Дверной звонок прозвучал так настойчиво и резко, будто кто-то очень торопился или очень сердился. Я отложил книгу, лениво потянулся и побрел открывать, гадая, кто это мог быть в субботу после обеда.
За дверью стояла она. Моя старшая сестра Катя. За ее спиной валялся огромный, набитый до отказа чемодан, а в руках она сжимала сумку с ноутбуком. Щеки ее были раскраснены от ветра, а в глазах стояла та самая смесь решимости и паники, которую я знал с детства.
— Привет, — только и успел я выдохнуть.
Она, не сказав ни слова, протолкнула чемодан в прихожую, сняла куртку и повесила ее на вешалку с таким видом, будто только что вернулась с работы. Потом повернулась ко мне, уперла руки в боки и окинула квартиру властным взглядом хозяина, проверяющего свои владения.
— Ну, что? — спросила она, и в голосе ее зазвучали знакомые нотки командира. — А где моя комната? Я буду с вами жить!
Вопрос повис в воздухе, тяжелый и неожиданный, как ее чемодан посреди моего аккуратного коридора. Я замер с открытым ртом, пытаясь сообразить, не сплю ли я. Мы с Катей были очень близки, но последние пять лет она жила в другом городе с парнем, строила карьеру и свою жизнь. Ее визиты всегда были яркими, но короткими праздниками.
— Ты… что? — наконец выдавил я. — Надолго?
— Насовсем! — объявила она и, увидев мое окаменелое лицо, наконец смягчилась. Ее плечи опустились, решимость в глазах сменилась усталостью. — Сережа, мы расстались. Вчера. А сегодня утром я поняла, что оставаться в той квартире, в том городе просто не могу. Села в первую электричку и приехала. Мне некуда больше ехать.
И тут до меня все наконец дошло. Вся ее бравада — это просто щит. За ним скрывалась моя сестра, которая в двенадцать лет защищала меня от дворовых собак, а в тридцать три примчалась ко мне, единственному близкому человеку, потому что ее мир рухнул.
Я молча подошел, обнял ее за плечи. Она на секунду напряглась, а потом обхватила меня и спрятала лицо в моем плече, как в детстве, когда она плакала из-за двоек по математике.
— Конечно, будешь жить, — тихо сказал я. — Комната… Комната вот эта, гостевая. Просто я ее под кабинет приспособил. Но мы сейчас все уберем, постелим свежее белье.
Я подхватил ее неподъемный чемодан и поволок его через порог. Он был набит не просто вещами — он был набит обломками ее прошлой жизни, которую она бросила позади, чтобы начать все заново. Здесь, у меня.
Катя прошла за мной, осмотрела небольшую, но уютную комнату с диваном у окна.
— Идеально, — прошептала она. — Спасибо, что не спросил лишнего.
— Все спрошу потом, — улыбнулся я. — Сначала чай. С печеньем. Как ты любишь.
Пока я хлопотал на кухне, она разбирала вещи. Стук посуды, шуршание пакетов, шаги — в моей тихой квартире вдруг стало шумно и по-домашнему живо. И я понял, что ее неожиданное заявление «Я буду с вами жить!» было не вторжением, а возвращением. Возвращением сестры домой. И это было самое правильное, что могло произойти.
Чай заваривал крепкий, с бергамотом, именно такой, какой она всегда любила. Аромат наполнил кухню, смешался с запахом свежего печенья, которое я почему-то всегда держал про запас. Наверное, подсознательно ждал, что она однажды появится вот так, без предупреждения.
Катя вышла из комнаты, уже в домашних растоптанных тапках и с резинкой для волос на запястье. Она смотрела куда-то мимо меня, в окно, за которым медленно сгущались осенние сумерки.
— Рассказывай? — осторожно спросил я, ставя перед ней кружку.
Она тяжело вздохнула, обхватив горячую porcelain кружку руками, будто пытаясь согреть ладони. —Да нечего рассказывать, Сереж. Все банально. Оказалось, что мы совсем разные люди. Что его планы на жизнь не включают никого, кроме него самого. Просто я слишком долго отказывалась это видеть.
Она говорила ровно, без слез, но по тому, как напряжено сидели ее плечи, я понимал, какая буря бушевала у нее внутри. Катя всегда была сильной. Слезы были не для чужих, даже для меня.
— А работа? — спросил я. —Уволюсь. Удаленно доделаю все проекты и уволюсь. Не могу я там больше. Все напоминает.
Я просто кивнул. Спрашивать «что будешь делать?» сейчас было бы бессмысленно и жестоко. Сейчас нужно было просто быть рядом. Дать ей понять, что этот дом, эта квартира — то место, где можно переждать любой шторм.
— Ладно, — она вдруг отпила чай и решительно тряхнула головой. — Хватит о грустном. Что у тебя тут вообще происходит? Как работа? Девушки хоть есть? Или ты все так же в своих книгах и в одиночестве живешь?
Я засмеялся. Все было как в детстве: ее мир рухнул, а она первым делом пыталась взять под опеку меня. —Работа есть. Девушек нет. Книги на месте. А одиночество, — я сделал паузу и улыбнулся, — только что закончилось.
Мы просидели за разговорами до глубокой ночи. Сначала она расспрашивала обо мне, потом постепенно, по крупицам, начала рассказывать сама. Не о конце, а о начале их отношений, о хороших моментах, о том, что все же было не зря. Это был важный разговор — не для жалоб, а для того, чтобы собрать себя по кусочкам.
Наконец, мы разошлись по комнатам. Я долго ворочался, прислушиваясь к непривычным звукам в квартире: скрипнула дверь, побежала вода в кране, потом тишина. И от этой тишины было не одиноко, а спокойно.
Утром я проснулся от запаха кофе. Вышел на кухню и замер в дверях. Катя, уже собранная и бодрая, на моей маленькой кухне орудовала сковородкой. На столе стояла тарелка с идеальными глазуньями.
— Вставай, соня! — бросила она мне через плечо. — Я тут планы на день строю. Мне нужно занести документы в пару мест, купить продуктов, твой холодильник пуст, как космос. А потом, — она повернулась, и в ее глазах я снова увидел ту самую, настоящую Катю, — потом поможешь мне переставить мебель в моей комнате. Надо же как-то обустраиваться.
«Моей комнате». Эти слова прозвучали так естественно, будто так и было всегда.
— Конечно, — сказал я, садясь за стол. — Распоряжайся.
И пока я ел самую вкусную за долгое время яичницу, я понимал, что ее неожиданное появление — это не конец чьей-то истории. Это самое настоящее начало нашей новой.
Неделя пролетела в сумасшедшем ритме, подчиненном энергии Кати. Она действительно забрала документы с работы, съездила в свой старый город за оставшимися вещами и с каким-то исступлением взялась обустраивать «свою» комнату. Мы переставили диван, купили новый торшер, а на стене появилась ее старая картина — абстракция в синих тонах, которую она написала еще в институте.
По вечерам мы пили чай и смотрели старые фильмы. Сначала мы говорили много, потом все меньше. Постепенно острая боль в ее глазах притупилась, сменилась задумчивостью, а потом и интересом к чему-то новому. Она записалась на онлайн-курсы, начала удаленно консультировать и потихоньку строить собственный бизнес. Я видел, как в ней просыпается ее стальная деловая хватка, только теперь направленная на себя саму.
Как-то раз, вернувшись с работы, я не услышал привычного стука клавиатуры из ее комнаты. Заглянул внутрь. Катя сидела на подоконнике, смотрела на закат и улыбалась. Не той показной, бравурной улыбкой, с которой она появилась на пороге, а спокойной, настоящей.
— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь, — я тут подумала. Я приехала к тебе, потому что мне некуда было бежать. Мне казалось, что мой мир рухнул. А оказалось, я просто вернулась домой. Чтобы построить новый. Спасибо, что не спрашивал лишнего тогда и просто пустил меня.
— Да брось, — отмахнулся я. — Мы же родные. Для этого мы и есть.
Она повернулась ко мне, и в ее глазах я увидел не боль прошлого и не uncertainty будущего, а твердую почву под ногами.
— Я сняла квартиру. Неподалеку. Выхожу на работу в новый офис, нужно быть ближе к центру.
Я кивнул. Не было ни удивления, ни обиды. Так и должно было случиться. Она приехала, чтобы отдышаться и снова найти свои силы. И она нашла.
— Когда съезжаешь? —В выходные. Поможешь перевезти пару коробок? —Обязательно, — улыбнулся я.
В субботу мы погрузили ее вещи в такси. Чемодан, тот самый, с которым она появилась, стоял в прихожей, но теперь он был не символом бегства, а просто вещью.
Катя окинула взглядом свою комнату — теперь снова мою гостевую. Она была чистой, уютной и… пустой. —Все, я свободна, — выдохнула она и обняла меня. — Спасибо за все, братик.
— Не за что, сестренка. Ты знаешь, где твой дом.
Она уехала. В квартире снова стало тихо. Но это была уже не та тишина, что была до ее приезда. Она была наполнена ее энергией, ее смехом, который еще звенел в стенах, и ее решимостью, которой она зарядила и меня. Она пришла в панике с вопросом «Где моя комната?», а ушла, точно зная, где ее место в мире.
Я зашел в опустевшую комнату. На прикроватной тумбочке лежала та самая картина в синих тонах. «Оставь на память.Чтобы ты не забыл, что у тебя есть своя комната у меня. Приходи в гости!» — было написано на клочке бумаги.
Я повесил картину в гостиной. Она идеально вписалась в интерьер. Теперь это был не просто мой дом. Это было место, куда всегда можно было вернуться. Для нас обоих.