Борис Михайлович Кустодиев — русский и советский живописец, изображавший на своих картинах русский быт, праздники провинции и колорит России. Родившись в семье астраханского профессора, мальчик увлекся живописью с детства и имел твёрдое намерение посвятить ей жизнь. Он учился в Академии художеств у И. Е. Репина и в 31 год стал академиком Императорской Академии Художеств.
В 1909 г. у Кустодиева появились первые симптомы опухоли спинного мозга. Со временем состояние лишь ухудшалось, и в 1911 г. он уехал в частную клинику в Швейцарии. Однако первоначально врачи ошибочно диагностировали туберкулёз, что влекло за собой неверное лечение, лишь в 1913 г. Г. Оппенгейм наконец смог обнаружить опухоль. Ещё через три года у Кустодиева отказали ноги. В письме к В. В. Лужскому Борис Михайлович пишет:
«Только ради Бога, Василий Васильевич, не говорите о моей болезни никому – а, напротив, что я здоров, а главное, весел, впрочем, это правда, несмотря на ужасные боли, – я сам удивляюсь на свою жизнеспособность и даже жизнерадостность. Уж очень люблю, видно, „жить“!!»
С конца мая по середину сентября 1917 г. Кустодиев лечится в санатории «Конккала» под Выборгом. Несмотря на болезнь, он продолжает рисовать и создает в «Конккале» ряд работ.
20 мая, в первые дни своего пребывания в санатории, художник отправляет открытку В. В. Лужскому, где пишет:
«Третий день как в Финляндии. Здесь очень хорошо, чудесное лето, прекрасный санаторий. Это в 8 км от Выборга... Много солнца, все распускается. Думаю пробыть здесь всё лето, если, конечно, какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не заставят поехать обратно: теперь всего можно ожидать».
Это 1917 год, по всей стране идут глобальные изменения, начавшиеся ещё в феврале, и Финляндия не является исключением. До санатория доходят Петроградские газеты, и все оживлённо обсуждают политическую повестку, но Кустодиев ей уже не так заинтересован, нежели раньше. В августе приезжает его сын Кирилл и вся семья наконец может выходить на прогулку в полном составе. Так, прогуливаясь, однажды до озера и огибая его, семейство Кустодиевых оказалось на мостике, с которого открывался вид на санаторий и окружающий его парк. Борис Михайлович попросил жену с детьми постоять на мосту, а сам, сидя в кресле, стал быстро набрасывать эскиз будущей картины. Ещё один похожий случай вспоминает сын Кирилл. Добравшись до другого озера, художник глубоко впечатлился его красотой и решил тут же изобразить на картине вместе с лесом, корнями и одиноким гребцом.
Принято считать, что в Петроград Кустодиевы из «Конккалы» выдвинулись в середине сентября того же года. Однако существует зарисовка с изображением сына Кирилла, которая, предположительно, сделана в санатории и является подготовительной к работе «На мосту». На Кирилле надета рубашка-матроска, как и на дочери Ирине, судя по другой зарисовке «На мосту» (в начале XX в. матроски стали своего рода униформой, знаком массового вкуса). Изображение датируется 25.09.1917.
Ирина, дочь Кустодиева, также вспоминает о поездке в «Конккалу» и о том, как писалась картина «Портрет графини Грабовской»:
«Летом этого года мы жили в санатории «Конкала» под Выборгом – в первом этаже в небольшой комнате с закрытым балконом-фонарем. Здание санатория сохранилось до наших дней. Большое, четырехэтажное, у входа – два льва. Кругом роскошный парк, клумбы. Перед окнами – сосны, цветы. Там, в «Конкале», папа очень много работал. Почти весь день сидел в своем кресле в парке и писал этюды. Написал портрет С. А. Грабовской, очаровательной шатенки с огромными синими глазами. Она сидит под соснами в розовой вязаной кофточке и шапочке, положив обе руки на стол. Рисовал портреты Лопатиной, Сувориной и Аниты Буденгоф*. Здесь исполнена и картина „На мосту“. Мы – мама, Кирилл и я – стоим на мосту, над вечерним озером; на заднем плане – санаторий и парк...»
*дочь выборгского купца Эмиля Фредрика Буттенгофа
В Петроград Борис Михайлович возвращается поездом в вагоне для собак, поскольку наличие инвалидного кресла не позволяет ему ехать в обычном вагоне. Об этой трагикомедии писал сын художника:
«Лето 1917 года, после второй операции, отец провел в санатории „Конкала“, в семи километрах от Выборга. Несмотря на плохое самочувствие, он много работал. Я приехал туда в конце августа. Однажды я повёз отца в кресле – по просёлочной дороге, мимо какого-то хутора – к красивому озеру, расположенному в лесу среди берез и елей. Восхищенный видом озера, он решил его написать. Я поставил ему мольберт, на него подрамник с натянутым холстом, и отец погрузился в работу. Этюд получался интересным. Почти закончив, отец решил, что этюд „пуст“, и я получаю распоряжение: „Кира, становись около берёзы, я тебя напишу, не люблю писать этюды без фигур, пусто как-то без них, а когда приходится писать без людей, то мне всегда хочется их приписать“. Уж тогда, из-за своей болезни, отец с кресла вставать не мог, и поэтому в Петроград ему пришлось возвращаться в „собачьем“ вагоне. За кресло было уплачено как за багаж. Скорый поезд шёл четыре часа, и всё это время отец находился в „обществе“ собак; их было несколько: пудель, бульдог, терьер и охотничьи. Собаки были в намордниках на сворках, зацепленных крючками к стенкам вагона, отец в кресле поместился посредине. Всю дорогу он рисовал собак. Ему нравилось и то, что, как он говорил, „делай что хочешь – никому не мешаешь!“»
В марте 1927 года Кустодиев получил разрешение Наркомпроса выехать для лечения в Германию, на которое правительство выделило деньги, но этой поездке не суждено было состояться — Кустодиев скончался от скоротечного воспаления лёгких 26 мая 1927 года, спустя 10 лет после своего путешествия в Старую Финляндию.
Искусствовед А. Г. Мартынова в 2018 году выявила ещё одну уникальную работу художника — «Этюд. Конкола. Бывшее имение Буденгофа» (ранее атрибутированный во многих источниках под названием «Пашня»), а также предварительно атрибутировала как относящиеся к выборгскому периоду художника натюрморт «Финский букет» (1917), «Вечерний пейзаж» (1917) и «Пейзаж с цветочной клумбой» (1917).