Дождь барабанит по окнам уже третий день подряд. Алёна сидит на подоконнике, обхватив колени руками, и смотрит, как капли стекают по стеклу. Прошло две недели с того момента в кафе, а она всё ещё перевариваю то, что произошло.
Я не сломалась.
Эта мысль крутится в голове, как заезженная пластинка. И каждый раз звучит всё удивительнее.
Звонок в дверь. Илья. Он приходит каждый день в семь утра — их негласное правило. Кофе, тишина, никаких вопросов. Просто присутствие.
— Привет, — она открывает дверь и видит его промокшего до нитки. — Ты что, зонт забыл?
— Сломался по дороге, — он стряхивает капли с куртки. — Ветер вывернул наизнанку.
— Иди переодевайся. В шкафу висит твоя запасная футболка.
Твоя запасная футболка. Когда это стало естественным? Когда в её доме появилась его одежда, его зубная щётка, его кружка?
Он исчезает в ванной, а Алёна ставит чайник. Слышит, как шумит вода в душе. Звук больше не пугает — наоборот, успокаивает. Означает, что она не одна.
Странно, как быстро меняются привычки.
Раньше любой посторонний звук в квартире заставлял её замирать от ужаса. А теперь она может слушать, как кто-то моется в её ванной, и чувствовать... уют? Да, наверное, уют.
— Алён, можно шампунь взять твой? — кричит он из-за двери.
— Можно!
И вот ещё одно "можно". Маленькое, обыденное. А когда-то даже мысль о том, что кто-то может пользоваться её вещами, вызывала панику.
Прогресс измеряется в мелочах.
— С лёгким паром, — говорит она.
— Спасибо. А что это? — он показывает на стол, где разложены кусочки разноцветной проволоки, плоскогубцы и мелкие бусины.
Алёна смущается:
— Ничего особенного. Решила попробовать что-то сделать руками. Для... расслабления.
— Можно посмотреть?
Она кивает. Он подходит ближе, наклоняется над её "мастерской". Пахнет её шампунем — странно и приятно одновременно.
— Это браслет?
— Пыталась сделать. Но получается кривой.
— Покажи как.
Она берёт тонкую медную проволоку, начинает скручивать. Пальцы дрожат — не от страха, от волнения. Илья смотрит внимательно, не перебивает.
— Видишь? Тут я не рассчитала, и он перекручивается...
— А если так? — он осторожно касается её рук, направляет движение. — Не давить сильно. Пусть металл сам подскажет форму.
Под его руководством проволока послушно складывается в аккуратную спираль. Получается... красиво. Даже очень.
— У тебя талант, — говорит она.
— У деда учился. Он любил таким заниматься.
Алёна смотрит на их переплетённые пальцы. Когда-то чужие прикосновения вызывали у неё панику. А сейчас...
Сейчас хочется, чтобы он не убирал руки.
— Илья...
— М?
— А что, если я всё ещё не готова? Для отношений...
Он не отвечает сразу. Продолжает помогать ей скручивать проволоку, и в тишине слышно только тиканье часов на кухне.
— Знаешь, что сказал мой дед, когда я впервые попытался паять микросхему?
— Что?
— Что самые крепкие соединения получаются из проводов, которые уже были сломаны. Потому что в месте излома металл становится гибче.
Алёна поднимает глаза:
— Это метафора?
— Это опыт.
Он отпускает её руки, отходит к окну. Стоит спиной, смотрит на дождь.
— Хочешь знать, почему я понимаю тебя понимаю?
Алёна замирает. Он никогда не рассказывал о себе. Только намёки, обрывки.
— Расскажи.
— Мне было восемь. Мама работала в три смены, отца не было. Меня оставляли у тёти. А у неё был муж...
Пауза. Долгая.
— Он часто поднимал на меня руку. И говорил, что если я кому-то расскажу, то маму посадят в тюрьму. За то, что оставляет ребёнка с чужими людьми.
Алёна перестаёт дышать.
— Длилось два года. Пока мама не заметила, что я перестал говорить. Совсем. Она водила меня по врачам, но никто не мог понять, что случилось. А я не мог сказать.
Он поворачивается к ней:
— Голос вернулся только лет в тринадцать. Когда дядьки не стало. И знаешь, что я почувствовал?
— Что?
— Облегчение. И вину за это облегчение. Потому что радоваться чужой смерти... неправильно. Даже если этот человек...
Он не договаривает.
Алёна встаёт, подходит к нему. Хочет обнять, но не решается. Просто стоит рядом.
— Мне жаль.
— Мне тоже. За нас обоих.
Они молчат. За окном дождь стихает, и в щель между тучами пробивается солнце.
— Илья...
— Да?
— А что если мы... попробуем? Несмотря на прошлое?
Он поворачивается к ней. Улыбается — не весело, а как-то грустно и нежно одновременно.
— А что если да?
Он идёт к столу, берёт кусочек медной проволоки. Начинает скручивать быстро, уверенно. Получается узел — сложный, красивый.
— Это тебе, — говорит он, надевая самодельное кольцо ей на палец.
— Что это?
— Морской узел. "Бесконечность" называется. Его невозможно развязать, пока не знаешь секрет. Но если знаешь...
— То что?
— То можно развязать и завязать снова. Сколько угодно раз.
Кольцо странно смотрится на её руке. Грубоватое, самодельное. Но тёплое от его пальцев.
— Это не обручальное, — спешит объяснить он. — Просто... напоминание.
— О чём?
— О том, что даже сломанное можно починить.
Алёна смотрит на кольцо. Медь тускло поблёскивает в утреннем свете.
— А если я снова сломаюсь? Если не справлюсь?
— Тогда будем "чинить" снова.
— А если...
— Алён.
Она замолкает.
— Перестань искать причины, почему это не получится. Попробуй найти хотя бы одну, почему может получиться.
Она думает. Долго.
— Потому что... мне не страшно с тобой. Впервые за десять лет — не страшно.
— Этого достаточно?
Она смотрит на кольцо, поворачивает руку — металл играет бликами.
— Не знаю. Но хочу попробовать узнать.
Он подходит ближе. Очень медленно, давая ей время отстраниться. Но она не отстраняется.
— Можно тебя... обнять?
Вместо ответа она делает шаг навстречу.
И когда его руки осторожно обнимают её, когда она чувствует биение его сердца и тепло его кожи, когда весь мир сужается до этих объятий — она понимает.
Может быть, она действительно готова попробовать.
Кольцо на пальце кажется уже не таким чужим.
А дождь за окном наконец прекращается.
