. Ну хоть тресни, честное слово.
― Да прям уж обычный… Только мне такой красавчик не светит. У него, наверное, там, в городе, красавица какая-нибудь, худая и стройная.
― Ты тоже красивая. Себя нужно любить и быть в себе уверенной, Маш. Мужчины только таких и любят. А ты прям голову из-за него потеряла. Думаю, ничего там особенного в этом Паше нет.
Паша взаимностью Маше не отвечал ― просто понятия не имел о ее симпатии. А она днями и ночами только говорила, что о нем. Вера однажды встретила его на улице, с вызовом посмотрела и ушла с гордо поднятой головой. Тоже мне, выискался тут городской красавчик! А вот Паша сразу заметил ее… и теперь не давал прохода. Вера сначала не обращала внимания, а потом присмотрелась к парню… и в конце лета сбежала с ним в город.
Мать была против ее отъезда. Маша сходила с ума по Паше, мучилась от безответной любви и откровенно завидовала сестре. Вера все это понимала, но еще больше понимала, что Паша ― это ее счастливый билет в новую жизнь. Он был при деньгах, при связях и здорово мог помочь устроиться в новой жизни. Она его не любила, но понимала, что если сейчас этим шансом не воспользоваться, то второго больше не будет.
Уехала она из родного дома, когда мама и Маша были на ферме. Собрала сумку вещей, оставила записку: «Я уехала с Пашей. Не ищите меня. Простите, если что не так. Люблю вас очень сильно» и покинула родную деревню.
Зоя, когда прочитала записку, взволновалась, конечно, но потом упокоилась: Вере все равно пора было выпархивать из гнезда, может, жизнь у них хорошо сложится, Вера же девочка пробивная. Может, зацепится в городе. А вот Маша не простила. Да, с Пашей она не встречалась, претендовать на него не могла, но знала, что Вера его не любит, и ревновала. Да и, по правде, завидовала.
― Мам, ну если бы она перед них хвостом не крутила, может быть, он бы меня и заметил! Он мне так нравится, мама, ― плакала Маша.
― Машунь, Паше Вера очень понравилась. Он совсем не обращал на тебя внимание, уж прости. Так бывает, доченька.
― Ну он ей не нужен. Она его не любит. А просто пользуется. Так же нельзя!
― Нельзя. Но так случилось, Маша. В жизни не все бывает по справедливости.
Вера спустя несколько месяцев позвонила Маше, но та не ответила ― обижалась и злилась на весь белый свет. Так что Вера теперь иногда звонила маме и рассказывала, как живет в городе.
― Мама, ну я же не уводила у Машки Пашу! ― то ли возмущалась, то ли жаловалась в разговорах. ― Ну что она в самом деле…
― Дочка, я думаю, что она в первый раз в жизни влюбилась, а жить и встречаться с этим мужчиной стала ты. Это непросто для нее. Ей нужно время. Простит. У тебя все хорошо?
― Да, мам, все неплохо. Я учусь в университете на факультете рекламы.
― Паша помог устроиться?
― Да, его папа. У нас все в порядке. Не волнуйся.
― Дочка, ты его любишь?
― Мам, у меня все хорошо. Это самое главное. А любовь ― дело наживное.
У Веры в городе жизнь складывалась сначала неплохо. В семье водились деньги, и она ни в чем себе не отказывала: вкусная еда, дорогая одежда, квартира в центре города, новенькая иномарка. После окончания университета посидела немного дома, а потом поняла, что хочет начать свое дело. Паша безумно любил жену и поддерживал любые начинания. Скоро они открыли свое рекламное агентство и занялись продвижением компаний. Это было ново, интересно и востребовано. Вера рисковала и зарабатывала хорошие деньги. Паша занимался бизнесом отца и поддерживал жену.
Связь с матерью и сестрой она почти потеряла. Отправляла им деньги, покупала продукты, лекарства и все необходимое. Мама относилась к дочке с большой любовью и очень радовалась за нее, а Маша по-прежнему не хотела общаться.
― Мам, ну что она на меня злится? Ну сколько мужчин прекрасных, найдет еще своего. Пусть мне позвонит.
― Наша мягкая Маша вдруг решила показать свой железный характер. Пашу она тебе никак не простит.
― Ой, мам, сколько воды утекло уже. Паша ― моя судьба, а не ее. Мы уже сколько лет вместе.
― Да, Вера, уже сколько лет, а вас по-прежнему двое. Не планируете ребеночка? Так хочется внуков понянькать, я же тоже не молодею.
― Мамочка, ты как чувствуешь, ― после паузы ответила Вера. ― Я хотела тебе видео сделать, но ты меня опередила. В общем, да, ты будешь бабушкой. Срок маленький, не хотела говорить, но раз такое дело…
― Ой, Верочка, Верочка, счастье-то какое! ― разрыдалась в трубку мама. ― Как я рада за вас! Машка обрадуется. Она же теткой станет.
― Да это еще неизвестно, обрадуется или нет... Вот такие новости, мам. Ты бабушкой будешь.
Но Зое не суждено было понянчить внуков. В жизни их семьи началась черная полоса ― через неделю Зоя умерла. Просто не проснулась утром. Маша тормошила ее тормошила, потом вызвала скорую.
― Это тромб, ― сказал уставший доктор. ― Понятно, будет вскрытие, может, какая другая причина, но я уверен, что тромб.
Маша плохо помнила, как хоронила мать, и как потом потекла ее жизнь. Она поняла, что осталась одна. Сестре звонить не хотела ― злилась еще и из-за того, что Вера не приехала на похороны. Сказала, что она в больнице, и врачи ее не отпустят. Маша даже не стала спрашивать, почему в больнице.
Она похоронила маму и взяла на ферме отпуск без содержания. Работать больше не было сил. У нее остались сбережения. Этого должно было хватить на какое-то время, а потом будет видно. Через некоторое время Маша поняла, что легчает ей только в одном месте ― в саду и огороде, в которые мама Зоя вложила всю душу. И сначала медленно, а потом со рвением и интересом занялась огородными делами. Маша получала удовольствие от этой работы: полоть, сажать, подвязывать, собирать, продавать. Она ни с кем не общалась, кроме разве что покупателей, все время проводила на грядках.
Однажды возилась в теплице и услышала, что кто-то толкнул калитку. Покупатель, наверное. Маша высунулась из зарослей помидоров и не поверила своим глазам: на дороге стояла Вера. С огромным чемоданом и большим животом.
― Привет, сестренка. Это я.
― Привет. Ты зачем приехала?
― Маш, нам нужно поговорить. Можно я пройду в дом?
― Проходи, ― нехотя ответила Маша и после паузы добавила: ― Дай сюда чемодан. Еще тут родишь ненароком. Заходи.
Вера зашла в дом, увидела мамину пустую кровать и расплакалась. А потом обняла вошедшую Машу, и они начали плакать вместе.
― Ты почему приехала? У тебя что-то случилось? Как тебя Паша отпустил с таким животом?
― Маша, нет больше Паши. Вообще ничего больше нет.
Вера успокоилась, села на кровать и начала рассказывать.
― Сестренка, это был ад. Я не знаю, как я это все пережила. Когда мама умерла, я лежала в больнице. Я не могла приехать, врачи не отпускали. Но я была готова приехать сразу, как только мне станет легче. Но потом новое горе: Паша и свекор возвращались ночью из соседнего города и вылетели под грузовик. Мгновенная смерть, Маша. Разбились оба. Я не была на похоронах, я не видела Пашку, я даже не попрощалась. Врачи запретили. Я просто кричала от горя. Как все так, как так сразу, и мамочка, и они… А потом начались звонки. У компании было много долгов, их нужно было закрывать. Мне угрожали. Я боялась за себя и за ребенка. Я была как в аду. Я отдала все. Свое рекламное агентство, нашу огромную квартиру, машину. Я отдала все, чтобы покрыть эти долги и сохранить жизнь малыша. У меня ничего нет. Осталось несколько золотых украшений ― просто не смогла их продать. Это Пашкины подарки. И наличка в кошельке. И больше ничего.
― Ты в полицию обращалась?
― Да что ты! Они ― я про наших партнеров ― ничего не боятся. Я просто все отдала, и они пообещали никогда не появляться в нашей жизни.
― Ну… ничего. Не плачь. Тяжко, но… Мы справимся, Вера.
― Ты не выгонишь меня, то есть нас?
― Нет, конечно, это же и твой дом.
― И еще, Маша, я знаю, что у вас произошло с Пашей тогда на речке… Я долго не понимала, что ты так на меня злишься. А он мне потом рассказал.
― Что он тебе рассказал?
― Что ты его поцеловала и призналась в любви. И он тебе пообещал, что будет с тобой встречаться. А потом со мной познакомился и забыл об этом. И ты поэтому так злилась.
― Да что уж… Да, так и было. Но это дела давно минувших дней. Я сначала долго злилась на него, на тебя, я думала, что вы надо мной смеетесь, а потом остыла, поняла, что вы счастливы. Но не решалась написать и позвонить. Спасибо, что помогала нам все эти годы. Мы бы не прожили без твоей помощи.
― Теперь вместе будем выживать и строить жизнь с самого начала.
Вера и Маша стали жить, как раньше. Огород, домашние дела, готовка и уборка. Правда, Маша не пускала Веру в огород: иди-иди, все помидоры мне поломаешь, всю клубнику вытопчешь, лук нужно аккуратнее срезать. Вера за всем этим наблюдала с умилением и любовью.
― Машка, ты тут как в своей стихии. Такие красивых помидоров и хрустящих огурцов даже мама не выращивала.
― Да, у меня вкусно. Я бы больше продавала, только кому? У всех же свои огороды.
― А я, когда в городе жила, очень скучала по деревенским овощам. Там люди знаешь какие деньги готовы платить за экологичные продукты.
― Деньги бы нам сейчас не помешали, сестренка. Ты родишь скоро, на что мы будем жить? У меня картошки много. Я ее храню правильно, и она до весны лежит хорошо. Тоже бы продать.
― Я тут подумала… и придумала. Давай мы сделаем тебе блог. Будем там про твои помидоры рассказывать и о твоей огородной жизни. Людям интересно будет видеть, как ты выращиваешь овощи. Так больше доверия, больше интереса, а, значит, и больше покупателей.
― Да ну, кому я интересна? И помидоры с огурцами каждый же может вырастить.
― Нет, не каждый. Не обесценивай себя. Поверь мне, у меня есть опыт. Ты знаешь, сколько мы таких блогов раскрутили? У меня забрали бизнес, но знания остались.
И началась у девчонок блогерская жизнь. И уже через несколько месяцев блог начал расти, и людей, готовых что-то у Маши купить, становилось все больше. Некоторые бренды заказывали у нее рекламу, что тоже приносило доход. А скоро они открыли еще один блог ― Вера родила сына Павла и стала рассказывать о материнстве. Сестры стали успешны в этом, постепенно собирали аудиторию и зарабатывали популярность. Они много грустили о прошлом, но главное, что больше не таили друг на друга обид и верили, что впереди их ждет только счастье. А каким оно будет ― они обязательно расскажут в своих блогах.
Автор: Юлия С.
---
---
Янтарные бусы
– Зинка, совесть у тебя есть? – Чубкина, руки в боки, ноги на ширине плеч, раззявила варежку, хрен заткнешь, – я тебя спрашиваю, морда ты помойная? А? Глаза твои бесстыжие, напаскудила, и в сторону? Я не я, и лошадь не моя? А ну, спускайся! Спускайся, я тебе говорю.
Зинка сидела на крыше. Как она туда забралась, и сама не помнит. Но от Чубкиной Людки и в космос улетишь, не заметишь. Страху эта бабенка нагнать может. У нее не заржавеет. С крыши Чубкина кажется не такой уж и большой: кругленький колобок в халате. Но это – оптический обман: у Чубкиной гренадерский рост, и весит Чубкина, как хороший бегемот.
«И угораздило меня…» - нервно думает Зинка, - «Теперь век на крыше сидеть буду»
Ее раздражало, что Чубкина орала на всю ивановскую, позоря несчастную Зинку. Хотя, чего тут такого удивительного? Зинка опозорена на весь поселок не раз, и не два. Зинка – первый враг супружеского счастья, кошка блудная. Так ее величают в Коромыслах, большом селе Вологодской области. Зинку занесли сюда жизненные обстоятельства, о которых она предпочитала молчать.
Зинка задолжала кое-кому очень много рублей. Пришлось продавать квартиру. Дяди в кожаных куртках попались гуманные. В чистое поле ее не выгнали, отправили Зинку в село, в домик о трех окнах и дряхлой печке – живи, радуйся, и не говори, что плохо с тобой поступили. Пожалели тебя, Зинка, ибо ты – женского полу, хоть и непутевая. Так что, можешь дальше небо коптить и местных баб с ума сводить. Это твое личное дело, и дядей не касается, тем более, что натешились тобой дяди вдоволь! Скажи спасибо, что не продали Суренчику – сидела (лежала, точнее) бы у него, пока не подохла.
Зинка коптила и сводила с ума. Местный участковый Курочкин зачастил в храм, где задавал один и тот же вопрос:
- За что? Чем я провинился, Господи?
Господь молчал, сурово взирая с иконы на Курочкина, словно намекал Курочкину на всякие блудные мыслишки, которые тоже гуляли в круглой Курочкинской голове. А все из-за Зинки, так ее растак, заразу. Мало того, что мужичье в штабеля перед Зинкой укладывалось, так и Курочкин, между прочим, уважаемый всеми человек, закосил глазами и носом заводил. Сил не было держаться – Зинка манила и кружила несчастную Курочкинскую башку.
Дело в том, что Зинка уродилась на свет писаной красавицей. Джоли отдыхает, короче. Все, ну буквально все в ней было образцом гармонии и совершенства. И зеленые глаза, и брови, и алчные, зовущие к поцелую губы, и высокая грудь, и тоненькая, тоненькая талия, как у Анжелики на пиратском рынке. И вот это создание, достойное кисти Ботичелли, родилось в простой рабочей семье! Папка с мамкой и рядом не стояли. Обыкновенные вологодские физиономии, носики картошкой, глаза пуговицами и щербатые рты.
Папка Зинки всю жизнь потом жену травил:
- Не мое, - говорил, - изделие! Где, - говорил, - сработала? . . .
. . . читать далее >>