Из книги "Географические названия в Москве" 1985 года издания. Автор статьи – Галина Петровна Смолицкая (1926 – 2006), лингвист, топонимист, доктор филологических наук, профессор.
Топонимия большого города, в частности такого, как Москва, разноязыка по происхождению, разнопланова по хронологии, богата по принципам номинации и разнообразна по способам образования. Отсюда вытекает её большое историко-географическое, языковое и социальное значение. Топонимия Москвы складывалась в течение более чем 850 лет и в настоящее время насчитывает около 4 тысяч официальных названий улиц, проспектов, переулков, бульваров, рек, прудов, мостов, набережных и других внутригородских объектов.
Эти названия являются своеобразными памятниками разных исторических периодов в формировании и развитии Москвы, Русского и Советского государства, разных периодов развития русского языка.
Приступая к анализу формирования топонимии Москвы, необходимо учитывать то обстоятельство, что достоверные свидетельства о ней (письменные) имеются только с конца первой трети XIV в. — в духовных грамотах князя Ивана, названного впоследствии Калитой.
Особенностью топонимии Москвы является и то, что в её состав вошли названия, оставленные древним, довятичским населением, пришедшим сюда в конце 1-го тысячелетия н. э. Эти названия были усвоены поселившимся здесь позднее восточнославянским племенем вятичей в устной передаче. Об этом в свое время писал М. Н. Тихомиров: «...в районе Москвы жило древнее население, передавшее восточнославянским племенам свои или ещё более древние названия значительных рек, тогда как мелкие реки и озёра получили свои имена заново. Перед нами очень важное явление, указывающее на непрерывность устной традиции в передаче названий рек бассейна Москвы-реки. Древние названия наших рек могли сохраниться только при условии существования постоянных поселений на их берегах, при передаче этих названий из уст в уста, иначе эти реки остались бы безымянными или получили бы свои имена от новых пришельцев» (1947).
Это, в частности, подтверждается и археологическими свидетельствами. Раскопки Дьякова городища (у бывшего села Коломенского) показали, что здесь было поселение уже в середине 1-го тысячелетия до н. э. Племена дьяковской культуры известны по всему бассейну Москвы-реки и могут быть соотнесены с древними названиями финно-угорского гидронимического пласта.
В топонимии Москвы и Подмосковья имеется довольно заметный балтийский пласт, поддерживаемый материальными свидетельствами — археологическими раскопками. Это доказывают, например, раскопки Троицкого городища в верхнем течении Москвы-реки: «На Троицком городище, с одной стороны, ещё удерживались в нижнем слое местные старые финно-угорские черты, с другой — нашли отражение в верхнем слое черты мощинской культуры» (Дубынин, 1970).
Топонимическим подтверждением этой ситуации может служить гидроним Москва, допускающий с разной степенью вероятности объяснение на почве финно-угорских, славянских и балтийских языков. Вот краткое изложение этих гипотез.
В настоящее время не могут быть признаны удовлетворительными попытки объяснить название Москва на почве финно-угорских языков. Основа моск- не может быть убедительно выведена ни из одного финно-угорского языка, в том числе из коми, где моск — «телка, корова». Гипотеза не учитывает факта отсутствия гидронимии на -ва между гидронимом Москва и основным северо-восточным ареалом гидронимии на -ва. На такие же трудности наталкивается попытка объяснить его через мерянское маска — «медведь». Достойна внимания версия о финно-угорском характере гидронима Москва, которая связывает моск с прибалтийско-финским musta — «чёрный», «тёмный», а ва- — с коми ва в значении «вода», «река». Несостоятельность её заключается в том, что разные части названия Москва объясняются из разных языков и этот факт (принадлежность разных частей к разным языкам) никак не растолковывается. Кроме того, ни одна из приведенных выше гипотез не объясняет фонетических условий перехода «маска» и musta в Моск-.
Более предпочтительны некоторые версии о славянском происхождении гидронима Москва. Они принадлежат таким известным ученым, как С. П. Обнорский, Г. А. Ильинский, П. Я. Черных. В основе их предположений лежит тщательный фонетикоморфологический анализ. Г. А. Ильинский считал, что в корне моск- элемент -ск- мог чередоваться с -зг-, а корень имел значение «быть вязким, топким» или «болото», «сырость», «влага», «жидкость». П. Я. Черных, разделяя это мнение, считал апеллятив москы ранним древнерусским диалектизмом, принадлежавшим языку вятичей, а в языке кривичей имевшим соответствие вълга. Он нашёл в некоторых славянских и балтийских языках апеллятивы, родственные корню моск-. Слабость этой версии состоит в том, что она не учитывает дославянской истории бассейна Москвы, который был заселён, по мнению археологов, уже в 3–2-м тысячелетиях до н. э., и река, конечно, имела название, переданное пришедшим славянам, которые мирно соседствовали с коренным населением, о чём свидетельствуют факты материальной культуры.
Самая убедительная в настоящее время версия, предложенная В. Н. Топоровым, по которой апеллятив, лежащий в основе гидронима Москва, принадлежал лексическому пласту, сформировавшемуся в период балто-славянских языковых контактов, имевших место до 1-го тысячелетия н. э. Эту версию он выдвинул и тщательно обосновал с лингвистической точки зрения в статье «”Baltica” Подмосковья» и уточнил на культурно-историческом материале в статье «Древняя Москва в балтийской перспективе» (Топоров, 1972, 1981).
В статье «”Baltica” Подмосковья» В. Н. Топоров исходит из того, что элемент -ва в названии Москва нельзя рассматривать только как часть апеллятива, т. е. нарицательного слова, принадлежавшего к основам на и, а. Его надо рассматривать как формант гидронима. С этой точки зрения элемент -ва нельзя связывать только с финно-угорским словом, сопоставимым с коми ва- — «вода», «река». В. Н. Топоров обратил внимание на то, что гидронимия с формантом -ва известна не только далеко на востоке от Москвы, но и в непосредственной близости от неё на западе — в Верхнем Поднепровье и Прибалтике. Действительно, название Москва входит в ареал этой «западной» гидронимии. В бассейне Оки, до впадения в неё Москвы-реки, известен ряд гидронимов на -ва, -ава: Нигва, Коштва (Кожества), Измоства, Протва (Поротва), Хотва, Большая Смедва (Смедведь), Малая Смедва, Шкава (Шкова), Большая Локнава (Локнава) и др. Это даёт основания сближать название Москва не с северо-восточным, финно-угорским ареалом, а с западным, балтийским.
В славянском корне моск- В. Н. Топоров не только устанавливает общность с балтийским корнем mask, но и обнаруживает более глубокие формальные и семантические связи. Оказывается, конечный согласный этого корня весьма вариативен и в славянских и в балтийских языках: в русском — моск, мозг (мож), мощ (мост); в балтийских — mask, mazg, mast, mak.
Кроме того, оба этих комплекса вариантов имеют сходную семантику в русском и балтийских языках. Их значения связаны с понятиями «жидкий», «мягкий», «слякотный», «гнилой», а также с «бежать», «убегать», «идти» и «бить», «ударять», «постукивать». Это подтверждается большим количеством примеров. из русского и балтийских языков (литовского и латышского). Так, в Словаре Даля В. Н. Топоров (1981} находит следующие примеры: москотать — «стучать», «долго всё постукивать», мозгонуть — «сильно ударить». Это позволило ему сделать заключение: «Таким образом, речь идёт об определённой балто-славянской параллели, суть которой заключается в том, что формально близкие комплексы *mask, *mazg, *mast, *mak и т. д. обладают кругом так или иначе связанных друг с другом приблизительно одинаковых (для балтийского и для славянского) значений».
Поскольку в данной гипотезе достаточно убедительно объяснены оба компонента названия Москва, чего не наблюдалось ни в одной из предыдущих, есть основание предположить, что слово, от которого образовался гидроним Москва, принадлежало к лексическому пласту, сформировавшемуся в период балто-славянского языкового единства, до 1-го тысячелетия н. э.
В новой и очень интересной статье «Древняя Москва в балтийской перспективе» В. Н. Топоров по существу предлагает эту же этимологию, связывая название Москва с более широким, чем в первой статье, кругом значений — жидкого, мокрого, топкого, слякотного и вязкого, расширяя его до значения извилистой и вязкой зловонной топи. Кроме того, он находит большое количество балтийских топонимов и гидронимов на территории современной Москвы: Яуза, Неглинная, Чермянка, Пресня, Сетунь, Химка, Чура, Чечера, Бубна, Чертаново, Кудрино и др. В этой статье количество балтийских топонимов несколько сократилось. Вероятно, число их может быть ещё уменьшено, так как некоторые топонимы объяснимы на собственно русской почве, например Неглинная, Пресня, Чечера и другие, поскольку они обнаруживают апеллятивные связи в русском языке и имеют фонетические аналогии в русских народных говорах. При этом существуют и не менее убедительные попытки объяснить некоторые названия на финно-угорской почве, например Яуза и др. Независимо от того, как будет уточнена их этимология, непреложным фактом остаётся то, что пласт гидронимии, приведенный В. Н. Топоровым, наиболее древний на территории Москвы и содержит в себе значительное количество иноязычных (нерусских) названий.
Иноязычные топонимы в Москве имеют и другое по времени происхождение. Они стали появляться преимущественно в средние века, когда в Москву приезжало большое количество иноземцев. Они оставались здесь на постоянное жительство, селились слободами, в названиях которых отражалась их языковая принадлежность. Многоязычные топонимы Москвы, образованные в настоящее время, — это преимущественно названия по фамилиям государственных деятелей и деятелей культуры нашей многонациональной страны, героев революции, гражданской и Великой Отечественной войн, названия по столицам и другим городам национальных республик, по фамилиям деятелей мирового революционного и рабочего движения.
Московская топонимия формировалась в тесной связи с ростом и развитием города, с его пространственной организацией, развитием социально-экономической, политической и культурной жизни.
Москва как город с ранних времён имела радиально-кольцевую пространственную организацию, в пределах которой складывалась городская топонимия. Отправной точкой развития города был Кремль. # Топоним Кремль может быть объяснён как «внутренняя крепость». Это подтверждается тем фактом, что само название Кремль появилось только после возведения вокруг него двух «внешних» крепостных стен — Китай-города и Белого города, т. е. когда он действительно стал внутренней крепостью — крепостью внутри города. Такое объяснение в своё время было предложено М. Фасмером (1967). Заслуживает внимания толкование этого топонима как «деревянный, построенный из лучшего хвойного леса». Это предположение принадлежит И. Е. Забелину, поддержано и развито М. Н. Тихомировым и опирается на факты русских народных говоров, приведённые в Словаре В. И. Даля.
# До 1367 г. он назывался просто «город» и был окружён деревянной стеной; после 1367 г. деревянная стена вокруг Кремля была заменена каменной, и он стал называться «каменным городом». После возведения стены Китай-города (1535 г.) Кремль носит название «старый каменный город», и только после появления Белого города (после 1589 г.) он получил название Кремль.
Первое кольцо в развитии города сформировалось, по мнению историков, в XII в. между Кремлём и Москвой-рекой. Это был посад — Подол. В основу названия легло слово «подол» — низкое место под горой, холмом, в данном случае под холмом, на котором стоял Кремль. Вторым кольцом был Великий, или Большой, посад (впоследствии называвшийся Китай-город). Он располагался на юго-востоке от Кремля, в стороне современного ГУМа и гостиницы “Россия” (ныне парк «Зарядье» — прим.). Названия Большой, Великий отражают размеры посада, а его более позднее имя Китай-город имеет разное толкование.
Название Китай-город появилось в 1535 г., когда в целях обороны Великий посад начали обносить хорошо укреплённой стеной. Существует несколько гипотез о происхождении этого топонима. Известный историк Москвы И. Е. Забелин считал, что оно связано со словами кита, кит, сохранившимися в диалектах, и значит «плетенничный», т. е. построенный по принципу плетня (переплетения толстых вертикальных кольев или брёвен молодыми гибкими побегами). В доказательство этого он приводил запись, сделанную в летописи: «Устроиша хитрецы велми мудро, наченъ отъ каменыя болшия стѣны, испльтаху тонкий лѣсъ, около болшого древия и внутрь насыпаху землю и велми крѣпко».
Некоторые исследователи считают, что Китай значит «средний», т. е. «средний, срединный город между Кремлём и Белым городом»; иначе говоря, Китай-город — это средняя по местоположению крепость. Само слово китай в этом значении попало к русским из монгольских языков. Этой версии придерживался исследователь топонимии Москвы историк Н. В. Сытин; она подкрепляется гипотезой, согласно которой название Кремль означает «внутренняя крепость». По другой гипотезе, слово китай тюркское и переводится на русский язык как «крепость», «укрепление», «укреплённое место». Оно часто становилось ойконимом — названием населенного пункта, выросшего на месте крепости (как и русское «городок», «городец»). Ойконимы от слова китай были известны на юге современной Украины еще в XIX в., там, где древнерусский язык соприкасался с тюркскими языками (Романова, 1964).
Позже, в 1586–1593 гг., по ранее существовавшему рву (с 1394 г.) примерно от Кучкова поля (в районе современной станции метро «Дзержинская» («Лубянка» — прим.)) до р. Неглинной и далее по линии современного Бульварного кольца была возведена белая ограда — крепостная стена, получившая название Белый город по цвету белого камня, употреблённого при строительстве. Это кольцо, точнее, полукольцо просуществовало до конца XVIII в., затем на его месте было разбито десять бульваров. Память об этой стене сохранилась в названиях ворот, находившихся на месте пересечения городских улиц и стены: Арбатские, Никитские, Петровские, Сретенские, Покровские и др. Ныне это площади Никитских Ворот, Покровских Ворот и т. д.
Следующее кольцо Москвы — Земляной, или Деревянный, город. Он назывался так потому, что состоял из земляного вала и деревянной стены вдоль вала. Часть территории Москвы, заключённая между двумя стенами — Белым и Земляным городом, называлась Скородом, т. е. местом, где строились «скорые» (на скорую руку) дома. Эта часть города часто подвергалась нападениям врагов, сильно разрушалась и сжигалась, поэтому здесь не имело смысла строить основательные, солидные дома. Во второй половине XVII в. эта часть Москвы на северо-восток от Кремля стала называться Земляным городом. Вначале название «Земляной город» относилось только к самой линии укреплений, состоящих из стены, вала и рва. В значении «ограда, крепостная стена, линия укреплений» слово город известно в русском языке с XIII в. (Словарь, 1977, вып. 4, с. 90). После пожара Москвы 1812 г. вся линия этих укреплений была снесена и на её месте появилась Садовая улица (ныне Садовое кольцо). Земляной город дошёл до нас в виде нескольких топонимов: Валовая улица, Зацепский Вал и др.
Следующим кольцом Москвы был Камер-Коллежский вал, возведённый в 1742 г. Его появление было вызвано не только бурным ростом города, но и необходимостью установления контроля за провозом некоторых товаров. Оно получило название Камер-Коллежского вала по Камер-Коллегии, т. е. тому учреждению, которое осуществляло его строительство. В местах пересечения улиц с новым валом были устроены заставы (не ворота!), где и производился своеобразный таможенный контроль. Теперь это такие названия: площадь Крестьянской Заставы (бывшая площадь Спасской Заставы), площадь Абельмановской Заставы (бывшая площадь Покровской Заставы) и др. Линия Камер-Коллежского вала, его направление отражены в таких современных названиях, как улицы Бутырский Вал, Грузинский Вал, Даниловский Вал, Крымский Вал, Лефортовский Вал и др. Сейчас некоторые топонимы этого типа утрачены.
В 1960 г. городская черта Москвы была определена линией Московской кольцевой автомобильной дороги, в результате чего в состав города вошли подмосковные села Крылатское, Очаково, Медведково, Царицыно, Тёплый Стан и другие, а также небольшие города Бабушкин, Кунцево, Перово и др.
Радиальный характер организации города Москвы связан с появлением дорог, которые шли от Кремля в соседние города, княжества, в Орду и получали в зависимости от этого свои названия: Дмитровская, Тверская и др. Дороги шли к монастырям (Высоко-Петровскому, Рождественскому), селам (Преображенскому, Семеновскому, Рогожи и др.). Со временем вдоль этих дорог строились жилые дома, хозяйственные постройки — так дороги превращались в улицы.
Точно не известно время появления, направление и название первых улиц Москвы. Однако в документе 1468 г. упоминается улица Великая, пролегавшая от Кремля вдоль Москвы-реки до рва в Остром конце (там, где сейчас стоит церковь Анны, что в Углу, рядом с кинотеатром «Зарядье» (парк «Зарядье» — прим.)). Вероятно, улица была названа Великой (Большой) потому, что проходила по Великому (Большому) посаду.
В XIV–XV вв. определились и продолжали складываться такие части Москвы: Кремль, Великий посад, Заречье (за Москвой-рекой), Занеглименье (местность за р. Неглинной, между современными ул. Неглинной и Кропоткинской пл. (площадь «Пречистенские Ворота» — прим.)). Занеглименье и Великий посад иногда назывались Загородьем. Наиболее интересный из этих топонимов — Занеглименье. В. Н. Топоров (1972, с. 226) считает, что названия Неглинная и Занеглименье — это балтизмы, имеющие аналоги в гидронимии Латвии и Литвы. Ранний вариант — р. Неглимна (откуда и Занеглименье) даёт возможность автору связать его с балтийским glim> Neglimin. Но на недостаточность этого аргумента указывает то, что в русских народных говорах, в частности в рязанских, наблюдается расподобление нн>мн: глимяный вместо глиняный. Есть основания связать название Неглинная с характером местной почвы, которая была глинистой (ср. Глинищи). Возможно, река получила название по неглинистому дну и берегам в условиях окружающей глинистой почвы.
Говоря о пространственной организации Москвы как города, необходимо остановиться на названиях некоторых сел, находившихся неподалеку от Кремля и рано вошедших в состав города. Они носили преимущественно антропонимический характер. Это село Кучково, получившее название по имени его владельца боярина Кучки. Село существовало ещё до основания Москвы, именно поблизости от него князь Юрий Долгорукий выбрал место для города. В районе современной Библиотеки им. Ленина было село Старое Ваганьково. Это название, вероятно, можно связать со словом ваган (вагань) — «место сбора пошлины за взвешивание товаров» (ср. вага — «вес, весы»); от него образовано и ваганное — «род пошлины за взвешивание товаров» (Словарь, 1975, с. 9). Это вполне допустимо и с исторической точки зрения: здесь проходила дорога на Новгород, откуда шли в Москву товары, подлежащие взвешиванию и учёту, что и производилось именно на этом месте. Антропонимический характер, вероятно, имеют название сел Воробьёво и Семчинское (Семцинское). Село Напрудское было расположено на пруде и отсюда получило своё название; такое же название носила и речка, вытекавшая из этого пруда, — Напрудная (в районе современного Трифоновского переулка). Село Михайловское на Яузе, видимо, надо связывать с названием церкви Михаила Архангела, хотя не исключён и его антропонимический характер. Часто владелец села возводил в нём храм в честь святого, имеющего то же имя, что и владелец.
Вплоть до XX в. в пределах города между улицами находились земельные владения состоятельных людей: леса, поля, болота, рощи, сады и т. д. С развитием капитализма, когда значительно увеличилось население Москвы, свободные места стали застраиваться доходными домами, появилось большое количество новых улиц и переулков.
Образование проспектов, площадей связано с дальнейшим развитием Москвы, особенно в советское время.
По каким же основным принципам номинации складывалась в течение 800 лет топонимия внутригородских объектов Москвы.
Первый принцип — физико-географический.
Самые ранние названия, вероятно, отражали физико-географические особенности местности и самих называемых объектов. В этом отношении представляется интересной топографическая (предполагаемая) карта Москвы до 1389 г., составленная историками нашего времени (Голубцов, 1952). Основным содержанием этой карты являются физико-географические объекты, ставшие топонимами. Они выполняли функцию ориентиров и отвечали на вопрос «что?»: Бережки, Болото, Бор, Всполье, Глинищи, Грязи, Занеглименье, Заречье, Пески, Подол, Яндова и др.
Позднее появляются топонимы, образованные по тому же физико-географическому принципу, но обязательно отражающие какой-либо признак называемого объекта и отвечающие на вопрос «какой?»: Великий (Большой) посад, Великая улица, Вострый (Острый) конец, Красная горка, Старые сады, Великий луг и др.
Этот принцип номинации действовал в образовании топонимии Москвы всегда, вплоть до настоящего времени. Правда, в XVIII–XX вв. почти не образуются топонимы в форме чистого апеллятива (существительного), как раньше: пер. Сивцев Вражек (XVII в.), пер. Вражский (XVIII в.), пер. Глинистый (XIX в.), пер. Напрудный (XIX в.), ул. Левобережная (1964 г.), Лиственничная аллея (1920-е годы) ит. п.
Поскольку физико-географический принцип номинации в топонимии Москвы самый ранний, то и топонимы, образованные по этому принципу, несут в себе наиболее древнюю лексику русского языка: враг (вражек) — овраг; всполье — край поля, ровной открытой местности; дерба (дербина) — заросшая пашня, с которой срезается (сдирается) верхний слой; яндова (ендова) — овраг круглой формы, а также боровица, голиутва, крутицы, кулижки, новинки, остожье, яр и другие, значения которых можно определить только в результате специальных разысканий или найти в исторических и диалектных словарях русского языка. Надо отметить, что топонимы этого тина, содержащие в себе редкую, часто исчезнувшую лексику, дошли до нас преимущественно в названиях храмов. Первые храмы появились в Москве тогда, когда она была слабо заселена, и поэтому вторая часть названия типа «под бором», «на вражке», «в ржищах», «в яндове» и т. п. как бы уточняла их положение и донесла до нас давно исчезнувшие или вышедшие из употребления слова, свидетельствующие о речи москвичей в ранние времена существования города. Например, вышедшее из литературного языка слово кулига, известное в настоящее время только в говорах русского языка в значениях «небольшая поляна в лесу, расчищенная под пашню», «низменный берег, пойма в излучине реки», «луг на берегу реки» и др., дошло до нашего времени в названии церкви Всех Святых на Кулишках, возведенной в 1382 г. в честь победы русских на Куликовом поле. Здесь слово кулига представлено в уменьшительной форме. Это уточнение «на Кулишках» было дано церкви потому, что в непосредственной близости от нее, при впадении р. Рачки в Москву-реку, был обширный заливной Васильевский луг, а вся местность называлась Кулижки.
В пределах физико-географического принципа номинации весьма продуктивной оказалась разновидность, обозначающая местоположение называемого природного объекта по отношению к другому (Заречье, Занеглименье). Этот принцип жив и продуктивен и в настоящее время.
Второй принцип номинации московской топонимии — по названиям монастырей и церквей. Хронологически он начал действовать очень рано, так как люди, устроившись на житьё, построив дома, начинали возводить церкви. Именно поэтому этот принцип должен быть приведён сразу за физико-географическим. Первыми топонимами такого типа были ул. Никольская (названа по находящемуся поблизости греческому Никольскому монастырю, известному с конца XIV в. под названием Никола Старый); ул. Ильинская {или Ильинка) — названа так по церкви Ильи на Торгу (церковь известна с 1476 г., а улица сформировалась в XVI в.).
Этот принцип номинации прекратил своё действие после 1917 г., но внутригородские топонимы, образованные им ранее, сохранились до наших дней: Андреевская ул., Андреевский пер., Андроньевские Большая и Малая ул., Вознесенский пр., Преображенская пл. и т. д.
Третий принцип номинации топонимии Москвы — по направлениям дорог, идущих из Москвы в другие княжества, города, сёла, монастыри, а позднее — в разные концы Советского Союза. Ранние топонимы этого типа почти не сохранились, следы их можно обнаружить в таких названиях, как Дмитровское шоссе, Владимирское (теперь шоссе Энтузиастов), Волоколамское шоссе, Б. Тульская ул., Б. Ордынка и некоторые другие.
Особенно продуктивен этот принцип номинации в настоящее время, так как облегчает ориентировку в таком большом городе, как Москва.
Четвёртый принцип номинации топонимии Москвы — по занятиям, ремесленной и профессиональной ориентированности населения. Анализируя эту группу топонимов, необходимо помнить, что одни названия сохранились с тех времён, когда существовали ремесленные слободы, другие появились в память о былом расположении ремесленных слобод, например Плотников переулок (1922 г.).
К концу XVII в. в городе было более 140 слобод. Население многих из них обслуживало государев двор (скатертники, хлебники); были слободы кузнецов, гончаров, кадашей (бондарей), шатёрников. Вдоль крепостных стен у въезда в город располагались стрелецкие слободы, в обязанность стрельцов входила охрана ворот. Часто самостоятельными слободами, кварталами жили в Москве иностранцы. Самые ранние слободы находились в Китай-городе и в пределах Белого города.
Бронники, например, жили в районе современных Бронных улиц. Слобода бронников впервые упоминается в документах XVII в., относящихся к Москве. О месте проживания лучников свидетельствует современный Лучников переулок, а до недавнего прошлого и церковь Георгия в Лучниках. Кузнецы жили в разных районах Москвы и почти везде оставили по себе память. Улица Кузнецкий Мост сформировалась поблизости от моста через р. Неглинную в Кузнецкой слободе, располагавшейся на месте современной улицы Жданова (бывшая ул. Рождественка в Кузнецах (ныне снова Рождественка — прим.)). На основе этой слободы в XV в. был создан Пушечный двор. Этот факт отражён в названии Пушечной улицы.
Кузнецкая слобода была и в Замоскворечье, о чём свидетельствовало название церкви Николы в Кузнецкой слободе. В Заяузье кузнецы жили от устья Яузы до современной Таганской площади. Они, кроме того, изготовляли металлическую посуду — котлы, таганы и другие, что отразилось в топонимии Москвы и дошло до нас в виде названий: Котельническая набережная, Таганская улица (площадь и тупик).
Об аналогичных поселениях ремесленников свидетельствуют и другие названия, появившиеся в Москве в разное время. О поселении гончаров говорит нам Гончарная набережная (переулки, проезд).
В Заяузье эта слобода известна с XIV в. Барашевский переулок находится на месте бывшей слободы барашей — шатёрников, обойщиков шатров. Барашами назывались и лица, ведавшие царскими шатрами. О Хамовнической слободе в настоящее время свидетельствует только название церкви Николы в Хамовниках. Хамовная, или Хамовническая, слобода появилась в Москве в XVII в., её населяли хамовники — ткачи, изготовлявшие изделия из льняного полотна (хама) и ткавшие это полотно.
О слободе кожевников свидетельствует Кожевнический пер., колпачников — Колпачный пер., трубников (трубочистов, а возможно, музыкантов, играющих на духовых инструментах) — Трубниковский пер. сыромятников — Сыромятническая ул. О слободе кадашей (бондарей) напоминает название Кадашёвской набережной, появившееся в XX в.
Поселения иноземцев находились в разных районах города, о некоторых из них нам говорят топонимы современной Москвы, возникшие в разное время: Грузинская ул. (XVIII в.), Мещанская (Мещанская слобода с XVII в.), Лефортовская (набережная, площадь, тупик) — по Лефортовской слободе, где с XVI в. селились выходцы из Западной Европы, Татарская ул.; Толмачёвские переулки свидетельствуют о проживании здесь татар и переводчиков (толмачей) преимущественно с восточных языков, так как средневековая Москва была тесно связана дипломатическими и торговыми отношениями со странами Востока.
Стрелецкие слободы оставили такие топонимы в Москве: Зубовская площадь (улица и бульвар), переулки Большой и Малый Коковинские, Левшинский и др.
Топонимия, образованная по принципу профессиональной ориентации населения, известна в любом городе. Она отражает в первую очередь развитие ремёсел, а позднее — промышленности.
Пятым принципом номинации топонимии Москвы является антропонимический. По личному имени, прозвищу, фамилии землевладельца, домовладельца, владельца предприятия получали свои названия улицы и переулки. Этот принцип номинации дал в Москве наибольшее количество топонимов. Антропонимическим был и самый ранний топоним Москвы — село Кучково, затем Кучково поле. Первое упоминание о селе Кучкове находим в Ипатьевской летописи под 1176 г. Затем в XVII в. фиксируется переулок Шуйский в земельных владениях бояр Шуйских (в районе современной Библиотеки им. Ленина (ЦГАДА, ф. 27, д. 484, ц. 1, № 17)). На карте Москвы XVII в., составленной С. К. Богоявленским по данным переписных книг (1952), внутригородских топонимов антропонимического происхождения очень мало: Артемонов пер., Яковлевский, Васильевский луг.
Этот принцип номинации в образовании топонимии Москвы начинает активно действовать с начала XVIII в., когда идёт бурное развитие капиталистических отношений, частной собственности. Социально-экономические отношения создают в номинации самый яркий, бросающийся в глаза признак принадлежности — чьё, чей, чья? В XVIII в. появляются такие переулки: Головин, Мануков, Полуэктов и многие другие. На карте современной Москвы мы находим топонимы, отражающие фамилии землевладельцев и владельцев доходных домов, предприятий: улицы Ануровская, Башиловская, Селезнёвская, переулки Авдеевский, Ананьевский, Бобров, Даев, Вадковский, Лаврушинский, Сытинский и др.
В пределах антропонимического принципа номинации необходимо выделить активно развивающуюся и пополняющуюся группу названий, которые присваиваются внутригородским объектам по именам выдающихся государственных и исторических деятелей, представителей науки, искусства, по именам героев труда, а также по важнейшим событиям в истории нашей страны.
Первым топонимом Москвы, образованным по этому принципу, была улица Буженинова, названная в XVIII в. в честь архитектора И. Буженинова, строителя Преображенского дворца, расположенного поблизости от этой улицы. Затем появляются такие: улицы Лермонтовская, Гоголевская, Некрасовская (XIX в.); Еготьевский тупик (XIX в.) в честь архитектора Еготова. Самые молодые по времени образования — Ленинский просп., пл. Свердлова (Театральная площадь — прим.), ул. Горького (Тверская улица — прим.), пл. Революции, Ломоносовский просп. и др.
Этот принцип номинации в топонимии Москвы в настоящее время наиболее продуктивен. Десятки новых внутригородских объектов города получают свои названия по фамилиям людей, достойных уважения и увековечения их памяти за большой вклад в дело мирового прогресса.
В статье были перечислены лишь основные принципы номинации в образовании топонимической системы Москвы. Существуют и другие, менее продуктивные, но почти все они могут быть проанализированы в пределах указанных пяти.
Топонимия Москвы, её исторический и семантический аспекты дают представление о ней как о сложившейся системе, отражающей историю культуры, особенности языка и успешно выполняющей социальную функцию в настоящее время.