Дмитрий подъехал к подъезду и выругался — мотор внедорожника чихнул в последний раз и заглох окончательно. Он набрал номер жены.
— Ника, моя машина приказала долго жить. Дай ключи от своей.
— Я тут проект срочный доделываю для школы... — в голосе прозвучала странная запинка. — Не могу поехать с тобой.
— Да кто тебя с собой зовёт? Просто ключи дай, сам съезжу.
Через минуту она спустилась, протянула ключи с неохотой.
— Хорошо, — голос показался напряжённым. — Только... аккуратно с ней.
Дмитрий нахмурился. Жена никогда не волновалась из-за машины. А тут вдруг... Впрочем, Дмитрий не придал значения — у всех бывает плохое настроение.
Садясь в её автомобиль, он машинально отрегулировал зеркало. Сиденье было выдвинуто дальше обычного. Потянувшись за рычагом, рука наткнулась на что-то твёрдое под сиденьем.
Изящная шкатулка из чёрного дерева. Красивая, дорогая — и совершенно незнакомая. Он видел впервые.
Сердце тревожно ёкнуло.
«Может, подарок кому-то готовит?» — попытался успокоить себя Дмитрий, но любопытство оказалось сильнее.
Шкатулка открылась со щелчком. То, что он увидел внутри, заставило его замереть.
Небольшой альбом для эскизов в кожаном переплёте. Дмитрий ожидал увидеть цветочки или котиков, но замер от удивления. На страницах — фантастические миры: эльфийские принцессы, драконы, средневековые замки. И главное — детально прорисованный портрет мужчины с длинными волосами в историческом костюме. Определённо не Дмитрий.
Визитки арт-студий, приглашения в какие-то клубы. И в самом низу — билет на «Вечер исторических реконструкций» в клубе на другом конце города. Дата — позавчера. Именно позавчера Вероника «задержалась на работе».
Тонкий блокнот в бархатной обложке. Дмитрий открыл и похолодел.
Стихи. О тоске, свободе, поиске себя. И главное — строки о «нём»:
«Только в твоих глазах я вижу себя настоящую,
Только с тобой могу сбросить любые маски.
Когда ты рядом — я живу, дышу, лечу,
А в остальное время лишь притворяюсь...»
Дальше — строки о «родственной душе», о «мире, где нас понимают», о желании «сбежать из клетки серых будней».
Имени Дмитрий в блокноте не было. Как и упоминаний о детях.
Руки тряслись, когда он закрывал шкатулку.
Его жена. Мать его детей. Двадцать лет брака. И он не знал о ней ничего.
В магазин он ехал как зомби, покупки делал на автопилоте. В голове крутилась одна мысль: «Кто этот мужчина с её рисунков? Может, просто выдуманный персонаж?»
Дома Вероника встретила с обычной улыбкой:
— Как съездил? Всё купил?
Дмитрий смотрел на неё и не мог поверить — эта домашняя женщина в старых джинсах и футболке рисует фантастические миры и пишет такие стихи?
— Всё в порядке, дорогой? — Вероника нахмурилась. — Ты какой-то бледный.
— Устал просто, — буркнул он.
За ужином наблюдал за ней украдкой. Обычная мать семейства: помогает дочери разобраться в схемах вязания, ругает сына за упрямство, планирует завтрашний день. Но теперь каждый её жест казался игрой, маскировкой.
А перед сном она долго крутилась у зеркала, разглядывая себя под разными углами. Раньше Дмитрий думал — возраст, женщины так делают. Теперь понял — она смотрела на себя глазами другого мужчины.
Следующие дни стали пыткой. Дмитрий анализировал каждое слово жены, каждый взгляд, каждое движение. И находил всё больше странностей.
Вероника стала чаще уходить «к подруге Ире помочь с ремонтом». Возвращалась поздно, слегка взволнованная, с блеском в глазах.
В её сумке он заметил новую косметику — яркую помаду, тушь для ресниц. Дома она красилась редко.
Телефон теперь всегда держала экраном вниз. Раньше могла оставить где угодно.
И главное — она стала рассеянной. Забывала о важных семейных делах, которые раньше помнила наизусть. Прозевала родительское собрание, забыла купить продукты на ужин.
«Может, я параноик?» — пытался убедить себя Дмитрий. Но сомнения разъедали изнутри.
В среду Вероника объявила:
— Задержусь сегодня на работе. Аврал по отчётности. Не жди ужинать.
После работы Дмитрий не выдержал. Взял ключи и поехал к ней в офис.
Охранник сказал, что все сотрудники разошлись в шесть.
Значит, врёт. Нагло, в глаза врёт мужу и детям.
Ярость накатила волной. Не боль — ярость. Дмитрий всю жизнь был честным. С родителями, друзьями, коллегами. Особенно с семьёй. А его, оказывается, водят за нос.
Он вспомнил адрес клуба с флаера и поехал туда.
Нашёл здание — бывший советский ДК, переделанный под арт-пространство.
Припарковался в тени и стал ждать.
Через час из здания начали выходить люди в ярких костюмах — кто в исторических нарядах, кто в фантазийных. И среди них он увидел её.
Вероника была в длинном изумрудном платье с корсетом, волосы заплетены в сложную причёску. На лице — театральный грим. Она выглядела... потрясающе. И абсолютно чужой.
Рядом шёл высокий мужчина с длинными волосами — тот самый с её портрета. В руке у него была роза, которую он небрежно протянул Веронике. Она засмеялась и спрятала цветок за корсет.
Они стояли слишком близко. Говорили слишком тихо. Смотрели друг на друга слишком нежно.
И когда он обнял её за плечи, а она доверчиво прислонилась к нему, Дмитрий понял — всё кончено.
Домой он приехал в состоянии ярости и отчаяния. Он содержал семью, строил карьеру, отказывался от командировок ради детей. А она... она играла роль примерной жены и тайком вела другую жизнь!
Сколько раз коллеги намекали — мол, тебе повезло с женой, такая домашняя, хозяйственная. А он гордился! Рассказывал, какая у него верная спутница жизни. Наверняка весь их круг знал про Веронику и этого... художника? актёра? Знали и молчали, из жалости. Унижение было нестерпимым.
В половине двенадцатого вернулась Вероника. Уже в обычной одежде, но с размазанной тушью и взъерошенными волосами.
— Привет, дорогой. Как дела? — бросила привычно и направилась в душ.
— Стой, — Дмитрий встал с дивана. — Как прошёл аврал на работе?
— Нормально. После работы заехала к Ире. — Вероника обернулась. — Устала жутко. Цифры замучили.
— Да? А я думал, тебя замучали средневековые балы.
Она побледнела. Рука инстинктивно метнулась к сумочке — пряталась ли там роза?
— О чём ты?
— О том, что твоя работа завершилась в шесть. А ты провела вечер в обнимку с длинноволосым оборотнем в камзоле.
Вероника замерла. В глазах — паника, попытка найти оправдание, ложь. Но врать уже было поздно.
— Садись, — процедил Дмитрий. — Поговорим по-взрослому. В последний раз.
Она съёжилась в кресле.
— Двадцать лет, Вероника. А ты была чужой с самого начала.
— Что ты хочешь сказать?
— Замолчи! — взорвался он. — «Только с тобой могу сбросить маски»! А я что — декорация? Удобный муж?
Вероника вспомнила тот день, когда одолжила ключи от своей машины. Она надеялась, что он не найдёт шкатулку. И после проверяла — всё было на месте.
— Дима, позволь объяснить...
— Объяснить что? — Дмитрий горько засмеялся. — Знаешь, что больше всего унижает? Не то, что у тебя есть другой. А то, что ты считала меня настолько наивным! Что можно водить за нос, и я ничего не замечу.
— Я боялась...
— Боялась честно развестись? — Он налил воды дрожащими руками. — Сколько это длится?
— Полгода, — прошептала Вероника. — Но мы не...
— Полгода двойной жизни! — Дмитрий повернулся к окну. — Я гордился тобой перед друзьями. «Какая верная жена!» А они, наверное, жалели меня.
— Никто не знает про Максима...
— Максима! — Он обернулся. — Как нашего сына зовут. Случайность?
— Это совпадение! — всхлипнула она.
— Ты разрушила наш брак, когда выбрала ложь вместо честного разговора. А я верил в нашу семью. Никогда не думал, что дойдет до этого.
— Дима, послушай…
— А дети? Ты думала о них, играя в секретные свидания? Что если бы дети увидели тебя с этим мужчиной?
— Дети не знают, — умоляющим тоном произнесла она.
— Пока не знают! Завтра приедут из лагеря, узнают, — выпалил он.
— «Хочу вырваться из клетки серых будней»! — процитировал он её стихи. — Мы для тебя — клетка! Так вот тебе свобода!
Он бросил чемодан к её ногам:
— Собирайся в свой мир, где ты чувствуешь себя счастливой, свободной, меняешь маски.
— А дети? — раскашлялась она от волнения. — Прошу тебя!
— Остаются со мной! — взорвался Дмитрий. — Ты предала не только меня — ты предала их тоже! Они будут жить в честном доме.
Вероника вскочила:
— Ты не можешь лишить меня детей!
— Могу! «Хочу вырваться из клетки» — Так вырывайся! Полная свобода и полная ответственность за выбор!
— Дима, будь человеком...
— Человеком? — Он схватил её за плечи. — А ты была человеком, когда тратила деньги на костюмы для другого? Думала хотя бы о своих детях, когда была в чужих объятиях?
— Может, он не чужой, — пробормотала она едва слышно.
— Что? — не расслышал Дмитрий.
— Ничего.
Через час Вероника собрала сумку. Двигалась как сомнамбула.
— Детям скажу, что мама помогает подруге, потом объясню правду. Ты же помогаешь Ире с ремонтом, не так ли? — процедил Дмитрий.
У двери она обернулась:
— Ты не посмеешь. Одумайся!
— Исчезни.
Дверь захлопнулась. Дмитрий остался один в квартире, которая вдруг показалась огромной и пустой. Делить нечего — квартира оформлена на него до брака. Её только машина. А дети? Максимке семнадцать лет. Сердце сжалось в груди. А вдруг… Нет, ещё одну ложь он не выдержит.
Он рухнул в кресло. Надо будет что-то придумать для детей. Потом — искать адвоката. Потом — налаживать новую жизнь. Но сейчас хотелось только одного — чтобы боль в груди наконец утихла.
На следующий день вернулись дети. Дмитрий встретил их на вокзале и по дороге домой подготовил их к тому, что дома кое-что изменилось. Максим, семнадцать лет, сразу почувствовал неладное — слишком серьёзным был взгляд отца. Четырнадцатилетняя Милана засыпала его вопросами.
Дома Дмитрий достал телефон и показал фотографии: рисунки, стихи, билеты на мероприятия, Вероника в ярких костюмах рядом с длинноволосым мужчиной.
Рассказывать пришлось просто и честно: у мамы появился другой человек, она полгода встречалась с ним тайно, солгала семье и ушла к нему жить.
Милана сначала не поверила, потом разрыдалась. Максим долго молчал, рассматривая портрет незнакомца, которого рисовала мать. Когда до него дошло, что все эти месяцы мама врала им каждый день, лицо парня стало белым как мел.
Дмитрий предложил встречаться с ней, если они захотят. Милана металась между обидой и жалостью к матери. Максим согласился, но не из желания помириться, а чтобы высказать всё, что накипело.
Месяц спустя.
Дмитрий не мог успокоиться. Вопрос «кто такой этот Максим» не давал покоя.
Он выяснил, что он разведён, детей нет. Ведёт курсы рисования в арт-студии. Доходы скромные, но образ жизни свободный. И главное — давно знаком с Вероникой. Учились вместе. Потом пути разошлись: она вышла замуж за Дмитрия, он уехал в Питер. Вернулся год назад.
«Значит, ещё до нашей свадьбы они были знакомы...» — мысли Дмитрия были страшными. А что если...
Ночью он подошёл к кровати сына. Максим спал, раскинув руки. Дмитрий всматривался в черты лица, ища сходство. Тёмные волосы — как у Вероники. Тонкий нос — как у Дмитрия. Или как у того, другого Максима?
Утром он сдал анализы на тест ДНК.
Две недели ожидания стали пыткой. Дмитрий смотрел на сына и не мог избавиться от сомнений. Если Вероника врала с самого начала их отношений?
Результат пришёл в четверг. Дмитрий прислонился к стене и заплакал. От облегчения. Максим — его сын.
***
Творческие мечты Вероники рухнули. Руки тряслись, когда она пыталась рисовать. В голове крутились лица детей — полные боли и разочарования.
Максим сначала жалел её, утешал. Но постоянные слёзы, истерики, самобичевание его утомили.
— Ты разрушила семью ради новой жизни, искусства? — сказал он через три месяца. — Так твори! А не сиди сутками в депрессии!
— Не могу... — всхлипывала Вероника. — Дети меня ненавидят. Дмитрий не отвечает на звонки. У меня больше нет семьи...
— Зато есть свобода, о которой писала в стихах! «Вырваться из клетки серых будней» — помнишь?
Но свобода оказалась пустой и холодной.
Максим поставил крест на их отношения к Новому году. Сказал: «Я влюбился в сильную женщину-художницу. А ты превратилась в жалкую тень».
Вероника осталась одна в съёмной однушке. Без детей, мужа, возлюбленного и вдохновения, которое иссякло от горя.
А Дмитрий с детьми начали новую жизнь. Без лжи и предательства.
Иногда за свободу приходится платить всем, что у тебя есть.
Спасибо за прочтение, лайки, донаты и комментарии!