Холодное дыхание суровой зимы окутывает души, открытые для смерти, проникая в них словно иголки под ногти и разрывает замерзшую плоть на тысячу осколков, подобно тонкому льду на застывших лужах, ждущему прикосновения, чтобы хрупко треснуть.
Где-то в безликой, ослепительно-белой глуши выживает небольшая группа людей, не имеющих в жизни ничего, кроме рыболовной общины и единственной мысли как дожить до следующего дня. Во главе артели стоит героиня с именем Ева, символизирующем первородный грех и вечную вину женщины, что становится носительницей выбора между жизнью и смертью. Потеряв прошлой зимой возлюбленного в этих же ледяных просторах, она всё же возвращается туда, где смерть уже однажды коснулась её жизни.
Дальнейшее повествование можно определить лишь как постепенное погружение в пучину нарастающего безумия. "Проклятые" здесь давно умершие, от них остались лишь жалкие оболочки, измождённые отсутствием пищи и воды. Рациональность превращается в предтечу греха, карающего за любой неверный выбор. Завидев тонущий корабль, Ева и её спутники отказываются помочь погибающим: "Это лишь дополнительные рты", — холодно бросает один из рыбаков. Но мифологическая подоснова фильма, питаемая северными легендами, не могла остановиться на подобной мизансцене.
Словно со страниц древних саг, из мёртвых гробниц восстают чудовищные драуги, ожившие призраки варяжских преданий. Они приходят к жителям убогих лачуг, являясь то в пугающих силуэтах, то в зловещем скрипе, что заставляет сжимать ружья и прятаться под столами. Символизируя коллективную память о вине, они ожившие архетипы, карающие за забвение долга и отказ от милосердия. В кадре то и дело мелькают обереги, старинные былины и сводящие с ума силуэты, навечно застрявшие в туманной дымке. Но действительно ли это реальность, или же лишь фантом голодного бреда, морок, порождаемый изнурённым сознанием?
Фильм предстает медитативным и гипнотическим фолк-хоррором, где пурга и вязкий туман формируют не столько пространство действия, сколько само состояние восприятия. Ответ на вопрос о природе видений даётся напрямую, и именно это становится разрушительным костром, уничтожающим тщательно выстроенную атмосферу холода и иррационального ужаса. Финал картины возвращает зрителя к рациональному объяснению, смещая акценты в сторону психологического триллера. Однако природа безумия и мифологической греховности остаётся за пределами финальных кадров в сгоревшем доме героини, под руинами неуклюже стилизованных символов, утративших сакральный смысл.
Автор текста: Юра (t.me/thiswewatch)