Часть 1. Последний “идеальный” ужин
Она поставила тарелку на стол в 19:58.
Как всегда.
За две минуты до восьми.
Потому что “он не любит, когда еда остывает”.
Курица — с розмарином.
Картофель — пюре, как он любит.
Салат — без лука, потому что “он потом пахнет”.
Вино — полбокала, потому что “больше — вредно”.
Он вошёл.
Снял пиджак.
Не поцеловал.
Не спросил “как день”.
Просто — сел.
— Спасибо, — сказал он.
Не глядя на неё.
Не на еду.
На телефон.
Она села напротив.
Съела три ложки.
Потом — встала.
Убрала свою тарелку.
Вымыла.
Поставила в шкаф.
Он даже не заметил.
Часть 2. Утро без “доброго”
Она не сказала “доброе утро”.
Не поцеловала в щёку.
Не спросила “кофе как обычно?”.
Он встал.
Посмотрел на неё — странно.
Как на сломавшийся будильник.
— Ты чего? — спросил.
— Ничего, — ответила она.
— Ты не в духе?
— Нет. Я в духе. Просто… не хочу говорить “доброе утро”.
Он фыркнул.
— Ну и ладно. Не надо.
Она не ответила.
Просто — заварила себе чай.
Не ему.
Себе.
С имбирём.
С лимоном.
Как любит она.
Часть 3. Суббота без глажки
Он оставил рубашки на стуле.
Пять штук.
Как всегда.
С запиской: “К понедельнику. Без складок”.
Она посмотрела на них.
Потрогала ткань.
Вспомнила, как 15 лет назад гладила их с любовью.
С надеждой.
С мыслью: “Он оценит”.
Он не оценил.
Ни разу.
Просто — надевал.
И уходил.
Она взяла рубашки.
Отнесла в шкаф.
Повесила — как есть.
Смятые.
С заломами.
С историей.
Потом — села на диван.
Открыла книгу.
И читала — до самого вечера.
Часть 4. Первое “нет”
Он позвонил в 18:30.
— Ты где?
— Дома.
— А ужин?
— Не готовила.
— Почему?
— Не хотела.
Он замолчал.
Потом — резко:
— Ты что, с ума сошла? Я же сказал — я устал, хочу поесть дома!
Она не повысила голос.
Не заплакала.
Не стала оправдываться.
— Я тоже устала, — сказала она. — И не хочу готовить. Сегодня — не буду.
Он бросил трубку.
Она посмотрела на телефон.
Положила его на стол.
И — улыбнулась.
Впервые — не из вежливости.
А — от облегчения.
Часть 5. Вторник — она не пошла на родительское собрание
Сын пришёл из школы.
— Мам, ты пойдёшь сегодня? Папа занят.
Она посмотрела на него.
— Нет.
— Почему?
— Потому что не хочу.
— Но там важно!
— Тогда сходи с папой. Или сам. Ты уже взрослый.
Он удивился.
Но — не стал спорить.
Она не пошла.
Не из злости.
Не из протеста.
А — потому что впервые за 15 лет позволила себе: “Я не обязана быть везде. Я не обязана спасать всех. Я — тоже человек”.
Вечером — смотрела фильм.
Одна.
Без оглядки.
Без чувства вины.
Часть 6. Он начал злиться
— Ты изменилась, — сказал он в четверг.
— Да, — ответила она.
— В худшую сторону.
— Для тебя — возможно. Для меня — в лучшую.
Он встал.
Прошёлся по комнате.
— Ты перестала быть женой.
— Нет, — спокойно сказала она. — Я перестала быть твоей служанкой. Разница есть.
Он замолчал.
Посмотрел на неё — как на чужую.
Как на предательницу.
Она не отвела взгляд.
Часть 7. Месяц — она перестала объясняться
Он спрашивал:
— Почему ты не убралась?
— Почему ты не ответила на звонок?
— Почему ты не купила то, что я просил?
Она перестала отвечать:
— “Прости”.
— “Забыла”.
— “Сейчас сделаю”.
Теперь она отвечала:
— “Потому что не хочу”.
— “Потому что мне неинтересно”.
— “Потому что это не моё”.
Он злился.
Кричал.
Угрожал:
— Ты меня теряешь!
— Возможно, — отвечала она. — Но я уже давно потеряла себя. И мне важнее найти себя, чем удержать тебя.
Часть 8. Три месяца — она переехала в другую комнату
Не из дома.
Не к родителям.
Не к подруге.
Просто — в гостевую спальню.
С книгами.
С пледом.
С тишиной.
Он стучал.
— Ты издеваешься?
— Нет. Я просто хочу спать одна.
— Это ненормально!
— Для тебя — да. Для меня — необходимость.
Она закрыла дверь.
Не на ключ.
Но — на замок внутри себя.
И спала — как младенец.
Без кошмаров.
Без его храпа.
Без ощущения, что она — на чужой территории.
Часть 9. Полгода — он сказал: “Ты предала меня”
Они сидели на кухне.
Он — с бокалом вина.
Она — с чашкой чая.
— Ты предала меня, — сказал он. — Ты обещала быть женой. Любящей. Заботливой. Преданной.
Она посмотрела на него.
Впервые — без страха.
Без вины.
Без желания “исправиться”.
— Я не предала тебя, — сказала она. — Я предала ту женщину, которой ты хотел меня видеть. И знаешь что? Она была несчастна. Я — счастлива.
Он встал.
— Ты больна.
— Возможно. Но это — моя болезнь. И я лечусь. Без тебя.
Часть 10. Год — она не развелась. Но стала свободной
Он всё ещё жил в доме.
Всё ещё ел её еду (когда она готовила — для себя).
Всё ещё спрашивал “почему ты такая?”.
Но — не командовал.
Не требовал.
Не кричал.
Она не ушла.
Не подала на развод.
Не стала “бороться за отношения”.
Она просто — перестала быть его эхом.
Его тенью.
Его “спокойной женой”.
Она стала — собой.
Говорила, когда хотела.
Молчала, когда нужно.
Готовила — для себя.
Гладила — только своё.
Целовала — только если хотелось.
И вдруг — он стал… другим.
Тише.
Внимательнее.
Иногда — даже благодарным.
Она не верила, что он “изменился”.
Она верила — она изменилась.
И это изменило всё.
Часть 11. Два года — он ушёл. Не она. Он
Он собрал вещи.
Не все.
Только самое нужное.
Сказал:
— Мне здесь… тесно.
— Понимаю, — ответила она.
— Ты даже не спросишь “почему”?
— Нет. Ты имеешь право. Как и я.
Он посмотрел на неё.
Долго.
Потом — сказал:
— Ты стала… другой.
— Да, — улыбнулась она. — Я стала — живой.
Он ушёл.
Не хлопнул дверью.
Не забыл ключи.
Просто — вышел.
Она не плакала.
Не звонила подругам.
Не пила вино.
Она села на пол.
Обняла колени.
И — впервые за 15 лет — заплакала.
Не от боли.
Не от страха.
От облегчения.
Часть 12. Три года — она снова вышла замуж. Не за него. За себя
Она не надела белое платье.
Не звала гостей.
Не заказывала торт.
Она просто — встала утром.
Надела любимое платье.
Заварила чай.
Села у окна.
И сказала вслух:
— Я, Алиса, беру замуж себя.
На всю жизнь.
С правом на ошибки.
С правом на “нет”.
С правом на тишину.
С правом на крик.
С правом — быть.
Она улыбнулась.
Выпила чай.
И пошла гулять.
Босиком.
По траве.
Как ребёнок.