Она окликнула их привычной, давно заученной фразой.
— Девочки, погадать не хотите? Всю правду о будущем расскажу.
Зоя и Света захихикали и ускорили шаг. Цыганку эту они знали уже давно. Полная и неповоротливая, она находилась на своем обычном посту около торговых палаток. Подобно проржавевшим витринам киоска, а также вечному хаосу и пыли, эта гадалка являлась неотъемлемым компонентом небольшого базарчика их района. Она продолжала смотреть на девочек своими усталыми, глубокими глазами цвета древесной смолы. Вдруг одна из девчонок, смешливая и конопатая Света, обернулась как по наитию. Цыганка тут же вяло улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой.
Света резко остановилась.
— Слушай, а почему бы и нет, пусть попробует предсказать. Любопытно же! Она же девчонкам из нашего двора гадала...
— Да она только врать умеет! — фыркнула Зоя. — У меня нет желания слушать эти сказки венского леса. Да и денег у меня с собой нет.
— Я заплачу за нас обеих! — Света уже тянула подругу за рукав по направлению к гадалке.
— Сколько возьмете за нас двоих?
— Сколько не жалко, красавица, — проявила некоторую оживленность цыганка.
Света вручила ей пятьдесят рублей, и гадалка моментально скрыла купюру в кармане. Девочка протянула ей свою ладонь. Гадалка ухватила ее за пальцы, внимательно изучила линии на руке и объявила, что Свету ждет жизнь, полная белой одежды, и чтобы она не торопилась выйти замуж до двадцати пяти лет, иначе ее ждут несчастья.
С сомнением Зоя протянула свою руку ворожее, разглядывая бесчисленное множество безделушек и украшений на ее массивной шее, скрытой вторым подбородком. Взглянув на ладонь Зои, цыганка неожиданно отшатнулась, ухватившись другой рукой за грудь. «Ну и драматизирует...» — мелькнуло у Зои в голове, однако она все же почувствовала легкую дрожь беспокойства. Нахмурив брови, гадалка вновь склонилась над рукой девочки.
— Ну и что там? Когда наша Зойка под венец пойдет? — с нетерпением поинтересовалась Света и с усмешкой взглянула на подругу.
С досадой покачав головой, цыганка произнесла:
— В машину синего цвета не садись. А если усядешься — уже не поднимешься.
Зоя прижала ладонь к себе, будто гадалка собиралась ее отобрать и попятилась. Что бы это могло значить? Она умрёт в синей машине? Девочке немедленно захотелось оказаться дома. Ее охватило тягостное, тошнотворное чувство, и в одно мгновение ей начало казаться, будто весь свет ополчился против нее. А виновата во всем эта выскочка Светка! Вечно ей не сидится на месте. Словно в подтверждение нахлынувшим смутным опасениям, позади раздался низкий голос цыганки:
— Эй, девочка! Ты, светленькая! Сколько тебе годиков-то?
— Двенадцать, — ответила Зоя.
Цыганка вновь покачала головой и цокнула языком.
Дни текли своей чередой, и в жизни Зои не случалось ничего ужасного. Постепенно ей стало казаться, что та история с гаданием просто привиделась ей во сне, и она окончательно перестала об этом вспоминать. Садиться в машины синего цвета ей тоже никто никогда не предлагал.
***
Прошло немного лет. В соседнем селе уже давно умолкла музыка клуба, однако компания молодых людей все не могла отправиться по домам. Хотя голова у Зои и была затуманена алкоголем, она все же понимала, что на этот раз терпение бабушки, у которой она гостила каждое лето, лопнет, и на следующую дискотеку ее точно не пустят.
— Ребят, ну серьезно, давайте уже поедем! Бабуля меня просто убьет...
Наиболее трезвым в их компании оказался Ваня, ему и выпала роль водителя. Выглядел он откровенно плохо, будто его вот-вот начнет тошнить. Зеленые «Жигули» лениво мигнули фарами и, тяжело вздохнув от набившегося внутрь народа, тронулись в путь. Зоя, как подруга Кости, которому на восемнадцатилетие родители презентовали эти самые старые «Жигули», расположилась на почетном переднем сиденье.
Узкая дорога между селами извивалась змейкой, и автомобиль двигался по ней неуверенно. Шестнадцатилетний Ваня был не самым умелым шофером, но парни постарше едва держались на ногах. Глупые и пошлые шутки, громкий хохот... Все были пьяны, и рискованные маневры машины воспринимались как забавный аттракцион, от которого слегка щекотало под ложечкой.
— Ну как вам мое корыто? Здорово отец его отремонтировал? — поинтересовался Костя.
— Прям как с завода!
— Ага... А была ведь ржавой синей развалюхой.
В одном из темных уголков памяти Зои вспыхнул тусклый огонек. Словно в огромном зале, погруженном во тьму, в самом дальнем его конце чиркнули спичкой...
— Какого, говоришь, она была раньше цвета? — с замершим внутри сердцем переспросила Зоя.—
— Синего, Зой, а что?
И в этот момент Ваня, прямо как в кино, резко наклонился к рычагу коробки передач — его начало рвать. Зоя с визгом отпрянула от него, вжимаясь в дверь. Ваня в судорожном припадке выпустил руль и непроизвольно ударил по педали газа. Автомобиль рванул вперед и резко дернулся в сторону, все дико закричали...
Последнее, что успела увидеть Зоя — это ярко освещенное фарами дерево прямо перед собой. И сразу же за этим последовал ужасающий скрежет разрываемого металла и хруст разбивающегося стекла — это Зоя вылетела через лобовое стекло.
***
Куст хризантем бесконечно дробился и двоился в ее глазах. Сфокусировать взгляд было невыполнимой задачей. Но ей отчаянно хотелось разглядеть их вблизи. Она это помнила! Помнила, как обожала этот горьковато-пряный, насыщенный аромат осенних цветов. Ей до слез захотелось вдохнуть его полной грудью. «Ы-ы-ы-ы!..» — с трудом выдавила из себя Зоя, и мама, катившая коляску, наконец, заметила ее попытку что-то сказать.
— Что такое, доченька? Цветочек хочешь? Понюхать хочешь?
Зоя в ответ заморгала, слабо кивнув головой. Женщина украдкой огляделась по сторонам, выискивая среди редких прохожих сотрудников больницы. Вроде бы никого не было. Она наклонилась к пышному кусту и сорвала один оранжевый цветок, отливавший у сердцевины густым багрянцем.
— Вот, держи, — с нежной улыбкой обратилась она к бледному, осунувшемуся личику дочери и поднесла хризантему к ее носу. Яркий, пряный запах осени щекочущей волной хлынул в ноздри Зои. Неловким, деревянным движением она потянулась к цветку правой рукой, и мать вложила стебель в ее скрюченные, плохо слушающиеся пальцы.
На лице Зои расплылась неуверенная, кривоватая улыбка — из глубин памяти всплыл давно забытый день: такая же золотая осень, она, маленькая первоклассница, стоит с подружкой у клумбы с пышными астрами под окнами своей пятиэтажки и собирает в спичечный коробок неповоротливых увальней-«барабанщиков». Так они называли больших, похожих на пчел, но совершенно безобидных насекомых.
На улице Зое все еще было тревожно, но уже без той дикой, всепоглощающей паники и ужаса, которые охватывали ее в первые дни. Мир обрушивался на нее сокрушительной лавиной: навязчивые запахи, оглушающие звуки, безграничное, давящее пространство... Словно она вышла из дома и внезапно обнаружила себя на крошечном плотике посреди бушующего океана.
Четыре месяца она провела в больничных стенах, один из которых — в коме, и лишь недавно ее начали ненадолго вывозить на прогулки. Сегодня приехала мама. Два раза в неделю они с отцом приезжали по очереди. Первое время она их не узнавала, но понемногу сознание начало проясняться.
Ее память хранила лишь обрывочные фрагменты прошлого. Воспоминания возвращались медленно и непредсказуемо, как случайные вспышки света.
— Ну что, пора на процедуры? Поехали? — сказала мама и развернула коляску.
У Зои навернулись слезы. Эти процедуры проходили очень болезненно. «Руки мы восстановим, но все, что ниже пояса — шансов нет» — таков был бесповоротный приговор врачей. Ее руки разрабатывали, вытягивали, на пальцах растягивали застывшие, скрюченные сухожилия. Это было невыносимо больно.
Зоя навсегда осталась прикованной к инвалидному креслу, а впереди ее ждали долгие месяцы мучительной реабилитации, чтобы вернуть хотя бы зрение, речь и подвижность рук. Но пока она еще не успела в полной мере осознать весь масштаб трагедии и цену той роковой ошибки — ее тело и разум все еще пребывали в глубоком шоке. Но горькое осознание неизбежно должно было прийти позже.
***
Прошло еще время. Долгое и мучительное. Зоя уже адаптировалась к жизни дома, с родителями.
Иногда ее навещали знакомые, захаживала подруга Света, у которой уже был ребенок. Малыш разглядывал Зою с пристальным, недетским вниманием, нахмурив светлые, почти белые бровки. Зоя придерживала его за подмышки и заставляла притоптывать на своих коленях: «Топ-топ! Топ-топ!» — приговаривала она. Ей ужасно хотелось увидеть его улыбку. Однако младенец вынашивал другие планы — он потянулся ручонкой и крепко вцепился в волосы Зои цепкими, удивительно сильными пальчиками.
— Ой, Максимка, нельзя так! — бросилась на выручку Света.
Она аккуратно высвободила ее волосы из цепких пальцев малыша и взяла его на руки. Максимка недовольно заерзал.
— Ну, как ты тут? Чем занимаешься днями напролет?
— Да чем мне здесь заниматься? Учусь... самообразование так сказать. Читаю... Пельмени, вот, с мамой вчера лепила.
— Читаешь? Ты же чтение на дух не переносила! Всегда твердила, что это пустая трата времени.
— Это было семь лет назад, Свет. И потом... Теперь я точно знаю, что то, чем мы тогда занимались, и было настоящей тратой жизни.
— А сейчас ты, что, не впустую живешь? — Света бросила беглый, оценивающий взгляд на коляску Зои и ее неподвижные ноги.
Зоя с болью посмотрела на подругу, и та смущенно прикусила язык. Да, в глазах большинства она была бесполезным членом общества, отработанным материалом. Свете, заложнице мирской суеты и навязанных кем-то целей, никогда не понять, что для Зои смысл жизни теперь, ее главная ценность — не в достижении призрачных вершин, не в следовании чужим идеалам. Еще совсем недавно, в самые темные дни депрессии и отчаяния, Зоя и сама так думала, когда ее будущее — то самое, туманное будущее шестнадцатилетней девочки, где она была активна, весела и нужна, — жестоко разбилось на крутом повороте судьбы. Тогда ей казалось, что это конец, и дальше жить просто не было смысла.
Теперь жизнь для Зои — это и есть сама жизнь. Неторопливый, размеренный путь, спокойное течение, по которому она плывет с широко открытыми глазами, находя каждый день маленькое чудо.
Одно ее тревожило — для родителей она обуза. Зоя видела и чувствовала, как сжимались их сердца, когда они смотрели на нее. Ради дочери они продали квартиру и переехали в свой дом, чтобы у нее было больше простора и возможности передвигаться.
— А у меня полный треш! — резко сменила тему Света. — Муженек мой пристрастился к этому самому...
— К выпивке?
— Если бы! — Света тяжело вздохнула. — Все мое золото, что родители дарили, вынес из дома, даже цепочку с меня ночью, во сне, снял. А вчера пришел — зрачки черные, сам не свой! Гонялся за кем-то по квартире... Ой, скорей бы уже на работу в поликлинику выйти!
Зоя молча смотрела на темные, почти фиолетовые круги под глазами подруги. Семейная жизнь у нее была не сахар, а как красиво все начиналось...
— А помнишь, та цыганка ведь говорила тебе, чтобы до двадцати пяти замуж не выходила, — тихо напомнила Зоя. — Получается, она не ошиблась насчет нас обеих.
Света нетерпеливо махнула рукой.
— Ей бы лучше о себе позаботиться! Вижу я ее иногда на рынке, стоит, попрошайничает, как и прежде. Раз она такая прозорливая, почему себе достойную жизнь не устроила?
— Правда? Она все еще там?
Сердце Зои забилось чаще. Какое-то странное, свежее чувство, похожее на надежду, промелькнуло в груди. Почему?
— Ну а куда б она делась? Чем-то кормить свой табор надо. Только попрошайничать они и умеют, — уверенно заявила Света. — Слушай... А я тебя все хотела спросить — что ты видела, когда, ну... в коме была целый месяц?
— Ничего. Во мне просто выключили свет. Полная чернота. Но прямо перед этим я видела того мальчишку, который был с нами в машине — Ваню. Он был за рулем, помнишь. И я видела, как он улетел. Мне очень хотелось последовать за ним, но нам сказали, что лично мне еще рано. И сразу наступила тьма.
Света резко побледнела, но Зоя не заметила этого, ее мысли были заняты цыганкой и непреодолимым желанием увидеть ее снова.
***
Папа достал коляску из машины и помог Зое устроиться в ней.
— Все, я сама дальше, — сказала Зоя и медленно покатилась по знакомой дороге.
Цыганки на привычном месте не было. Там, где Зоя видела ее в последний раз, теперь стоял новый магазин. С тяжелым, упавшим сердцем она решила проехать дальше. Некоторые прохожие с нескрываемым любопытством провожали ее взглядами. «Должно быть, я настоящий урод», — с горечью подумала Зоя.
И вдруг она ее увидела! Та сидела чуть поодаль и уныло щелкала семечки рядом с прилавком, заваленным яркими конфетами. Цыганка стала еще массивнее и рыхлее. Поравнявшись с ней, Зоя не смогла собраться с духом и, не останавливаясь, проехала мимо.
— Эй, красавица! Вернись, погадаю! — лениво, почти без надежды, крикнула ей вслед цыганка.
Зоя замерла, охваченная внезапной волной сильного волнения. Собравшись с духом, она медленно развернула коляску и приблизилась к гадалке. В лице цыганки ничего не дрогнуло — казалось, она не узнала Зою. Девушка молча протянула ей деньги. Цыганка взяла ее руку в свою. Она долго и пристально всматривалась в линии на ладони, то и дело хмуря свои густые брови, а потом сурово подняла на Зою свои тоскливые глаза цвета древесной смолы.
— Эту руку я уже видела очень давно.
Она ждала ответа, но у Зои в горле застрял ком, а глаза наполнились слезами. Она смогла лишь кивнуть.
Цыганка медленно покачала головой, и ее второй подбородок затрясся, как некрепкое желе.
— Что ж ты так, девочка? Почему меня не послушала? Море по колено было, да?
Зоя горько закусила губу. Зря она пришла! Только хуже стало — теперь она будет знать наверняка, что шансов нет. Она собралась уезжать, но цыганка не отпускала ее руку.
— Ты сдалась, — безжалостно констатировала женщина. — Решила, что бороться нет смысла, да?
— Врачи сказали, что шансов нет... — едва слышно прошептала Зоя.
— Много они знают! — фыркнула цыганка и задумалась, вновь покрутила ее ладонь то так, то эдак, перевернула, внимательно всматриваясь в тончайшие линии, словно читая карту неведомой страны. Она молча взяла другую руку Зои, сравнила их, и глубокая складка легла между ее нахмуренных бровей. — Нет, не ошибаюсь... Поезжай к другим. — выдохнула она наконец, и ее голос приобрел неожиданную твердость. — Ищи тех, кто под огромной красной крышей, что прячется в чаще леса. У этого здания огромные окна спереди, как глаза. Они тебе помогут.
Зоя смотрела на нее в полном недоумении, ее мозг отчаянно пытался расшифровать эти загадочные образы. Красная крыша? Глаза-окна? Это звучало как бред.
— Не понимаю... Это что за место? И где?.. Где это? — ее голос дрогнул от отчаяния.
— Ты найдешь.
— Но у меня... у меня нет денег на какие-то особые клиники. Все уже потрачено.
Цыганка покачала головой, и ее многочисленные мониста тихо зашелестели.
— Деньги? Откуда в прошлый раз пришли, оттуда и опять придут. Ищи нить, милая, и терпеливо сматывай ее в клубочек. — Она с неожиданной нежностью сочувственно похлопала Зою по ладони, и в ее тоскливых глазах мелькнула неподдельное участие.
Как в густом, непроглядном тумане, Зоя возвращалась к машине. Слова гадалки звенели в ушах бессмысленным, но навязчивым набором образов. «Красная крыша... четыре глаза... в лесу...». Это была совершенная абракадабра. Мама точно не захочет снова ввязываться в авантюры, и уж тем более не обрадуется звонить тете Ане в Москву, которая была владелицей сети ресторанов, чтобы снова просить о помощи. В тот страшный год после аварии она пожертвовала на Зою целое состояние, и родители тоже вложились как могли - продали квартиру и перебрались в маленький домик. Все сбережения, все силы были отданы врачам, которые разводили руками. Новая, непонятная затея с «красной крышей» будет воспринята как очередной удар сумасшествия.
Вечером того же дня Зоя, не в силах выбросить из головы слова цыганки, включила компьютер. Она чувствовала себя глупо, набирая в поисковике безумные запросы: «реабилитационный центр красная крыша», «лечение в лесу четыре окна», «клиника с глазами-окнами». Поиск выдавал лишь сказочные иллюстрации и описания домов с привидениями.
Отчаяние накатывало с новой силой. И тогда она попробовала иначе. Она закрыла глаза, пытаясь визуализировать образ: большой дом, уединенный, возможно, готический... Красная крыша. Яркая, заметная. А четыре огромных глаза... Окна! Большие, круглые или овальные окна, похожие на глаза. В лесу.
«Реабилитационный центр за городом, архитектура XX века, большое здание, круглые окна».
И среди стандартных фото санаториев и больниц одно изображение заставило ее ойкнуть. Большое кирпичное здание, почти замок, спрятавшееся в гуще хвойного леса. И — алая, яркая, словно новая, черепичная крыша! А по фасаду, симметрично друг другу, четыре огромных круглых окна-иллюминатора, смотрящих на мир словно глаза великана.
Он назывался «Реабилитационный и исследовательский центр «Рассвет». Сайт у него был скромный, без помпезности, и говорилось там не о чудесах, а о «комплексном подходе к нейрореабилитации» и «индивидуальных программах». Он находился в глухом лесном массиве в ста километрах от города.
Зоя позвала маму и молча показала ей на экран. Мама взглянула на горящее надеждой лицо дочери и увидела огонек, который угас много лет назад. Может это и правда их шанс... Вздохнув, она взяла телефон и набрала номер двоюродной сестры.
***
Зоя проснулась на рассвете. Она сидела на своей кровати в реабилитационном центре «Рассвет" и смотрела в окно на медленно светлеющее небо. Зоя находилась здесь уже несколько месяцев. К сожалению, без сподвижек...
А небо за окном было розово-холодным, чистым и удивительно первозданным. И Зое так невыносимо захотелось пройтись босиком по утренней росе, ощутить пятками приятную, щекочущую прохладу и свежесть... Она представила это так ярко, что ей почудилось, будто от этого зашевелились пальцы на ее ногах... Она ощутила бы каждый из них... Ощутила бы... Ощущает. Ощущает? Зоя с удивлением перевела взгляд на свои ступни. Ей показалось, что она это сделала! Или это лишь показалось? Она напрягла все свои силы, всю свою волю... И, не веря своим глазам, увидела, как три средних пальца на ее правой ноге слабо, но явственно шевельнулись.
С той поры началось ее восстановление. Еще прошли годы жизни Зои, о которых автор мало что знает, потому что наши пути разошлись. Но недавно стало известно, что теперь Зоя хоть и плохо, враскачку, но умеет ходить. И нашла для себя занятие - делает на заказ игрушки.