Небольшое предисловие.
С Сергеем Александровичем Соловьёвым мы дружили. Он казался человеком без возраста, юным и весёлым. Общаться с ним было сказкой. Невероятно глубокий и интересный собеседник.
Все началось с моего звонка. Я представилась: «Евгения из „Гудка“» (тогда я работала в легендарной газете РЖД «Гудок», где блистали почти все видные писатели XX века). Сергей Александрович переспросил, будто не расслышал: «Евгения из „закутка“? » Посмеялись и сразу оказались на одной волне. С тех пор всякий раз, когда я ему звонила, представлялась «Евгенией из „закутка“».
Кстати, небольшое лирическое отступление. Многие известные люди любили давать мне прозвища. Так, актриса и режиссер Рената Литвинова называла «девушкой в зеленом платье» (так уж повелось, что на встречи с ней я всегда приходила в зеленом, и она это подметила). А кардиохирург Лео Бокерия, узнав мою фамилию, решил, что у меня польские корни, и я, когда звонила ему, говорила: «Лео Антонович, это Евгения, журналистка с польской фамилией».
Ну так вот, возвращаясь к Сергею Александровичу. Я заглядывала к нему, он жил в доме на Большой Бронной, бок о бок с первым появившимся в СССР Макдональдсом, мы пили чай с диетическим зефиром, Соловьев мог устроить мне мини-фотосессию на свой тогда еще 6-й айфон (он любил снимать именно на айфон, потому что у этих смартфонов отличные камеры). Увы, хоть убей, не могу найти эти снимки, и очень жаль. Он мог придумать для меня неожиданный элемент имиджа. Как-то дал примерить свою кепку и сказал: «Тебе надо носить кепки, они тебе идут». Или искренне посочувствовать, когда я потеряла друга...
А вот, собственно, интервью, оно было сделано в 2016 году.
Про свой новый фильм «Ке-Ды» режиссёр сказал: «Это воздух нашей жизни». И это правда: тут и грамотная, знающая законы молодёжь, и весь мир в кедах, и геи (с 2022 года в России действует закон, запрещающий пропаганду ЛГБТ), и шведские семьи (с 2022 года в России действует закон, запрещающий пропаганду ЛГБТ), и быстрые отношения, и феминистичные женщины, и Крым, и аутисты, и война, и армия, и значки ГТО.
Специальный приз Московского Международного кинофестиваля за выдающийся вклад в кинематограф был вручён Сергею Соловьёву
В основе фильма – рассказ Андрея Геласимова «Paradise Found» о парне, который накануне призыва в армию знакомится с девушкой. Она похожа на Анджелину Джоли, он – на Мика Джаггера. Так думает зритель. Соловьёв же усиленно направляет его фантазию в сторону фильма «Летят журавли», чтобы казалось, что она – это юная Татьяна Самойлова, а он – юный Алексей Баталов. Но зрителю всё равно видятся Джоли и Джаггер, потому что она носит широкополые шляпы и солнцезащитные очки, у неё пухлые губы, и она по-европейски крута. В нём же главное – роскошная шевелюра, нос и в целом вполне уловимое сходство с британским рок-музыкантом. У них любовь, к которой приводят, конечно, кеды. Словно шнурками они связывают их настолько прочно, что его не способен отпугнуть её сын-аутист, которого она родила в 15 лет...
Соловьёв встречает меня на пороге своей квартиры на Большой Бронной.
– Сергей Александрович, из-за глобальной собянинской стройки к вашему дому не пробраться! – возмущаюсь я.
– Знаете изумительный анекдот на эту тему? – улыбается режиссёр. – О том, что Лужков, уходя, зарыл где-то клад, а про место Собянину не сказал. Вот он его и ищет, поэтому к стройке я отношусь с большим сердечным сочувствием.
– И кеды, наверное, спасают?
– Нет, я кеды не ношу. Это всё страсти Геласимова. А я читать люблю. Хорошую русскую прозу. До тех пор, пока я не наткнулся на произведение Геласимова, я думал, что фантастическая русская литература скончалась в конце XX века. Счастье не в кедах, а в том, чтобы после русской прозы оставалось великолепное послевкусие. После геласимовских кед оно во мне сильно засело.
– Сергей Александрович, но вы ведь не будете отрицать тот факт, что для многих счастье только в кедах, а книги они не раскрывали с самого рождения?
– Чёрт его знает! Когда СССР был самой читающей страной в мире, мы такую чушь читали. Но раньше те, кто хотел прочитать Бродского, читали Бродского, а теперь те, кто хочет прочитать Геласимова, прочитают Геласимова. Обобщений нет.
– Согласна. Но жизнь в России, как и во всём мире, зиждется на потребителях. И их число неуклонно растёт.
– Нет, такая идиотическая субстанция, как общество потребления, существовала всегда. Она по-разному называлась. Но всегда были те, кто не просто противостоял этому обществу, но и составлял ему некую естественную альтернативу. Вот их я люблю. Вы знаете, кто такой художник Дельво? Нет? Это величайший художник прошлого века. Гений. Не зная его, трудно понять, каким был прошлый век. Любая культура – это единичный факт единичного существования в единичном мире. Все говорят: «Мы должны повысить посещение кинотеатров! Якобы миллионы зрителей, которых собрал какой-то фильм, должны нас чему-то научить. Ничему они не должны нас учить! Ещё Лермонтов сказал: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть. На свете мало, говорят, мне остаётся жить». Гениальные стихи. Но братьев мало. Наедине побыть не с кем.
– Разве что с собственным смартфоном, как это делают почти все. И, знаете, возвращаясь к вашим «Ке-Дам», мне показалось, что сын главной героини Амиры – аутист – олицетворение нашего общества, тяготеющего не только к тому, чтобы стать потребительским, но и стремящегося к тому, чтобы стать аутичным, в основном из-за соцсетей и гаджетов.
– Мое внимание к аутистам привлёк ленинградский киновед, режиссёр и вообще разумный человек Любовь Аркус. Она показала мне свою картину «Антон тут рядом», а потом сказала: «Если разобраться, все нормальные люди за обозримые два века были аутистами». Например, Эйнштейн, Перельман. Я с ней согласен. Я работал с этими ребятами на съёмочной площадке «Ке-Дов». Даня, который играл главную роль, считается сложным случаем. Но мы прожили с ним около месяца и ничего, кроме радости, не испытывали. Разве что он не был готов погружаться в мир наших идиотических рассуждений. Ему это не надо и вряд ли понадобится. А я, к сожалению, не аутист, но помню, как в седьмом классе учительница поставила мне двойку по математике и сказала при всём классе, что, если за лето я не пристроюсь ко всем нормальным людям, мне придётся уходить из школы и искать профессию, соответствующую моему интеллектуальному уровню. И я начал заниматься. Для того чтобы ребята не доставали меня из дома на какие-то футболы, я ставил себе пятна зелёнкой и говорил мальчишкам, что я с радостью пошёл бы с ними, но, видите, болею, заразный, поэтому со мной лучше не общаться.
В таком состоянии я провёл всё лето. Но в математике не продвинулся ни на йоту. Фира Соломоновна мне сказала: «Мы можем оставить тебя на второй год, но думаем, что это бессмысленно». И опять при всём классе посоветовала мне искать профессию.
– Зато, если бы не она, вы бы, может быть, не стали большим режиссёром. И не сняли бы своего друга Сергея Шнурова в «2-Асса-2», и не снабдили бы картину его песней «Мне бы в небо», и не приобули бы в «Ке-Ды» рэпера Басту (Василия Вакуленко), и как актёра, и как музыканта. Кстати, почему вы изменили Шнурову с Бастой?
– Я никому никогда не изменял. Когда мы начинали сотрудничество со Шнуровым, все решили, что я изменил Цою и Гребенщикову. А когда я начинал сотрудничать с Цоем и БГ, многие подумали, что я изменил Окуджаве и Высоцкому. Глупости! И БГ, и Цой, и Шнуров, и Баста – культура, параллельная нашей культуре. Культура объединения молодых поколений. Они производят впечатление как поэты и музыканты. И они – гении коммуникативности. Причём избирательной. Они понимают, как строчку «наедине с тобою, брат» сделать не элитарной выдумкой, а объединить ею десятки тысяч людей, которые приходят на их концерты. Вот, например, от Шнурова я в жизни не слышал ни одного матерного слова. Разнузданный матершинник – это я. Но Шнуров знает, что мат – тот язык, который понятен всем, соответственно, и прямой путь к достижению контакта с аудиторией.
– Сейчас часто говорят о том, что возвращаются и советские, и девяностые годы одновременно. А вам кажется, чего больше?
– Я за то, чтобы всё лучшее из разных исторических времён жило в нашем подсознании. Многие вещи я ценю из советских лет. Например, отношение к кино. Но ни одной секунды я не хотел бы, чтобы эти времена вернулись. Я знаком с Зюгановым. Неглупый человек. Зачем он тащит за собой Сталина? Давайте, мы его выроем и опять положим в мавзолей. Это зачем же? Ясно же, что Иосиф Виссарионович, несмотря на все его политические достижения, параноик. И с самим этим некрополем на Красной площади никак не можем по-христиански разобраться. Ну что это такое: катаются на коньках под музыку – и тут же кладбище. Пусть мавзолей, конечно, останется, как памятник архитектуры. Вот и Василий Аксёнов когда-то сказал: «Если культ Сталина будет возрождаться, я первый уеду в новую эмиграцию». Про себя могу сказать то же самое: если мы достанем такого персонажа, как путеводную звезду, конечно, я не буду здесь никаких «кедов» снимать.
– И где же разуетесь?
– Не думал про такие крайности. Я подолгу снимал в Японии, в Колумбии, но через две недели так хочется назад! Мне приятно и интересно жить в России. Подойдёшь весной к окошку – дерево шелестит свежей листвой. Вот и весь патриотизм. А всё остальное – болезненное кликушество.
Интервью опубликовано в газете "Гудок" 22.07.2016