Валентина Степановна указала на табуретку у кухонного стола. Я оглянулся на Иру, но жена стояла у окна спиной ко мне. Плечи у нее были напряжены.
– О чем разговор? – спросил я, присаживаясь.
– О долге. О вашем долге передо мной.
Теща достала из ящика стола толстую папку. Разложила перед собой листы, исписанные ее мелким почерком.
– Я все подсчитала. До копейки.
У меня екнуло сердце. Неужели речь о том займе на машину? Но мы же договаривались, что отдадим к Новому году.
– Валентина Степановна, если про пятьсот тысяч, то я помню. И отдам в срок.
Она подняла на меня глаза. В них была такая холодная решимость, что я понял: дело совсем не в займе.
– Какие пятьсот тысяч? Владимир Иванович, вы меня не поняли. Речь идет о долге за мою дочь.
– За дочь?
– За то, что я ее родила, выкормила, воспитала, выучила. За свадьбу, которую оплатила. За все двадцать семь лет ее жизни до встречи с вами.
Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это было настолько абсурдно, что я даже засмеялся.
– Валентина Степановна, вы что, шутите?
– Я никогда не шутила с финансами.
Она перевернула лист. Там были столбики цифр.
– Роды в частной клинике: восемьдесят тысяч рублей в пересчете на сегодняшние деньги. Детская одежда, питание, игрушки за первый год: сто двадцать тысяч. Детский сад: триста шестьдесят тысяч за шесть лет.
Голос у нее был деловой, как у бухгалтера на отчете.
– Школьные принадлежности, одежда, репетиторы: семьсот тысяч. Институт: восемьсот тысяч. Свадьба: четыреста тысяч.
Она отложила калькулятор и посмотрела на меня.
– Итого: два миллиона шестьсот сорок тысяч рублей. Плюс проценты за пользование моими деньгами. Плюс моральный ущерб за бессонные ночи и потраченные нервы.
Я повернулся к Ире. Жена все так же стояла спиной ко мне.
– Ира, ты это слышишь?
Она медленно обернулась. Лицо у нее было бледное, но решительное.
– Слышу.
– И что ты об этом думаешь?
– Думаю, что мама права.
Мир перевернулся. Я женился на Ире пять лет назад. Мы жили хорошо. Я работал на заводе мастером смены, получал неплохо. Ира трудилась в банке. Вместе мы тянули квартиру в ипотеку, копили на машину, мечтали о детях. И тут такое.
– Ира, ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю. Мама потратила на меня огромные деньги. Время. Силы. А теперь ты пользуешься результатом ее вложений. Логично, что должен компенсировать расходы.
Валентина Степановна кивнула с видом человека, которого наконец поняли.
– Вот именно. Вы же не думали, что получили мою дочь бесплатно? Красивую, умную, образованную? Все это стоило денег.
Я попытался взять себя в руки. Дышать глубже. Думать логично.
– Хорошо. Допустим, ваши расчеты верны. Что вы предлагаете?
– Выплачивать мне эту сумму по частям. Каждый месяц по пятьдесят тысяч. Как пенсию за мою дочь.
– Пятьдесят тысяч? У меня зарплата семьдесят!
– Не моя проблема. Надо было думать раньше, на что женитесь.
Я встал из-за стола. Ноги дрожали.
– Это безумие. Ира, скажи ей, что это безумие!
Жена опустила глаза.
– Володя, а ты подумай. Сколько стоит нанять домработницу, которая готовит, стирает, убирает? Сколько стоят услуги психолога, когда у тебя проблемы? Сколько стоит секс с красивой женщиной?
Удар был такой силы, что я даже качнулся. Ира говорила это спокойно, как о погоде.
– То есть ты продаешь себя? Своей матери?
– Я просто честно оцениваю свой вклад в наши отношения.
Валентина Степановна довольно улыбнулась.
– Наконец-то вы начинаете понимать. Брак это не розовые сопли. Это бизнес. И в любом бизнесе должен быть справедливый обмен.
Я сел обратно. Голова кружилась от абсурда происходящего.
– А если я откажусь?
– Тогда Ира разводится с вами. И забирает половину имущества по закону.
– Ира, это правда?
Жена кивнула.
– Правда.
Я попытался найти в ее глазах хоть намек на сомнение. Но там была только холодная решимость, точно такая же, как у тещи.
– Мне нужно время подумать.
– Три дня, – сказала Валентина Степановна. – Потом мы подаем на развод.
В последующие три дня я не находил себе места. Работал как в тумане. Коллеги спрашивали, что случилось, но как объяснить? Кто поверит в такую историю?
Дома царила ледяная атмосфера. Ира вела себя как обычно: готовила ужин, спрашивала про дела. Но когда я пытался заговорить о требованиях ее матери, она отвечала односложно.
– Решение за тобой, Володя.
– Но ты же понимаешь, что это шантаж?
– Понимаю.
– И все равно поддерживаешь маму?
– Поддерживаю.
На второй день я не выдержал и поехал к своему другу Сереже. Мы работали вместе уже десять лет, он был единственным, кому я мог довериться.
Серега выслушал меня, не перебивая. Потом налил водки.
– Володь, а ты уверен, что дело только в деньгах?
– В смысле?
– Может, Ирка хочет от тебя избавиться, а повод такой придумала?
Эта мысль уже приходила мне в голову. Но я гнал ее прочь.
– Не знаю. Вроде жили нормально.
– Вроде и нормально. А что у вас с детьми?
– Пока не получается. Но мы не торопимся.
– А она торопится?
Я задумался. Последнее время Ира действительно часто заговаривала о детях. А я отвечал, что надо сначала квартиру выплатить, на ноги встать.
– Может, и торопится.
– Вот видишь. А в сорок рожать уже поздновато.
Ире было тридцать два. До сорока еще далеко. Но женщины в этом возрасте действительно начинают торопиться.
– Но причем тут теща с ее счетами?
– А притом, что если ты будешь отдавать пятьдесят тысяч в месяц, на детей денег не останется. И Ирка это понимает.
– То есть она специально создает ситуацию, чтобы я отказался?
– Возможно.
Но что-то в этой версии не сходилось. Если Ира хотела развода, зачем такие сложности? Можно было просто сказать: не люблю, разводимся.
На третий день я пришел домой и увидел на кухне чемодан.
– Собираешься?
– Собралась, – ответила Ира. – Решение принял?
– Принял. Не буду платить.
Она кивнула.
– Тогда до встречи в суде.
– Ира, подожди. Объясни мне. Мы ведь любили друг друга?
Она остановилась у двери.
– Любили.
– Что изменилось?
– Выросла.
– В каком смысле?
– Раньше думала, что любовь это главное. А теперь понимаю: главное это стабильность. Уверенность в завтрашнем дне.
– Я давал тебе стабильность!
– Ты давал мне семьдесят тысяч в месяц минус ипотека, минус коммунальные, минус еда. Что с этого остается?
– Зато мы были счастливы!
– Счастье заканчивается, когда начинаются проблемы с деньгами. А они обязательно начнутся. Кризис, сокращения, болезни. И что тогда?
Я понял, что спорить бесполезно. Ира изменилась. Или я ее никогда не знал.
– Хорошо. А что с квартирой?
– Продадим. Поделим поровну.
– И ты купишь себе что-то на свою половину?
– Нет. Переезжаю к маме. А деньги положу в банк под проценты.
– Ради чего все это?
– Ради будущего. Хочу выйти замуж за человека, который сможет меня обеспечить. Родить детей в достатке, а не в нищете.
Слово "нищета" резануло по ушам. Неужели она считала нашу жизнь нищетой?
– А твоя мама? Она тоже ищет богатого зятя?
Ира усмехнулась.
– Мама ищет способ не работать. Ей скоро пенсия, а накоплений нет. Она рассчитывала, что ты будешь содержать ее до конца дней.
– Почему не предупредила сразу?
– А ты бы женился?
Наверное, нет. Я не был готов содержать тещу.
– Значит, все эти пять лет ты играла?
– Не играла. Надеялась, что ты изменишься. Станешь больше зарабатывать. Будешь амбициознее.
– Я делал что мог.
– Знаю. Поэтому не виню. Мы просто не подходим друг другу.
Она взяла чемодан и направилась к выходу.
– Ира.
– Что?
– А если бы я согласился платить? Что тогда?
Она задумалась.
– Тогда мы бы развелись через год. Потому что пятьдесят тысяч в месяц это все равно не та сумма, на которую можно жить достойно.
– То есть ты меня проверяла?
– Проверяла твою готовность вкладываться в отношения. Готовность жертвовать ради семьи.
– Я жертвовал! Всю зарплату отдавал на семью!
– Зарплату мастера смены на убыточном заводе. Это не жертва, Володя. Это минимум.
С этими словами она ушла.
Я остался один в квартире, которую мы покупали вместе. В спальне висели наши свадебные фотографии. На кухне стояли чашки, из которых мы пили утренний кофе. Все напоминало о прошлой жизни, которая оказалась иллюзией.
Развод прошел быстро. Ира не требовала алиментов, не устраивала скандалов. Мы поделили имущество строго по закону. Квартиру продали, деньги разделили пополам.
На новом месте, в однокомнатной квартире на окраине, я долго не мог прийти в себя. Работа, дом, работа. Никаких планов, никаких желаний.
Прошел год. Как-то встретил Сережу в магазине.
– Ну как дела, разведенка?
– Потихоньку.
– Слышал, Ирка твоя замуж вышла?
У меня екнуло сердце.
– За кого?
– За директора строительной фирмы. Говорят, богатый очень. Дом в Подмосковье купил, машину новую.
– Дети есть?
– Пока нет. Но планируют.
Я представил Иру в роли жены богатого мужчины. Наверное, она счастлива. Получила то, чего хотела.
– А теща как?
– Теща при деле. Живет с ними, хозяйство ведет. Говорят, новый зять ее очень уважает. На отдых с собой возит.
Значит, план Валентины Степановны сработал. Она нашла способ обеспечить себе безбедную старость.
Дома я долго думал о прошедших событиях. Злость прошла. Осталось только непонимание.
Может быть, они были правы? Может быть, брак действительно должен строиться на трезвом расчете, а не на чувствах? Может быть, я был наивным романтиком, который жил в мире иллюзий?
Но тогда зачем нужна любовь? Зачем нужны отношения, если все сводится к деньгам?
Я так и не нашел ответа на этот вопрос. Работал, копил деньги, встречался с женщинами. Но каждый раз, когда отношения становились серьезными, я вспоминал слова Иры: "Брак это бизнес. И в любом бизнесе должен быть справедливый обмен".
Может быть, она была права. Может быть, любовь это роскошь, которую могут себе позволить только богатые люди.
Прошло еще полгода. Серега рассказал, что Ира родила дочку. Назвали Машенькой.
– Красивая девочка, – сказал он. – Вылитая мать.
Я подумал о том, что могло бы быть, если бы мы не развелись. Возможно, у нас тоже были бы дети. Возможно, мы были бы счастливы, несмотря на финансовые проблемы.
А может быть, нет. Может быть, Ира все равно ушла бы, как только поняла, что я не могу дать ей того уровня жизни, о котором она мечтала.
В любом случае, что было, то было. Назад пути нет.
Недавно я встретил на улице Валентину Степановну. Она была одета дорого: шуба, сапоги, сумочка. Выглядела довольной и счастливой.
– Владимир Иванович! Как дела?
– Нормально.
– Я слышала, вы переехали. На окраину?
– На окраину.
– Жаль. Хорошая квартира была в центре.
Она помолчала, потом добавила:
– Знаете, я не держу на вас зла. Вы просто оказались не тем человеком, который был нужен моей дочери.
– А кто был нужен?
– Тот, кто понимает цену вещей. Кто готов вкладываться в отношения не только чувствами, но и деньгами.
– А если денег нет?
– Тогда надо их зарабатывать. Или не жениться вообще.
С этими словами она ушла, цокая каблуками по асфальту.
Я долго стоял и смотрел ей вслед. И понимал, что она по-своему права. В нашем мире все имеет цену. Любовь, семья, дети. И тот, кто не готов платить эту цену, остается ни с чем.
Может быть, когда-нибудь я найду женщину, которая будет любить меня не за деньги, а за меня самого. А может быть, нет. В любом случае, жизнь продолжается.
А семейный счет за воспитание и образование жены так и остался неоплаченным.
Вчера я зашел в банк, где раньше работала Ира. Хотел открыть новый депозит. За окошком сидела ее бывшая коллега Света.
– Володя! Привет! Как дела?
– Нормально. А у вас как?
– Потихоньку. Слышал, Ирка опять беременна?
У меня перехватило дыхание.
– Опять?
– Ага. Второго ждет. Говорит, хочет троих. Пока муж молодой и богатый.
Я кивнул и быстро ушел из банка. На улице было душно, хотелось дышать.
Значит, у Иры все получилось. Богатый муж, дети, обеспеченная жизнь. И теща при деле.
А я остался с пустой квартирой и горьким привкусом во рту.
Но знаете что? Я не жалею. Потому что понял главное: отношения без любви это просто бизнес-проект. А я не хочу жить в мире, где все продается и покупается.
Даже если этот мир считает меня неудачником.
Пришел домой, сел за кухонный стол. Включил чайник. И вдруг зазвонил телефон.
– Владимир Иванович? Это Валентина Степановна.
Сердце екнуло.
– Слушаю.
– У нас проблема. Ира разводится.
– Как разводится?
– Муж оказался не такой богатый, как мы думали. Фирма банкрот, дом под арестом. А у нее двое детей на руках.
В трубке была пауза.
– Владимир Иванович, а вы не могли бы... Ну, вы понимаете. Помочь материально. Я готова пересмотреть свой счет. Скидку сделать.
Я медленно положил трубку.
И впервые за два года засмеялся.