Пятнадцать лет — половина взрослой жизни. Мы с Андреем познакомились в институте, поженились после выпускного. Вместе копили на двушку, растили Данилу, пережили мамину онкологию и Андреевы долги по бизнесу. Я думала — знаю этого человека как себя.
Думала, мы обычная семья. Может, муж не романтик, подарки дарит из-под палки, но надёжный. Работящий. Сына любит по-своему — строго, но справедливо. Мне казалось, у нас всё как у людей.
Всё изменилось два года назад, когда свекровь заболела.
Сначала диабет, потом сердце, потом почки. Больницы, врачи, лекарства — денег уходило как в прорву. Андрей злился, считал траты, но платил. Мать есть мать.
А полгода назад свекровь сломала шейку бедра. Упала дома, пролежала до вечера, пока соседка не спохватилась. Операция, долгая реабилитация. Врачи сказали — без постоянного ухода не обойтись.
— Теперь ты за ней ухаживай, — сказал Андрей после выписки. — У меня работа, деньги зарабатывать надо.
— Почему я? Наймём сиделку.
— На какие деньги? Уже сто тысяч потратили за полгода!
— Тогда давай поочерёдно...
— Ира, не придуривайся. Ты женщина, тебе это легче. А мне на работе начальник уже намекает — либо карьера, либо больная мамаша.
Я сопротивлялась. Свекровь никогда меня не любила, мы были чужими людьми. За пятнадцать лет общались только по праздникам — вежливо, но холодно.
Но Андрей давил. Свекор, хоть и бывший, а звонил каждый день, требовал внимания к свекрови. Данила слышал наши ссоры, нервничал. В итоге сдалась.
Стала ездить к свекрови после работы. Готовила ужин, стирала, помогала мыться, давала лекарства. Выходные тоже проводила у неё — уборка, готовка на неделю, аптеки.
Андрей изредка заглядывал — принести продукты, починить что-то. Но основной груз лёг на меня.
Поначалу свекровь ворчала, критиковала всё подряд. Суп не такой, уборка не так, лекарства не вовремя. Я молчала, делала работу.
Постепенно она оттаяла — видела, что стараюсь, не из-под палки помогаю.
Месяц назад, в один из вечеров, мы сидели на её кухне. Я заваривала чай, она разбирала таблетки на завтра. Вдруг тяжело вздохнула:
— Ира... ты хорошая. А мне стыдно.
— За что стыдно, Елена Ивановна?
— За то, что пятнадцать лет думала о тебе плохо. Считала, что ты Андрея из-за денег взяла. Перспектива к него, образование, работа хорошая...
— Я его любила. И сейчас люблю.
Свекровь посмотрела на меня долгим взглядом.
— Знаю теперь. Поэтому и тяжело мне.
— Что тяжело?
— То, что должна тебе правду сказать. Не могу с этим на тот свет уйти.
У меня ёкнуло сердце.
— Куда это вы собрались? И какую правду?
Свекровь отложила таблетки, сложила руки на коленях.
— Андрей мне на прошлой неделе признался... Он ждёт, когда я умру.
Я не поняла сразу.
— Как ждёт?
— Прямо так и сказал: "Вот ты, мама, умрёшь — и я от Иры уйду. Мне не нужна ни жена, ни ребёнок. Хочу жить свободно, как отец жил". Понимаешь, Ира? Он с тобой живёт не по любви. По обязанности. А сам мучается.
Слова не доходили до сознания. Я сидела с чашкой в руках и пыталась понять — что она говорит?
— Елена Ивановна... вы что-то путаете...
— Ничего не путаю! — голос свекрови дрогнул. — Слово в слово запомнила! Он сказал: "Терплю только из-за тебя. Не хочу тебя расстраивать перед смертью. А как умрёшь — сразу разведусь".
Чашка выпала из рук, разбилась о пол. Я смотрела на осколки и не могла пошевелиться.
— Зачем... зачем вы мне это говорите?
Свекровь заплакала — тихо, безнадёжно.
— Потому что горько мне. Дожила до того, что сын мою смерть ждёт. Чтобы семью сбросить, как ненужную ношу. А ты... ты хорошая, заботливая. Не должна в пустоте жить, думая, что любима.
— Может, он просто так сказал... в сердцах...
— Не в сердцах. Спокойно так говорил, рассудительно. Планы у него уже есть. Хочет жить один, никому не отчитываться. Как его отец. Ждет мою квартиру.
Андреев отец ушёл из семьи, когда узнал о беременности жены. Написал письмо — не хочу детей, не хочу ответственности, хочу быть свободным. Больше не появлялся.
— Значит, он в отца? — прошептала я.
— В отца. Только отец хотя бы честно сразу ушёл. А этот пятнадцать лет изображал семьянина.
Мы сидели молча. Свекровь плакала, я смотрела на осколки чашки. В голове была пустота.
— Что теперь делать? — спросила я.
— Не знаю, девочка. Живи как знаешь. А я... я хотела, чтобы ты правду знала. Пусть он останется со своей неправдой один.
Домой я ехала как в тумане. Автобус качало, за окном мелькали огни, а в голове была пустота. Слова свекрови звучали, как приговор — "ждёт, когда я умру", "не нужна ни жена, ни ребёнок".
Пятнадцать лет брака — и вдруг такое. Я пыталась вспомнить признаки, намёки, что-то, что могло бы подсказать. Но ничего. Андрей был обычным мужем — не очень ласковым, но и не злым. Работал, приносил деньги, решал бытовые проблемы.
Да, он никогда не говорил красивых слов, не дарил подарков без повода. На годовщины иногда забывал, приходилось напоминать. Но я думала — такой характер, не романтик.
А может, просто не было причин изображать любовь? Если внутри пустота, зачем тратить силы на спектакль?
Дома было тихо. Данила делал уроки в своей комнате, Андрей смотрел новости. Обычный вечер в обычной семье.
— Как дела у мамы? — спросил муж, не отрываясь от экрана.
— Нормально. — Голос звучал чужим.
— Лекарства давала?
— Давала.
— Завтра к врачу ехать?
— Не завтра, в пятницу.
— Ладно. Денег дам на такси.
Я смотрела на него и не могла поверить. Вот он сидит, листает каналы, спрашивает о своей матери. Заботливый сын, ответственный муж. А внутри считает дни до освобождения от нас.
Сколько раз он целовал меня на прощание, зная, что это ложь? Сколько раз говорил "люблю" по привычке? Сколько раз обнимал сына, мечтая о свободе от отцовства?
— Ужинать будешь? — спросила я.
— Да, что там у нас?
— Макароны с котлетами.
— Хорошо.
Я пошла на кухню разогревать еду. Автоматические движения — тарелка, микроволновка, вилка. А в голове крутилось — "не нужна ни жена, ни ребёнок".
За ужином Андрей рассказывал о работе. Проект продвигается, начальство довольно, может премию дадут. Обычный разговор обычных супругов.
— А как твои дела? — спросил он.
— Нормально. На работе аврал, отчёты сдавать.
— Ну ничего, справишься.
Справлюсь. Я всегда справлялась. И с его долгами справлялась, и с маминой болезнью, и с его матерью теперь справляюсь. Удобная жена — всё тянет, не жалуется.
Данила вышел к нам, когда мы заканчивали ужинать.
— Мам, можно к Максу в пятницу в гости?
— Можно. Только уроки сделай сначала.
— Уже сделал. Пап, ты в выходные со мной в кино пойдёшь?
Андрей посмотрел на сына. Секунду в глазах было что-то странное — раздражение? Усталость?
— Посмотрим. Работы много сейчас.
— Ну пап, ты же обещал...
— Сказал — посмотрим. Иди уроки проверь ещё раз.
Данила ушёл, расстроенный. А я подумала — неужели и с сыном так? Тоже считает обузой? Ребёнок ведь ни в чём не виноват.
Ночью лежала без сна. Андрей спал рядом, дышал ровно. Я смотрела на его профиль в темноте и думала — кто этот человек? Пятнадцать лет рядом, а я его не знаю совсем.
Когда понял, что не любит нас? В первый год брака? Когда я забеременела? Или после рождения Данилы — понял, что отцовство не его?
А может, вообще никогда не любил? Женился по привычке, по инерции. Студенческая любовь переросла в быт, а он не заметил, что чувства умерли.
Утром встала разбитая. Андрей ушёл на работу, как обычно. Поцеловал в щёку — автоматически, по привычке. Данилу проводила в школу, сама поехала в офис.
Весь день работала на автопилоте. Цифры, отчёты, совещания — всё мимо сознания. Коллеги спрашивали, всё ли в порядке. Отвечала — устала просто.
Вечером поехала к свекрови, как обычно. Но разговаривать о случившемся не хотелось. Молча приготовила ужин, дала лекарства, убрала квартиру.
— Ты какая-то неразговорчивая сегодня, — заметила Елена Ивановна.
— Голова болит.
— Может, не надо было рассказывать... — виновато сказала она.
— Надо было. Спасибо, что рассказали.
— Что теперь делать будешь?
— Не знаю ещё. Подумаю.
Дома я долго не решалась заговорить с мужем. Всё же надеялась — может, свекровь что-то не так поняла? Может, он просто жаловался в тяжёлый момент?
Но в глубине души знала — Елена Ивановна не врёт. Слишком тяжело ей было говорить, слишком больно.
Когда Данила лёг спать, я подошла к мужу. Он сидел с ноутбуком, что-то считал в таблицах.
— Андрей, нам надо поговорить.
— Минутку, допишу. — Он не поднимал глаз от экрана.
— Серьёзно поговорить.
— О чём? — Теперь посмотрел на меня.
— Твоя мама мне кое-что рассказала.
В глазах мелькнуло понимание. Он отложил ноутбук.
— Что именно рассказала?
— Про твои планы. Про то, что ждёшь её смерти, чтобы от нас уйти.
Андрей некоторое время молчал. Потом тяжело вздохнул.
— Ну рассказала и рассказала. А что теперь?
— Это правда?
— Правда. — Ответил спокойно, без эмоций. — А что тут такого? Не хочу больше семьи. Устал от ответственности.
Я ждала возмущения, объяснений, попыток оправдаться. Но не такого равнодушия.
— Пятнадцать лет... Данила... Неужели всё это ничего не значит?
— Значит. Но не так, как тебе хочется. — Андрей встал, подошёл к окну. — Я устал играть роль. Устал делать вид, что это моя жизнь.
— Когда ты понял, что не любишь нас?
— Наверное, с самого начала. Но думал — привыкну, полюблю. Потом ты забеременела, пришлось жениться официально. Ответственность взваливать.
— Значит, мы для тебя тюрьма, а твоя мать — ключ от неё?
— Не тюрьма. Обязанность, которая надоела. — Он обернулся ко мне. — А мамина квартира — это шанс на нормальную жизнь. На своё жильё я никогда не накоплю, в ипотеку в мои годы уже не дадут. А здесь готовое наследство.
— Ты считаешь дни до смерти собственной матери?
— Я реалист. Ей семьдесят лет, куча болезней. Скоро это случится.
— И ты спокойно планируешь нашу жизнь после её смерти?
— А что плохого в планировании? Я устал быть семьянином. Хочу пожить для себя, пока не поздно.
— А Данила? Он же твой сын!
— По крови — да. Но я не хотел детей. Не планировал быть отцом. Это получилось случайно.
— Случайно? Мы два года встречались!
— Встречались — это одно. А создавать семью — совсем другое. Я думал, ты предохраняешься.
— Мы же говорили о детях...
— Говорили. Но я не думал, что так скоро. И не думал, что это будет... таким тяжёлым.
— Что тяжёлым?
— Вся эта ответственность. Деньги зарабатывать, проблемы решать, примерным мужем быть. Я устал от этой роли.
Я стояла посреди комнаты и чувствовала, как земля уходит из-под ног. Пятнадцать лет жизни — ложь. Каждый день, каждый поцелуй, каждое "люблю" — всё притворство.
— Почему не ушёл раньше?
— Куда уходить? На съёмную квартиру? На мою зарплату только комнату в коммуналке снять можно. А здесь — готовое жильё, стабильность. Я ждал подходящего момента.
— Подходящего момента для предательства?
— Для освобождения. — Андрей сел обратно в кресло. — Мой отец был умнее. Не стал изображать то, чего не чувствовал.
— Твой отец бросил беременную жену!
— И правильно сделал. Честно поступил. А я пятнадцать лет играю спектакль.
— Значит, я актриса в твоём спектакле?
— Ты искренне играешь роль жены. А я вынужденно играю роль мужа.
— И что теперь? — спросила я дрожащим голосом.
— Теперь ничего. Живём как жили. До естественного финала.
— А если я не хочу ждать твоего естественного финала?
Андрей посмотрел на меня внимательно.
— Это твоё право. Но помни — без меня ты останешься с ребёнком и без собственного жилья. Подумай хорошенько.
— То есть ты меня ещё и шантажируешь?
— Не шантажирую. Объясняю реальность. Квартира общая, после продажи на новую не хватит, зарплата у меня больше. В случае развода тебе достанется только алименты на ребёнка.
Он взял пульт от телевизора, включил какой-то фильм. Разговор для него был закончен.
А я стояла и понимала — этот человек просчитал всё наперёд. И мою зависимость от него, и материнскую квартиру, и мою беспомощность. Холодно, рационально, без эмоций.но чужой.
— Почему молчал столько лет?
Андрей обернулся.
— Из-за матери. Она счастлива была — сын женился, внук появился. Не хотел её расстраивать. А теперь... — он пожал плечами. — Теперь скоро освобожусь.
— От нас освободишься?
— От всех обязательств. Буду жить для себя.
Я стояла посреди комнаты и чувствовала, как рушится мир. Пятнадцать лет жизни оказались ложью. Каждый день, каждый поцелуй, каждое "люблю" — всё фальшь.
— И что теперь? — спросила я.
— Теперь ничего. Живём как жили. До момента Х.
— А если я не хочу ждать твоего момента Х?
Андрей посмотрел на меня внимательно.
— Это ты решай. Я своё решение принял давно.
Он взял телефон, вышел из комнаты. Я осталась одна с правдой, которую не хотела знать.
На следующий день подала на развод.
Андрей удивился — не ожидал такой скорости. Думал, буду ждать естественного хода событий. Но зачем? Зачем ещё месяцы или годы жить с человеком, который считает тебя обузой?
— Торопишься? — спросил он, глядя на документы.
— Не хочу быть помехой твоей свободе, — ответила я.
Он кивнул, подписал бумаги без возражений.
Свекровь я продолжала навещать. Она плакала, извинялась, говорила — не хотела разрушать семью. Но какую семью? Той семьи никогда не было. Была видимость, которую поддерживал только один человек — я.
— Он злится на меня, — говорила свекровь. — Говорит, рано рассказала.
— Рано или поздно — какая разница? Правда всё равно бы вышла наружу.
— Ты меня прощаешь?
— За что простить? За то, что открыли глаза?
Она умерла через три месяца после развода. Андрей получил свою свободу раньше, чем планировал.
На похоронах мы виделись последний раз. Он выглядел облегчённо — больше никаких обязательств, никаких ролей. Просто свободный человек.
— Не жалеешь? — спросила я у могилы.
— О чём жалеть? Всё честно получилось, — ответил он и ушёл.
Я осталась одна с Данилой и правдой, которая больнее любой лжи. Пятнадцать лет я любила человека, который считал дни до своего освобождения от нас.
Но знаете что? Лучше знать правду, чем жить в красивой иллюзии. Пусть больно, но честно.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ