Отпуск. Какое сладкое, почти забытое слово. Последние три года я жила в режиме нон-стоп, совмещая работу финансового аналитика, воспитание сына-подростка и заботы о доме. Мой муж Дмитрий, хороший, добрый, но немного мягкотелый человек, работал посменно, и весь основной груз быта и родительских собраний лежал на моих плечах. Я бежала по жизни, как белка в колесе, мечтая лишь об одном: о тишине, о возможности проснуться без будильника, о праве несколько часов подряд читать книгу, не прерываясь на «мам, а где мои носки?» и «дорогая, мы не забыли заплатить за интернет?».
И вот этот день настал. Три недели. Двадцать один день абсолютной, законной свободы. Мы не планировали никаких поездок. Лучшим курортом для меня была наша собственная квартира, наш уютный балкон с ящиками для цветов, стопка непрочитанных книг на прикроватной тумбочке и полная свобода от планов и обязательств.
В последний рабочий день я закрыла все отчёты, разгребла почту, оставила коллегам подробные инструкции и вышла из офиса с ощущением, будто с моих плеч сняли гранитную плиту. Дома меня ждал праздничный ужин, который приготовил Дима. Сын вручил мне букет моих любимых ромашек.
— Мамочка, отдыхай, — сказал он, обнимая меня. — Ты заслужила.
Я была абсолютно счастлива. Впереди были три недели рая. Моего личного, тихого, домашнего рая.
Первое утро отпуска было именно таким, как я мечтала. Я проснулась от солнечного луча, скользнувшего по лицу. Дима с сыном уже ушли, один на работу, другой в летний лагерь. В квартире стояла божественная тишина. Я сварила себе кофе, взяла с полки книгу, которую не могла начать читать полгода, вышла на балкон, укуталась в плед и погрузилась в чтение. Это было чистое, незамутнённое блаженство.
Оно продолжалось ровно до одиннадцати часов утра. Именно в этот момент мой телефон зазвонил. На экране высветилось «Ксения». Ксения, младшая сестра Димы, была человеком-стихией. Вечно опаздывающая, вечно что-то теряющая, вечно попадающая в какие-то передряги, из которых её приходилось вытаскивать всей семьёй.
— Аня, привет. У меня катастрофа! — закричала она в трубку без всяких предисловий. Её голос был на грани истерики. — У меня просто конец света...
Я напряглась. «Катастрофы» у Ксении случались примерно раз в неделю.
— Что случилось, Ксюша? Успокойся и расскажи по порядку.
— Какой порядок! У меня Мишку не с кем оставить. У бабушки, с которой я договаривалась, температура. Летний лагерь, в который мы должны были пойти, закрыли на карантин. А у меня на работе сдача проекта, меня уволят, если я возьму больничный. Я не знаю, что делать!
Мишка, её семилетний сын, был очаровательным, но невероятно активным ребёнком, настоящим ураганом в миниатюре.
— Ксюша, я тебе сочувствую, — сказала я искренне. — Но я, к сожалению, тебе помочь не могу. Я в отпуске, но у меня свои планы…
— Какие у тебя могут быть планы? — перебила она. — Ты же не на Мальдивы улетела. Дома сидишь.
Я попыталась объяснить, что мой план — это отдых. Что я смертельно устала и мне нужно восстановить силы. Она меня как будто не слышала. Она продолжала причитать о своём проекте, о злом начальнике, о безответственной бабушке. Я вежливо выслушала её, посоветовала поискать платную няню и, сославшись на дела, закончила разговор. Я положила трубку с неприятным осадком, но была уверена, что отстояла своё право на отдых.
Через час мне позвонил Дима. Голос у него был виноватый.
— Ань, мне тут Ксюха звонила. Плакала. Говорит, ты ей отказала.
— Дима, я в отпуске, — устало повторила я. — Я хочу отдохнуть. А сидеть с Мишей — это полноценная работа.
— Я понимаю, — вздохнул он. — Но она же в панике. Это же моя сестра. Может, возьмём Мишку… ну, на денёк? Только на завтра. За это время она что-нибудь придумает.
Я знала своего мужа. Его «на денёк» было ловушкой. Он не умел говорить «нет» своей сестре. Он всегда её жалел, всегда спасал. Но я была так измотана, что спорить не было сил.
— Хорошо, — сдалась я. — Но только на один день, Дима. Завтра. А потом всё.
На следующее утро, в восемь часов, в нашу дверь позвонили. На пороге стояла Ксения с Мишкой. Вид у неё был трагический.
— Анечка, спасибо тебе, ты меня так выручаешь! — затараторила она, вталкивая сына в прихожую. — Я вечером за ним заеду. Поздно, наверное, у нас там завал. Миша, слушайся тётю Аню!
Она чмокнула сына в макушку и исчезла, не дав мне и слова вставить. Мой второй день отпуска начался.
Мишка, как и положено семилетнему мальчику, был полон энергии. Он носился по квартире, строил из диванных подушек крепость, требовал мультиков, сока, печенья. Моя книга так и осталась лежать на балконе. Вместо тихого чтения я лепила с ним из пластилина, рисовала машинки и отвечала на сто тысяч «почему». К вечеру у меня гудела голова, и болела спина.
Ксения приехала в десятом часу вечера. Уставшая, но довольная.
— Ну как вы тут? — весело спросила она. — Не сильно шалил?
— Всё в порядке, — выдавила я из себя улыбку.
— Вот и отлично! — обрадовалась она. — Тогда завтра в то же время!
— Подожди, Ксюша, — остановила я её. — Мы договаривались только на один день.
Она посмотрела на меня с искренним изумлением.
— В смысле? А куда я его завтра дену? Я же ничего не нашла.
— Но это же твои проблемы, — робко возразила я.
— То есть, ты хочешь сказать, что мой ребёнок — это мои проблемы? — её голос зазвенел. — Я думала, мы семья. Я думала, ты поможешь.
В этот момент с работы вернулся Дима. Ксения тут же переключилась на него, в её глазах заблестели слёзы.
— Дима, представляешь, Аня выгоняет Мишку! Говорит, что это мои проблемы!
Дима посмотрел на меня умоляющим взглядом. «Ну пожалуйста, ещё денёк», — было написано на его лице. И я снова сдалась.
Так прошёл третий день моего отпуска. И четвёртый. И пятый. Каждый вечер повторялся один и тот же сценарий. Ксения приезжала поздно, благодарила на бегу и сообщала, что завтра привезёт Мишу снова, потому что она «всё ещё в поиске». Мой отпуск превратился в бесплатный детский сад на дому. Я была вымотана физически и морально. Я злилась на Ксению за её наглость, на Диму за его бесхребетность, и на себя за свою слабость.
В конце первой недели я поняла, что так больше продолжаться не может. Мой долгожданный отдых сгорал впустую. Я превратилась в бесплатную няньку, чьи собственные потребности и желания никого не волновали. Вечером, когда Дима вернулся с работы, я устроила ему скандал.
— Всё, Дима! Хватит! — заявила я. — Завтра ты сам поговоришь со своей сестрой и скажешь ей, что этот цирк окончен. Я в отпуске. Я хочу отдыхать, а не работать аниматором!
Дима, видя моё состояние, испугался и пообещал, что всё уладит.
На следующее утро он сам открыл дверь Ксении. Я слышала из комнаты, как он что-то мямлил ей про то, что мне нужно отдохнуть. В ответ донёсся возмущённый голос золовки. А через пять минут Дима вошёл ко мне в спальню с виноватым видом.
— Ань, она просит ещё недельку. Всего одну. У неё там правда завал на работе. Она обещала, что это последняя.
— Нет, — отрезала я. — Никаких «неделек».
И тут в комнату, без стука, вошла сама Ксения. Вид у неё был оскорблённый и агрессивный.
— Я не понимаю, в чём проблема, Анна? — начала она с наездом. — Я же не прошу тебя вагоны разгружать. Посидеть с родным племянником — это такая непосильная задача?
— Ксения, я хочу отдохнуть, — повторила я, чувствуя, как во мне закипает злость. — У меня был очень тяжёлый год.
— Ой, не надо мне рассказывать про твой тяжёлый год! — усмехнулась она. — Сидишь в своём тёплом офисе, бумажки перебираешь. А я одна ребёнка ращу, на двух работах вкалываю! И не ною!
Её слова были так несправедливы, что у меня перехватило дыхание.
— Если ты не хочешь помогать, так и скажи! — продолжала она. — Скажи: «Ксения, я эгоистка, и мне плевать на проблемы моей семьи». А не прикрывайся своей выдуманной усталостью.
Я молчала, потому что не знала, что ответить на такую наглость. И тогда она, видимо, решив, что моё молчание — знак согласия, произнесла фразу, которая стала для меня последней каплей. Она сказала это не как просьбу, а как констатацию факта, как приказ.
— Ну раз не говоришь, значит, я буду оставлять у вас своего ребенка каждое утро по дороге на работу. Вам же несложно, вы всё равно в отпуске дома сидите.
Она произнесла это и, довольная собой, повернулась к Диме.
— Вот и договорились. Димочка, проследи, чтобы он поел кашу.
И в этот момент во мне что-то взорвалось. Вся моя накопленная усталость, вся обида, всё моё унижение превратились в холодную, спокойную ярость.
— Нет, Ксения, — сказала я так тихо, что они оба вздрогнули. — Ты не будешь оставлять у нас своего ребёнка. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда.
Ксения опешила.
— То есть как это?
— А вот так, — я встала с кровати и подошла к ней вплотную. — Мой отпуск предназначен для моего отдыха. А не для решения твоих проблем, которые ты создаёшь себе сама из-за своей неорганизованности. Твой ребёнок — это твоя ответственность. И если ты не можешь её нести, это не значит, что ты можешь переложить её на мои плечи.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула она. — Дима, ты слышишь, что она говорит?
Дима растерянно переводил взгляд с меня на сестру.
— Аня, может, не надо так резко…
— Надо, Дима. Надо, — я посмотрела на своего мужа, и в моём взгляде было столько разочарования, что он поёжился. — Потому что если ты не можешь защитить свою жену и её право на отдых от своей сестры, то это придётся сделать мне самой.
Я повернулась к Ксении.
— У тебя есть десять минут, чтобы забрать своего сына и покинуть мою квартиру. И чтобы я тебя здесь не видела до тех пор, пока не научишься уважать чужое время и чужие границы.
Это был ультиматум. Ксения побагровела от злости. Она начала кричать, что я бессердечная эгоистка, что она пожалуется маме, что она ноги моей больше в их семье не будет.
— Отлично, — сказала я. — Меня это устраивает. Время пошло.
Она поняла, что я не шучу. Она вылетела из спальни, схватила ошарашенного Мишку, который ничего не понимал, и через пять минут за ними хлопнула входная дверь.
Мы остались с Димой одни в оглушительной тишине.
— Ну, ты довольна? — сказал он наконец. — Ты разрушила отношения с моей семьёй.
— Нет, Дима, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Это ты позволил своей семье разрушить мой отпуск и моё душевное равновесие. Это ты не смог сказать «нет» своей сестре, и мне пришлось сделать это за тебя. Так что теперь это наши общие проблемы.
Я ушла на балкон, взяла свою книгу и попыталась читать. Но строчки расплывались перед глазами. Мой рай был разрушен. Но на его руинах я впервые почувствовала не слабость, а силу.
Следующие несколько дней были кошмаром. Мне звонила свекровь, кричала в трубку, что я неблагодарная тварь и что я настроила брата против сестры. Ксения писала мне гневные сообщения, полные оскорблений. Дима ходил по дому мрачный и молчал. Он был обижен на меня за то, что я поставила его в такое положение. Он не понимал, что в это положение он загнал себя сам своей бесхарактерностью.
Я не отвечала на звонки и сообщения. Я просто жила своей жизнью. Я читала, гуляла, сажала свои розы. Я пыталась собрать по кусочкам свой украденный отпуск.
Через неделю Дима не выдержал. Он пришёл ко мне на балкон, сел рядом.
— Прости меня, — сказал он тихо.
Я молчала.
— Я был неправ, — продолжил он. — Я должен был сразу её остановить. Я просто… я привык, что она всегда такая. А я должен её спасать. Но я не подумал о тебе. Я не подумал, каково тебе. Прости.
Его извинения были искренними. Я видела, что ему действительно стыдно.
— Хорошо, — сказала я. — Я тебя прощаю. Но, Дима, пойми. Так больше не будет. Я не позволю ни твоей сестре, ни твоей маме, ни кому-либо ещё превращать нашу семью в площадку для решения их проблем. Наш дом — это наша крепость. И мы должны защищать её вместе. Если ты не готов — то нам не по пути.
Это был мой ультиматум ему. И он его понял.
Наши отношения с его семьёй так и не наладились. Ксения со мной не разговаривает. Свекровь общается сквозь зубы. Но мне всё равно. Я отвоевала своё право на личное пространство.
Остаток отпуска я провела в тишине. Это была уже другая тишина. Не блаженная, а завоёванная. И от этого она была ещё более ценной. Я дочитала свою книгу, посадила свои розы. Я отдохнула. И я поняла одну важную вещь. Иногда, чтобы обрести покой, нужно пройти через бурю. И самое главное в этой буре — не бояться. Не бояться быть неудобной, не бояться быть «плохой» для других. Потому что твоё собственное душевное равновесие дороже всех семейных уз, построенных на манипуляциях и неуважении.