Найти в Дзене
Истории судьбы

Муж скрывал дочь 25 лет, а потом устроил её ко мне на работу.

— Коллеги, знакомьтесь — это наша новая надежда и будущий гений оформления, Светлана. С сегодняшнего дня она наш дизайнер. Уверена, её свежий взгляд и креативность подарят нам не один победоносный проект.

Ирина Витальевна жестом пригласила вперёд стройную темноволосую девушку. Та с лёгкой, немного смущённой улыбкой кивнула собравшимся. Утреннее солнце, игравшее в панорамных окнах офиса, золотило её волосы, и Ирина вдруг поймала себя на мысли, что новая сотрудница кажется ей удивительно знакомой. «Показалось, — отмахнулась она про себя. — Усталость».

Вечером дома пахло её фирменным соусом болоньезе и свежими цветами. Ирина зажгла свечи. Они с Виктором всегда отмечали этот день — двадцать пять лет с той самой случайной встречи в институтской библиотеке.

— Помнишь, как ты тогда перепутал полки и вместо учебника по сопромату сунул мне сборник японских хокку? — рассмеялась она, наполняя бокалы.

Виктор улыбнулся своей обезоруживающей, чуть смущённой улыбкой, от которой у Ирины до сих пор ёкало сердце.

— Как же забыть. Ты посмотрела на меня так, будто я предложил полететь на Марс. А потом сама прочла наизусть полстраницы.

Он протянул ей маленькую бархатную коробочку. В ней лежали изящные серьги с сапфирами — её любимыми камнями.

— С годовщиной, Иришка. Спасибо тебе за всё. За каждый наш день.

Они чокнулись бокалами. Виктор был чуть задумчивее обычного, но Ирина списала это на усталость. Он много работал над новым проектом. Она смотрела на него — своего статного, седеющего витязя — и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Их брак был её крепостью, выстроенной за три десятилетия.

Светлана влилась в коллектив на удивление быстро. Её проекты оформления для корпоративов и свадеб были действительно блестящими. Клиенты неизменно хвалили её внимание к деталям. Ирина всё больше проникалась к ней симпатией. Девушка была скромной, но не зажатой, уверенной в себе, но не самонадеянной.

Как-то раз они задержались вдвоём, обсуждая макет для банковского приёма.

— Мне кажется, здесь лучше использовать не холодный синий, а более глубокий, ультрамариновый оттенок, — показывала Светлана на экране. — Он добавит солидности, но не будет выглядеть казённо.

— Вы абсолютно правы, — с искренним одобрением кивнула Ирина. — Чувство цвета у вас потрясающее.

— Спасибо. Это, наверное, от мамы. Она художница. Правда, сейчас уже почти не рисует — здоровье не позволяет.

В голосе Светланы прозвучала лёгкая, привычная грусть. Ирина налила ей чаю из своего термоса.

— Вы из другого города? — поинтересовалась она.

— Да, я недавно переехала. Мама осталась там. Ей тяжело дались бы перемены... Да и мне нужно было начинать строить карьеру. Здесь больше возможностей.

Ирина кивнула. Разговор зашёл о другом, но где-то на задворках сознания защемило: «Отец? Почему она не упомянула отца?». Мысль промелькнула и утонула в потоке рабочих вопросов.

Настал день большого корпоратива по случаю удачного завершения полугодового проекта. Офис наполнился гомоном голосов, музыкой, смехом. Ирина, как радушная хозяйка, обходила гостей. Внезапно она услышала знакомый переливчатый, очень искренний смех. Обернулась. Светлана, окружённая коллегами, о чём-то весело рассказывала. И снова она заливисто рассмеялась — громко, заразительно, по-девичьи.

Ирину будто током ударило.

Этот смех. Таким же молодым, беззаботным смехом заливался когда-то Виктор, когда они, студенты, бежали под проливным дождём по улицам города. Таким же смехом он хохотал, играя с их маленькой дочкой. Уникальный, ни на чей не похожий смех.

Кровь отхлынула от лица. Беспричинная, животная тревога сжала горло. Она отошла к окну, сделала глоток воды. «Вздор. Паранойя. Устала».

Вечером, лёжа в постели, она вскользь бросила:

— Представляешь, у нас новая дизайнер, Светлана, так смеётся — прямо как ты в молодости. Прямо один в один.

Виктор, читавший книгу, замер. Рука с листами опустилась. Он не ответил сразу. Повисла тяжёлая, гулкая пауза.

— Ну, бывает, — наконец проговорил он, слишком быстро и неестественно бодро. — У всех людей, в конце концов, всего несколько типов смеха. Слушай, ты не видела мой зарядник?

Он перевернул подушку, заглянул в тумбочку. Тема была исчерпана. Но его реакция — резкая, уклончивая — была не похожа на него. Спокойного, уравновешенного Виктора. Тревога Ирины из беспричинной превратилась в навязчивую.

На следующий день была суббота. Виктор уехал на стройплощадку. Ирина осталась одна. Необъяснимое беспокойство гнало её из комнаты в комнату. Вдруг взгляд упал на дверь в маленькую комнату на втором этаже, которую они использовали как кладовку. Там, в старых коробках, хранились воспоминания их молодости.

Она поднялась наверх. Пыльные коробки, запах старой бумаги. Она почти машинально открыла одну из них — с надписью «Витя, институт». Старые конспекты, билеты в кино, фотографии. Юный Виктор с друзьями, Виктор в аудитории... И вот он — один, на фоне цветущих яблонь. Его рука обнимает хрупкую темноволосую девушку. Они смотрят друг на друга с такой нежностью, что Ирине, спустя тридцать лет, стало физически больно.

Она перевернула карточку. Стройный, женский почерк: «Лена, апрель 2000 года. Люблю навсегда».

«Люблю навсегда». Рука задрожала. Она вгляделась в лицо девушки. Высокие скулы, разрез глаз, форма губ... Она знала это лицо. Она видела его каждый день последние две недели. Это было лицо Светланы. Только моложе.

Мир рухнул. Опору, на которой держалась вся её жизнь, выбили одним ударом. Она сидела на холодном полу среди пыльных коробок, сжимая в руках доказательство того, что её идеальный брак был прекрасной иллюзией.

Она не помнила, как дожила до понедельника. В офисе она машинально выполняла свои обязанности, не видя и не слыша ничего вокруг. Она наблюдала за Светланой. За её жестами, манерой поправлять волосы. И в каждом движении угадывала черты Виктора. Это было невыносимо.

Однажды у кофемата их пути пересеклись.

— Ирина Витальевна, доброе утро. Как выходные? — вежливо поинтересовалась Светлана.

— Спасибо, нормально, — голос звучал чужим. — А вы?

— Замечательно. Ходила в новый парк на окраине. Вы знаете, — девушка задумчиво улыбнулась, — а вы мне кого-то всё время напоминаете. Не могу понять, кого. Может, кого-то из детства. Лицо очень знакомое.

Для Ирины это прозвучало как приговор. Как последнее, не нужное уже доказательство.

Она не стала ничего выяснять. Ждала. Ждала, когда Виктор вернётся с работы. Она положила ту самую фотографию на журнальный столик в гостиной и села напротив, в кресло. Сердце стучало где-то в горле.

Ключ повернулся в замке. Виктор вошёл, устало снял пальто.

— Привет, Ир... — он замолк, увидев её лицо. А потом его взгляд упал на столик. Всё его спокойствие, вся его солидность разом испарились. Он побледнел и медленно, словно против воли, опустился на диван напротив. Он не задавал глупых вопросов. Он просто сидел, опустив голову, и молчал.

— Ну что, Виктор? — тихо спросила Ирина. Её собственный голос казался ей хриплым и чужим. — Двадцать пять лет ты носил это в себе?

Он поднял на неё глаза. В них была мука и бесконечная усталость.

— Я не знал, Ира. Клянусь тебе, я не знал, что она беременна. Мы расстались... ты знаешь, та первая любовь. Я уезжал, она оставалась. Узнал я о Свете только несколько лет назад. Её мать... Лена... тяжело заболела. Она написала мне. Попросила помощи.

Он говорил монотонно, глядя в одну точку на ковре.

— Мы встретились. Света... она не хотела ничего разрушать. Она сказала, что просто хотела знать, какой он, её отец. Я помогал им деньгами. Иногда встречался с ней. Тайком. Боялся, что если скажу тебе... ты не поймёшь. Ты не простишь. А недавно она переехала в город. Искала работу. Я... я знал, что ты ищешь дизайнера. И я... я подумал, что так я смогу быть хоть немного рядом. Наблюдать. Помогать ей незаметно. Это была глупость. Трусость.

Ирина слушала, и каждая его фраза вонзалась в сердце как нож. Не сам факт существования дочери — с прошлым не поспоришь. А годы лжи. Двойная жизнь. Тайные встречи. И самый чудовищный, необъяснимый поступок — привести эту девушку в ЕЁ компанию, в ЕЁ мир.

— Выйди, — прошептала она. — Выйди, пожалуйста. Сейчас же.

Он попытался что-то сказать, но увидел её лицо и, понурившись, вышел из комнаты.

Ирина не кричала, не рыдала. Она сидела в тишине, и внутри у неё всё рушилось. Её идеальный брак, её доверие, её уверенность в завтрашнем дне — всё обратилось в пыль. Она пробыла так всю ночь.

Утром она собрала вещи в чемодан, не обращая внимания на умоляющие взгляды Виктора, и уехала на дачу. Ей нужно было остаться одной. Свою боль, своё унижение, свой гнев она не могла и не хотела ни с кем делить.

Прошла неделя. Она не отвечала на звонки Виктора, выключила рабочий телефон. Однажды вечером, сидя на веранде и глядя на опустевший сад, она услышала скрип калитки. По дорожке к дому шла Светлана.

Ирина не удивилась. Казалось, она уже не способна удивляться чему-либо.

— Здравствуйте, Ирина Витальевна. Можно мне на минутку?

— Входите.

Девушка стояла на пороге, не решаясь шагнуть дальше.

— Я пришла не оправдываться. И не просить за него. Я пришла извиниться перед вами. Я не хотела причинять вам боль. Никогда.

— Но причинили, — холодно сказала Ирина. — Ваше присутствие в моей фирме... это было жестоко.

— Я знаю. Я не сразу поняла, кто вы. А когда поняла... мне стало страшно. Я хотела уйти. Но он... Виктор Сергеевич... уговорил меня остаться. Сказал, что вы никогда не узнаете. — Светлана сделала шаг вперёд. — Вы имеете право меня ненавидеть. Но, пожалуйста, не ненавидьте его за это. Он... он хороший человек. Он просто очень боялся вас потерять. Всю жизнь боялся.

Ирина смотрела на эту девочку — дочь своего мужа — и не знала, что чувствовать. Ненависть? Жалость? Пустота внутри была таким всепоглощающим, что не оставалось места ни для чего другого.

— Как ваша мать? — вдруг спросила она.

Светлана вздрогнула.

— Её не стало полгода назад. Поэтому я и переехала.

Вот оно. Последний пазл. Ирина представила эту молодую женщину: потеряла мать, приехала в незнакомый город с тайной, которую нельзя раскрыть, к отцу, который боится её признать. И впервые за эти недели её собственная боль немного отступила, уступив место другому чувству — сложному, горькому, но не такому разрушительному.

— Я не буду вас увольнять, Светлана, — тихо сказала Ирина. — Вы талантливый специалист. И вы... не виноваты в выборе своего отца. Но наши отношения — только рабочие. Я — ваш руководитель. Вы — мой сотрудник. И точка. Никаких других связей между нами не будет. Это понятно?

Светлана молча кивнула. В её глазах стояли слёзы, но она не позволяла им пролиться.

— Понятно. Спасибо. Ещё раз простите меня.

Она развернулась и ушла. Ирина смотрела ей вслед, пока та не скрылась за калиткой.

Она вернулась в город через несколько дней. Разговор с Виктором был долгим, тяжёлым и безрадостным. Они не кричали. Говорили тихо, устало. Она сказала, что не готова его простить. Что доверие разрушено. Но она готова попытаться. Попытаться построить что-то новое на руинах старого. Без иллюзий. Без лжи.

Он согласился на любые её условия.

Поздним вечером Ирина сидела одна в своём кабинете. За окном горел огнями город. На столе перед ней стояло их с Виктором старое фото — счастливые, молодые, полные надежд. Она взяла его в руки, посмотрела внимательно. Эти лица больше не казались ей идеальными. Но теперь они казались ей настоящими.

Она поставила фоторамку обратно. Её жизнь не была больше картинкой из глянцевого журнала. Она была сложной, запутанной, местами надломленной. Но это была ЕЁ жизнь. И она принимала её — всю, без прикрас. Со всеми её тенями и первым цветком, что расцвёл так давно и отбросил свою длинную тень на всё настоящее.

Подпишитесь, будет интересно!

Вам могут понравиться: