Уютную, со вкусом меблированную гостиную мадемуазель Орловой заполнили хмельные голоса гостей и шелест дамского крепдешина. Здесь были и месье Бакурин, и месье Широв, и мадемуазель Дружанская и, конечно, старый Оболенский; не обойден вниманием Орловой был и Monsieur Басов, недавно построивший в своём имении капитальную оранжерею. Оранжерея была знаменита на всю губернию в первую очередь тем, что дважды горела; кроме того, там выращивались очень вкусные груши. Сам губернатор употреблял ежедневно их на завтрак и сообщал всем вокруг, что очень недурны эти груши , хотя мочëные яблоки всë же гораздо вкуснее и питательнее.
-Оранжерея, месье, дело капитальное - проникновенно говорил Басову коллежский регистратор Мафусаилов, уткнувшись затылком в мощную спинку дивана. Он был слегка пьян, и пенсне его съехало набок.
-оранжерея, дело, капитальное, месье, но подумайте о собаках. Собаки ведь тоже люди!,- заявил ему Мафусаилов, необыкновенно быстро завращав головой из стороны в сторону.
-То есть, я хотел сказать, собаки, как люди: самых разнообразных видов и пород. Бывают собаки честные, хорошие; а бывают, как вы догадались, паршивые. Вот я намедни завел шпица...
Вечер только начинался и обещал для гостей многие удовольствия. На ломберных столиках, как плесневелые грибы, вырастали до неприличия замасленные колоды карт, бильярдные столы, отбрасывающие отблеск свечей потемневшими бортами, со всех сторон обхаживали гости. Под сдержанный шелест фраков и мундиров проходили очень шумные и полные какого-то дикого, первобытного азарта обсуждения: в русский ли бильярд сыграть или карамболя накатить; и чем карамболь лучше и почему он более подходящ для светского вечера. За столом в ожидании генерального блюда пили водку и закусывали мочеными яблоками - по данному губернатором примеру. Губернатора, к слову, на вечере тоже ожидали, но в связи с неотложными губернскими делами он не смог прибыть в гостиную.
-вы только представьте, в Помпеях выкопали целый глиняный кувшин - а в нëм... Целый слиток чистейшего золота и бриллиант, карат на двести, не меньше - сообщил зале советник Петухов. Заявление это не встретило никакого сочувствия, только хмыкнул один пьяный корнет, подняв вверх свои редкие пшеничные усики. Петухов издал гортанный звук и тряхнул газетой. Скрывшись под ней, он стал бормотать что-то неопределённое, приличия ради - поражение было очевидно.
-шпиц скончался... Мафусаилов заканчивал горестную историю своего пса. Басков заметно скучал. Вы только представьте, как горевала Мими... Я еë увещевал, уговаривал; давай купим, душенька, попугая... А она мне - попугай, знаете ли, грязный и весь всклокоченный. Мол, натуральная скотина. Только представьте, пятнистый какаду, хохолок переливается всеми цветами радуги - а для Мими скотина... Так вот, о собаках...
-да что вы со своими собаками-то пристали? Шпица хотите, чтоб я вам купил? Идите лучше... Да хотя бы к Челюгину! От меня отойдите!
-ну что ж... Как желаете... Мафусаилов встал и пошел к Челюгину.
Челюгин, мелкий делопроизводитель, случайно попавший на банкет по знакомству, располагался тут же, в старом продавленном кресле. Он тоже сверху донизу был наполнен мадерой и точно также,как и Мафусаилов, был расположен к светской беседе. Пять минут тому назад отогнали от себя любители преферанса – Челюгин, заслышав только, что кто-то упомянул в разговоре мандарин, пожелал рассказать им про политическую обстановку в Маньчжурии.
Мафусаилов подкатился к Челюгину, проникновенно, по-собачьи заглянул ему в глаза и начал.
-вы знаете... А ведь я люблю собак... Особенно породистых...
-не знаю. Я вообще никаких собак не люблю. Кроме такс. Таксы - моя единственная страсть.
И тут подали к столу. Мафусаилов с глухим стуком обрушился на стул справа от Челюгина. Когда принесли жаркое, цыплёнка по-женевски, он вдруг скривился и во всеуслышанье возмущённо проговорил:
-я не люблю холëненьких собак.
-а вы знаете, а я люблю. Особенно терьеров. Вы знаете, господа, какие забавные всë-таки терьеры собаки. Шерсть у них ворсистая - отвечала, светски улыбаясь, m-le Орлова.
-да что терьеры! Вот гончие... Вот это истинная гордость России! Лучшие охотничьи собаки в мире! Ни один волк не убежит от гончей - сообщил экзекутор Банев, откусывая хлеб, обильно осыпанный чесноком и сушёным луком.
Челюгин давно уже дожидался своего часа. Вчера ему в руки случайно попал французский журнал о собаках. Там он прочитал статью про содержание такс и уход за ними. Статья понравилась ему; напившись, он понял, как кстати подвернулась ему газета, и решил всем соврать, что один в городе владеет таксой. Ни у кого в М-ве такс не содержалось. Поручик упорно ждал удобного времени и подходящей публики для своего рассказа и вот, наконец совершенно случайно настал тот час, которого Челюгин ждал с замиранием сердца.
-а я люблю такс - заявил делопроизводитель. Страсть как люблю! Замечательные собаки, прекрасные компаньоны. Сам завел два месяца тому назад. Я вам не сказывал; а она у меня уже месяц живëт. Хотел сюрприз сделать.
Корнет Епиходов поперхнулся водкой, которую глотал; собиравший посуду лакей исподлобья бросил безразлично-любопытный взгляд, все с изумлением обернулись к говорившему. Даже оркестр под управлением Соломона Пьяра вместо того, чтобы смотреть на ноты и готовиться играть гостям вальс, в полном составе бесстыдно уставился на Челюгина.
-так-с вы... Любите такс?.. - выдохнула Орлова. Еë лицо, и без того бледное по причине напудренности, побледнело ещë сильнее.
-Ей дурно! Откройте окна! Она смертельно побледнела! - заорал кто-то из присутствующих.
-нет, со мной все хорошо... Господин Челюгин завëл таксу! Я несказанно удивилась, почему вы от нас скрывали!
-А что тут предосудительного - заявил толстый Гриша Милюков, которому впервые за вечер пришлось заговорить. - это удивительно! Да, это удивительно, и это достойно уважения! Таксы - прекрасная порода! Я был во Франции, там таксы в приличных домах ловят крыс. Челюгин для нас открыл этот чудный собачий род. Колумб наших дремучих широт!
Съев кусочек мочëного яблока и запив шипучим пуншем, Триродов сказал: виват триумфатору! Все собравшиеся по-разному выразили бурное одобрение: кто-то захлопал в ладоши, кто-то принялся стучать по столу. Два коллежских регистратора даже обнялись.
Челюгину налили рюмку хереса.
Весь оставшийся вечер разговор шёл только о таксах. Челюгин рассказывал высоким гостям об уходе за таксами, их содержании, примерной стоимости на рынках. Поведал также, в какие игры с ними стоит играть, можно ли играть с таксами в серсо и чувствуют ли таксы движение атомов. За это его щедро одарили хересом и мадерой.
Когда гости разошлись, Челюгин последним поплелся домой. Дома он, не снимая вицмундира, обрушился на кровать и заснул блаженным сном.
II
-а я слышал, вы такс любите. Даже одну себе завели.
Так погожим летним днëм обратился к Челюгину на улице некий Соседов. От него обильно пахло земляничным лосьоном. Весь он с ног до головы был какой-то красный; и огромные, продолговатые рыхлые щеки его слегка подрагивали. По всей видимости, он догонял Челюгина, который деревянным скорым шагом шёл по деревянной мостовой в департамент.
-нет-с, ошибаетесь; никаких такс я никогда не заводил - отвечал ему Челюгин. Он совершенно не помнил вечера у Орловой. Во-первых, потому что был мертвецки пьян; во-вторых, с тех пор прошло уже три дня, в течение которых он находился в запое и велел старому Сазонычу не отпирать никому дверь. В продолжении этих трёх дней, и как вследствии, в день сегодняшний, все мысли Челюгина заполняла мадера.
-полноте! Вы просто стесняетесь. Я сам вас прекрасно понимаю, у меня у самого дома гремучая змея живëт. Просто стесняетесь. Не стесняйтесь, мы все тут свои - пророкотало откуда-то из толщи нелепо надувшихся рыхлых щëк.
Челюгин, мотая из стороны в сторону тяжёлой с похмелья головой, обреченно озирался по сторонам. Он искал пути отступления. Справа был найден какой-то извилистый проулок, где можно было скрыться за поворотом, но будто нарочно, Соседов резко качнулся в сторону и переменил положение так, что начисто перегородил всю дорогу.
-да не люблю я такс, и никогда не любил!
-полноте! Мы ведь все знаем, что вы любите! А не пригласите ли меня в гости, на чашечку чая? Посмотрим вашу таксу, сыграем в вист, а, милейший?
-да отвяжитесь вы от меня? Вы кто вообще такой?
Соседов сделал таинственный жест - внушительно повертел мясистым пальцем из стороны в сторону наподобие маятника.
-испытывающий интерес к таксам.
Челюгин не знал, куда деться и как спастись от энергичного собеседника. Всë пространство было занято огромным, рыхлым соседовским вицмундиром. Был, конечно, запасной путь отступления - в речку - даром она обмельчала так, что оттуда с концами пропали все пискари - но с похмелья в речку не сунешься. Оставалось только одно - прямой и бесповоротный штурм. Челюгин пошел в штыковую атаку.
-господин хороший! Я оч-чень занят; мне надо в департамент, работать над очень важными бумагами. Позвольте пройти. И такс я не люблю- я их от роду не терплю. Они пахнут шерстью.
Соседов зашипел, как старый часовой механизм. От волнения он даже поднялся на цыпочки.
-и это вы? Заморочили всем голову, понимаешь ли, таксами, а теперь смеете утверждать... Да, смеете ли вы утверждать, что ненавидите такс! Да вы просто смëетесь! Неудачная, плохая шутка-с! Идите вон! Вы не в духе, похмелитесь.
Нерушимая преграда, наконец, отодвинулась, и Челюгин, сделав два коротких шага, переместился на крыльцо департамента. Оттуда он оглянулся и посмотрел на Соседова: тот уже рьяно и азартно разговаривал с каким-то прохожим в мятом котелке. Прохожий в мятом котелке переминался с ноги на ногу и искоса поглядывал на делопроизводителя.. Челюгин, почувствовав прилив отвращения, развернулся на одном каблуке обратно и вошёл, наконец, в департамент.
III
В департаменте только и разговору было, что о таксах. Челюгин не знал, куда деться. Сказать во всеуслышание единственную истину- мол, я не люблю такс - было очень страшно, оттого совершенно невозможно; пришлось отбиваться от всевозможных вопросов полученными из французского журнала сведениями.
-Скажите, а как лечить таксу, когда она больна?
-Кровопусканием, только кровопусканием. Таксы - нежные создания, и других методов лечения не потерпят - с отвращением выплевывал слова Челюгин.
- А как же с ней гулять? Она ведь продолговата, что твоя колбаса; забьётся в крысиную щель и пиши пропало.
-Таксы – очень воспитанные собаки, и ни в какие щели никогда не забиваются. Брезгуют. – проговорил раздражённо Челюгин. На лице его проступили все возможные морщины, появившиеся у него за десять лет службы скромным делопроизводителем. Десять лет спокойной жизни, десять лет – где, при случае, взяточку отхватишь, а на взяточку рюмочку пропустишь, и жизнь хороша. А теперь таксы…
-Ишь ты, сердится знаток, - сказал кто-то из мелких чинов тихим придушенным голосом. Видать, глупые вопросы. – Челюгин, - крикнул тот же придушенный голос. -А где приобрести такую собачку?
-В столице, на птичьем рынке. Или в Москве, - отвечал ему Челюгин. –В Москве, на Хитровке. Там и попугаев продают, и такс, и кого хочешь. Хочешь, мартышку себе купи. Польке её выучи.
Тут настал служебный час, всем стало не до разговоров, и Челюгин погрузился в документы. Первый же взятый из стопки документ был о таксомоторах. Дело было сложное и запутанное. Через губернию провозили из-за границы в разобранном виде таксомоторы, и поезд с ними совершенно неожиданно сошёл с рельс. Не пострадал никто, кроме злополучных таксомоторов. Запчасти пришли в совершенную негодность, превратившись в подобие некоей металлической каши. Каша распласталась по оврагу, и надо было убирать весь этот кошмар; кроме того, предстояло выяснить причину схода поезда с рельс, наказать виновных, возместить убытки и так далее – в общем, совершить предписанные в таких случаях мероприятия.
Впрочем, суть дела совершенно не занимала Челюгина. Челюгина обыкновенно занимало соответствие документа регламенту – а о чём дело, о таксомоторах ли или о пчелиных сотах, было совершенно всё равно. По обыкновению делопроизводитель пробегал по строчкам воспалёнными глазами и тут же забывал, о чём они ему сообщали. Но в этот раз взгляд Челюгина особенно зацепился за одно слово.
Таксомотор. Такса с мотором.
Челюгин в ужасе запрокинул голову. И здесь, и в бумагах, даже в бумагу под видом чернил проникли злополучные таксы. Один единственный раз в жизни делопроизводитель видел живую таксу; в столице по бульвару с ней проходил какой-то немец. Челюгин чем-то не понравился таксе, и она слегка хватила его за ногу – с тех пор он совершенно искренне, без задней мысли не любил такс. А после серии продолжительных расспросов он их возненавидел больше, чем даже начальника, сухопарого Дорошенко, от которого пахло печёным луком.
Служба внезапно стала ему в тягость. Сначала Челюгин хотел порвать злосчастный документ и никому о нём не сказывать, но внезапно пришедшая мысль о том, что именно его потом пошлют, в качестве наказания, убирать остатки таксомоторов – а может, и чего похлеще убирать, а может – куда и подальше зашлют; заставила его продолжать работать.
Спустя два часа, закрывшись утлой старой шинелью, закончивший работу Челюгин с огромной скоростью пронёсся от департамента домой, ни с кем ни после работы, ни по пути не заводя разговоров, ссылаясь на ужасное самочувствие. Добравшись до дома, он, не раздеваясь, лёг на диван и открыл томик Надсона. В доме было пыльно и покойно.
IV
Жизнь Челюгина в один миг изменилась так, как не менялась вся траектория его жизни с самого рождения, произошедшего, к слову, как и всё в его недолгой жизни, в том же М-ве. Его стали приглашать на все м-вские званые ужины и обеды. Сначала гости тешились бесконечными расспросами о таксе, но спустя две недели всем стало ясно, что дело так не пойдёт. Диковинного зверя надлежало увидеть воочию. Иначе к чему столько разговоров, столько страстных обсуждений и смелых предположений? Все вечера были подчинены одной только таксе; давно обещанный гвоздь программы должен был, наконец, явиться взорам публикума.
Среди простого народа же распространились страшные слухи, что в городе появился огнедыщащий пёс, видом похожий на печную трубу; его держат в подполе на цепи, чтобы не вырвался и не сжёг город. М-в город был ещё по преимуществу деревянный, поэтому эти слухи вселяли совершенный ужас и отчаянную панику.
Все ждали явления собаки.
На вечере у господина Арнольда Ивановича Казбека-Памирова все собравшиеся в нетерпении смотрели на дверь, ожидая появления только одного гостя. Догадаться нетрудно – им был Челюгин. Его заранее попросили взять с собой в корзинке таксу.
Но Челюгин никак не желал появляться, и в светлые головы гостей начали закрадываться небезосновательные подозрения. Началось опасное брожение умов.
Губернская знаменитость, штабс-лейтенант Кусакин, известный главным образом сочинением разнообразных куплетов на злобу дня, учуял запах назревающего скандала и попытался как-то развлечь притомившихся гостей.
-Куплеты-с, это, конечно, моя страсть, но послушайте, какую чудную вещицу я недавно написал в порыве пришедшего от хересу вдохновения. Лиричную вещь написал, про мир, так сказать, насекомых. Послушайте, я её вам даже напою – она неплохо ложится на музыку и, по-моему, годится для романса. –
Мохнатый шмель
На душистый хмель…
Где-то в середине залы послышался смертельно страшный, измождённый надорванный кашель. Это кашлял купец Парамонов, подавившийся куриной косточкой. Исполнение новоявленного романса немедленно прервалось, и всё внимание устремилось в одну точку – место, на котором в конвульсиях безудержного кашля содрогался купец. Купцу было плохо, на уголках губ даже выступила пена, его припухлые руки извивались в невообразимом танце; погибающий молил о помощи. Тут же подоспела целая команда добровольных помощников, и от чьего-то хлёсткого удара косточка вмиг вылетела вон. Парамонов, весь с головы до пят синий и мокрый, отчаянно дышал и никак не мог надышаться.
-Эге-ге. Вот вам и душистый хмель, - поспешил заявить кто-то сиплый и простуженный.
Вечер стремительно начинал портиться. Всё катилось под откос. Становилось страшно, неуютно, и главное – непонятно. Непонятно было, когда явится такса; неясно также было, почему Парамонов подавился именно во время исполнения романса, а не, скажем, в минуту всеобщих споров и галдежа, или напротив, в час всеобщей тишины; никому непонятно было, зачем вообще и отчего Парамонов подавился – Парамонов никогда не давился. Любая пища была подвластна Парамонову, он, скорее всего, и кирпич бы съел, если бы ему потребовалось –а тут, именно сегодня, с куриной костью не справился…
Тем временем Челюгин не только не спешил на вечер – более того, он спешил и мчался в совершенно противоположную сторону. Спешно уложив в карманы худого пальто триста пятьдесят рублей, накопленных на покупку земельного участка, любимые, лелеемые три десятины, Челюгин вышел из дома и быстрым, хотя и мелким, осторожным шагом пошёл на вокзал.
Проржавевший вагон, в который вошёл Челюгин, был окрашен в противный серо-пепельный цвет. Небо сияло своей голубизной, а лёгкие, и, наверное, мягкие облачка плавали по воздуху, подгоняемые лёгким ветерком. Не хотелось прятаться от такой красоты и такой прекрасной погоды в унылый металлический чехол. Внутри чехла, в который бодрым шагом вошёл Челюгин, было серо, ржаво и довольно пыльно, поэтому делопроизводитель, прежде чем сесть, протёр скамейку оборванным куском какого-то батиста с цветочным узором. Усевшись, он медленно кивнул головой и повернулся к окну. Поезд шёл на Москву. За мутным стеклом плыли серовато-свинцовые облака. –Удивительное преломление цвета, - подумал Челюгин.
Откуда-то с улицы прогремел чудовищный механизм, пол затрясся, пыль поднялась, и вагон качнулся. Поезд отъезжал от станции. Челюгин был по-деловому спокоен; также спокоен он был, когда в его кармане оказывались лишние двадцать копеек.
Спустя двадцать минут в М-ве, на том самом вечере, брожение умов достигло своего апогея и выплеснулось в окружающее пространство. Казбек-Памиров пытался удержать гостей, порывавшихся разгромить дом Челюгина.
-Отымем у него собаку, а самого утопим в пруду, - необъяснимо громко кричал разошедшийся купец, будто после удаления куриной кости у него вдруг прорезался голос.
-полноте, друзья; не надо никого топить! Он просто заснул, наш дорогой делопроизводитель, утомился; скоро он проснётся и явится, - ласково говорил Памиров.
-А мы его сами разбудим, свинью этакую, -Бакурин надрывался, как торговец на Хитровке. Глаза его были воспалены и красны, а лицо по-опереточному бледно. Он выглядел так ужасающе, что представлялось, будто он сейчас же осядет на пол и, закатив глаза, умрёт.
Вдруг, как часто бывает в дешёвых водевилях, дверь с невообразимым грохотом распахнулась, ужасный скрип заглушил все прения, и на пороге появился сгорбленный Сазоныч. Он смолил скрученную, судя по всему, собственными руками папиросу; таковой вывод можно было сделать по уродливой изломанной форме папиросы и странному жёлтому горбу в середине, будто туда за нехваткой табака набили сена и опилок.
Навалившись на дверной порог, он стоял. Постояв минуты три, рассматривая умолкших гостей, Сазоныч, улыбаясь во все свои лошадиные зубы, торжественно объявил.
-Барин-с просили передать, что у него умерла тётка в Саратове. Срочно отбыл на похороны.
-а таксу, таксу оставил?
-Таксу он взял с собой-с. Говорит-с, погубишь ты, Сазоныч, таксу, своими лапищами задушишь. Ну а мы что-с? Мы люди подневольные-с. Хозяин-барин-с, - заявил Сазоныч. При этом папиросу он отбросил куда-то назад, из глубины медвежьей лапы жестом фокусника достал новую, поместил в лошадиные зубы и чиркнул спичкой. Пошёл паровозный дым. Дамы закашлялись.
-Слушайте, Сазоныч, а что вы курите?,- спросил тот же Бакурин, выкатив блюдцеобразные блестящие глаза и сжав, после окончания вопроса, губы так, что они стали похожи на арифметический знак минус.
-Знамо что! Барские-с. Герце… Кхе-кхе…. Герценевина-Фрол-с.
V
Поезд с лязгом остановился, и пыль поднялась неудержимым вихрем. Летая в пространстве металлической клетки, она попадала в места обитания пассажиров, и во всех уголках вскоре заслышались резкие чихания.
Челюгин тоже не избежал всеобщей участи быть поверженным пыльным нашествием. Он даже прослезился, и в слёзном сиянии, в мириаде алмазов представилась ему столица. Весёлое солнце обняло жаркими лучами делопроизводителя, облачка снова плавали по небу. Вся Москва радовалась приезду Челюгина, и даже извозчики кричали на лошадей необыкновенно весело, и привокзальный трактир отзывался радостным фокстротом, приглашая выпить шипучего хересу. Из недр другого трактира глухо пела скрипичным голосом цыганочка.
Однако всевозможные столичные удовольствия не могли прельстить делопроизводителя. Переставляя , как хромой инвалид, деревянные ноги, он закурил папиросу «Казбек» и поковылял в сторону Хитровки.
На самом деле Челюгин не знал, где находится Хитровка; поэтому первый же попавшийся прохожий был подвергнут допросу. Какой-то пожилой и обросший с выцветшим якорем на одной мясистой руке и совсем свежей воровской аббревиатурой на другой руке жадно поглощал лук. Челюгин деликатно подкатился к нему и, нагнувшись, спросил о местонахождении Хитровки.
Моряк засмеялся, обнажив прокуренные жёлтые зубы, и рассказал странному приезжему в пыльном пальто, как пройти на знаменитый рынок. Долго потом он думал, зачем ему понадобилось на Хитровку.
Папиросы, что ли, купить, - размышлял он. Недаром он такую дрянь курит.
Когда Челюгин бродил по Хитровке, перед его глазами всё ещё стояли образы нищих. На подходах к рынку их было сотни, а может, даже тысячи; отбиваясь от них, делопроизводитель даже изловчился пнуть самого настырного. Закрывшись грязными клоками бороды, он долго плакал, надеясь вызвать горячее сочувствие; и действительно, кто-то из прохожих кинул ему гривенник.
На рынке продавалось всё, от горшков до крепдешина, но всё это было не то, что нужно. Мотая головой, в которой прилавки уже начинали смешиваться между собой, Челюгин, крепко державший свой кошелёк дрожащей рукой, обошёл весь рынок и не нашёл ничего. Даже попугаев не было. И обезьян тоже не было.
Он искал таксу. На Хитровке такс не оказалось, и Челюгин побрёл дальше по столичным улицам, освещаемым весенним ласковым солнцем.
Внутреннее напряжение, азарт и лихой кураж играли боевую симфонию, Челюгин улыбался и даже подпрыгивал. Он совсем не отчаялся. «Москва - большой город, таксы там у каждого второго», -вспомнил он чьи-то хриплые слова. И тут же, когда он только вышел на Солянку, из-за угла появилась такса.
Такса была действительно совершенно похожа на колбасу и действительно была коротконога. Единственное, чем отличалась такса от рисунка во французском журнале – уши были не так коротки; но, несомненно, это была именно такса. Таксу вёл, элегантно обмотав вокруг толстой руки воздушный тоненький поводок, очень толстый господин с очень пышными немецкими усами. Ноги господина передвигались очень медленно,- очевидно, его душил радикулит или подагра. Владелец таксы часто и прерывисто глотал тёплый воздух.
Челюгин, нимало не медля, резким прыжком взбушевавшегося тигра сократил расстояние между собой и прохожим. Волнуясь, он, как будто зубами трепыхающуюся жертву хватает зверь, схватил за рукав господина.
-Чего вам нужно, милейший, - тягуче пророкотал господин. –Чего вы хватаетесь? Если вы из тех, я вас возьму, извините, за шкирку и выкину вон. Кто были эти таинственные «те», господин не счёл нужным пояснять.
-Я, - бешено вращая глазами, заорал ему в лицо Челюгин, - я готов приобрести вашу таксу! За триста двадцать рублей.
Поражённый ценой господин отшатнулся. Челюгин не удержался на земле и упал на брусчатку. Поднявшись, он не стал отряхиваться и стал дрожащими руками вынимать кошелёк. Кошелёк никак не получалось вынуть из недр пальто.
-как-то… чересчур… за таксу… право, любезный…, - проквакал господин. Такса весело вращала хвостом и обнюхивала полы пальто делопроизводителя, путаясь в собственном поводке.
-Я готов платить любую цену, - сказал Челюгин, посмотрев в весёлые глаза продолговатой собаки. –Она мне нужна…. нужна, господин, смертельно нужна… Тут почему-то Челюгину на мгновение вспомнились таксомоторы.
Господин крякнул.
-Ну, коль нужна… Глаза его загорелись. -За триста пятьдесят – так и быть. Жаль, конечно, от сердца отдирать. Но такая цена! Вы, видимо, любитель такс.
Челюгин ничего не отвечал и только пересчитывал замасленные, пахнущие луком и табаком купюры.
Такса удивилась, когда поводок на мгновение спал с хозяйской руки и переместился в другую, сухую и, со вкусом мыла руку. Её звали Мотя, и все два года своей жизни она ела, спала и играла бок о бок с хозяином. Теперь ей открывалась бездна неизвестности. Мыльная рука весело вела её на постоялый двор, располагавшийся тут же, за углом.
Челюгин и такса взошли по грязным ступенькам и через минуту попали в маленькую комнатушку. Обои были серые и пыльные, и вообще комната своим видом напоминала вагон, в котором Челюгин прибыл в Москву; недоставало только ржавчины, которая, впрочем, тут же нашлась на металлической вилке.
Челюгин весело потрепал собаку по загривку, уселся на грязной кушетке и блаженно заснул. Орлова со своими терьерами подавится от зависти. Казбек-Памиров от зависти повесится, вечерами править буду я, - думал Челюгин. Такса прилегла рядом на персидском коврике.
Когда Челюгин проснулся, на столе стояла миска с зелёной баландой. Справа лежала алюминиевая ложка. Голод давно уже душил счастливого делопроизводителя, поэтому баланда была тут же съедена. Жаль, что хереса не подали. На дне миски оставалось чуть-чуть баланды, и Челюгин поставил миску перед собакой. Пусть ест.
Такса с удовольствием съела баланду и блаженно затявкала.
На следующий день Челюгин планировал вернуться в М-во, но вернулся он в родные пенаты только через месяц, в осиновом гробу. Ночью у него случилось несварение желудка – съеденная им баланда, по всей видимости, состояла из испорченных продуктов. Хозяин постоялого двора очень сокрушался и даже выгнал повара. Такса ненадолго пережила хозяина, употребив роковую баланду: когда Челюгина выносили из комнаты, такса, почувствовав недомогание, тут же скончалась.
-Слушайте, а что это такое? Что за Колосс Родосский? Губернаторская могила?
Так Фёдор Симеонович Молво говорил своему приятелю Петру Павловичу Петрищеву, прохаживаясь по М-вскому городскому кладбищу. Приблизившись к могиле, приятели увидали редкой красоты памятник: на постаменте стояла худая гипсовая такса, вперивши очи в стоявший напротив деревянный крест, под которым лежал купец Парамонов.
-А, так это же наш Челюга. Первый завёл таксу. Так сильно любил её; поехал в Москву поводок покупать. Там они и умерли, вместе с таксой – отравились на постоялом дворе одной баландой.
Автор: Владимир Синичкин
Источник: https://litclubbs.ru/articles/68463-taksa.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: