Надежда Николаевна с раннего утра хлопотала по хозяйству. Домик хоть и небольшой, но уютный, и руки у неё к работе тянулись сами: что-то поправить, доделать, украсить. Да и как иначе: столько лет мечтала о собственной даче!
За последние месяцы Надежда Николаевна многое успела. Переклеила обои — выбрала светлые, с мелкими цветочками, как раз под настроение. Окна покрасила в белый цвет, и резные наличники теперь смотрелись нарядно, словно дом ожил. Сегодня настала очередь занавесок. Мягкая ткань струилась в её руках, и Надежда с улыбкой прикидывала, как они будут смотреться в лучах утреннего солнца, когда оно пробивается сквозь листву яблони за окном.
И вдруг тишину нарушил женский голос, звонкий, живой:
— Хозяева, есть кто дома?
Надежда вздрогнула, будто вынырнула из своих мыслей. Оставила занавески на стуле, и пока обувалась на веранде, громко спросила:
— А кто там?
— Новая соседка! — весело откликнулся голос. — Пришла познакомиться!
Надежда Николаевна не удержалась, улыбка сама расцвела на лице. Сердце даже радостно дрогнуло. Соседний дом пустовал уже больше двух лет. Сколько раз она тревожилась — то подростки соберутся там шумной компанией, бутылки поколотят, однажды и вовсе костёр развели. Всё боялась: не приведи Господи, бомжи облюбуют — тогда только беды жди. А теперь, выходит, всё меняется к лучшему: будут соседи, будет порядок!
Она поспешила к калитке, сердце стучало быстрее, чем обычно, в предвкушении знакомства. Но стоило открыть створку — ноги словно приросли к земле.
На пороге стояла женщина, держа в руках блюдо с румяным пирогом. От него тянуло таким густым, домашним ароматом, что слюнки сами подступили. Но взгляд Надежды задержался на лице незнакомки… и всё внутри оборвалось.
Это лицо она узнала сразу. Узнала и будто провалилась в прошлое — туда, куда так не хотела возвращаться.
Перед глазами начали всплывать картины. Время было тогда непростое: в магазинах полки пустые, зарплаты задерживали месяцами, люди вертелись, как могли, искали связи, добывали что угодно, лишь бы прокормить семью.
Но Надежда тогда мало задумывалась о дефиците и общей неустроенности. Она была молодой женой, только-только вышла замуж за соседа Евгения, и казалось, что весь мир теперь окрашен в светлые, радостные тона.
Свадьбу сыграли шумно, весело - с танцами до утра, с гостями, которые пели хором старые песни, пока не рассвело. Все вокруг говорили:
— Какая пара! Красивые, молодые, просто созданы друг для друга!
И Надя тогда верила всей душой — их счастье будет долгим.
Но уже через пару лет что-то надломилось. Евгений стал часто задерживаться на работе.
На её тревожные вопросы отвечал коротко:
— Сейчас всюду сокращения, Надь. Надо держаться зубами, иначе выкинут. А потом что? Где работу найдёшь?
Она слушала, кивала, старалась понять. Времена и впрямь были тяжёлые — не попривередничаешь.
А в выходные у Евгения вдруг появилось новое увлечение — рыбалка. Раньше он даже слышать о ней не хотел: насмешливо фыркал, мол, «сидеть с удочкой на берегу и мёрзнуть, дожидаясь, пока карась соизволит клюнуть? Лучше на диване растянуться с книжкой или газетой». И вдруг его словно подменили: поднимался ранним утром, собирал в рюкзак какие-то удочки, садки, баночки с приманкой — и уходил.
Надежда сначала радовалась: ну и что, что раньше он смеялся над рыбаками? Главное, что теперь у него появилось приличное занятие: не по кабакам шляется, не с приятелями в беседке заседает, а на свежем воздухе, на природе, пусть и без неё.
Только вот возвращался Женя всегда какой-то странный. Лицо напряжённое, взгляд бегает. Иногда приносил домой пару рыбёшек, иногда — вовсе с пустыми руками. «Не клюёт нынче, вода холодная», — бурчал, будто оправдывался.
Вскоре появился ещё один тревожный знак: телефонные звонки по вечерам. Надежда снимала трубку — а там тишина. Слышно только дыхание. Она спрашивала: «Алло? Кто это?» — а в ответ ничего. Трубку бросали. Но если успевал подойти Женя — он отвечал тихим, сдавленным голосом, почти шёпотом, словно боялся, что его услышат. Потом сразу обрывал разговор, отмахивался: «Ошиблись, ерунда». Но в душе у Нади что-то начинало шевелиться, колоть, тревожить.
А однажды, возвращаясь из магазина с авоськой картошки, Надежда встретила Зою, бывшую одноклассницу. Та выглядела так, словно время к ней было особенно милостиво: свежая, ухоженная, с блестящими глазами и ровной походкой. Даже волосы уложены, будто только что из парикмахерской. Надя, уставшая после работы, в простом пальто и с сумкой в руках, невольно подумала: «Ну надо же, как похорошела!» И вслух сказала:
— Зойка, да ты прямо расцвела!
Зоя звонко рассмеялась, подмигнула:
— Так расцвела, что твой муж меня не узнал. Мимо прошёл в воскресенье в гастрономе, даже не поздоровался.
У Нади внутри всё оборвалось. Сердце ухнуло куда-то вниз.
— В каком гастрономе? — осторожно переспросила она.
Зоя назвала местный магазин, тот самый, куда Надежда сама всегда бегала за хлебом и молоком. Но ведь в воскресенье Женя уезжал на рыбалку, вернулся под вечер, весь усталый, и больше из дома не выходил.
— Ты, наверное, обозналась, — пробормотала Надя, чувствуя, как горло пересохло.
— Да нет, — махнула рукой Зоя. — Я его что, плохо знаю? Не перепутаю. Рыбу брал, живую. Я ещё удивилась.
Надежда тогда заставила себя улыбнуться и отмахнуться: «Ну конечно… неудобно же мужику возвращаться без добычи, вот и купил для приличия. Мужская гордость». Успокоила себя и попыталась забыть.
Но через пару дней на глаза попался журнал. Там была статья о том, как мужчины обманывают жён. И среди прочего — история точь-в-точь её случая: уходят якобы «на рыбалку», а на деле проводят время с другой женщиной. А чтобы алиби казалось правдоподобным, покупают живую рыбу в магазине.
Сердце у Надежды упало. Слишком похоже. Слишком.
Она стала ходить сама не своя, прислушивалась к каждому слову Жени, ловила каждое движение. В голове вертелась одна мысль: надо спросить, глядя в глаза. Прямо. Чтобы не отвертелся.
И вот однажды она решилась. В тот день не стала ждать его дома, а вышла к проходной завода, где трудился муж. Встала чуть поодаль, под тенью тополей, словно случайная прохожая. Минуты тянулись мучительно медленно. Рабочие выходили, галдели, смеялись, расходились по домам.
И вот, наконец, знакомая фигура показалась из ворот. Женя.
Но рядом с ним шла женщина. Молодая, яркая, в модном плаще, с аккуратно собранными волосами. Шли под руку, как пара, смеясь и переглядываясь. Женя наклонился к ней, что-то шепнул, она засмеялась звонко.
В глазах у Нади потемнело, земля под ногами качнулась. Она едва не вышла из тени, хотела шагнуть, закричать: «Женя!» Но ноги не послушались. Сами увели её назад, за тополя.
А они тем временем подошли к заводскому общежитию. Женя галантно придержал дверь, женщина вошла первой, он следом. Дверь за ними захлопнулась.
Надежда так и осталась стоять на месте, неподвижная, как будто ноги приросли к земле. Сердце колотилось гулко и больно, ладони вспотели, дыхание сбивалось. Она смотрела на захлопнувшуюся дверь общежития и не верила глазам, не верила, что всё это происходит с ней. Но отрицать было бессмысленно: уж слишком всё было явным.
Она присела на лавочку напротив и просидела так больше часа, не замечая ни прохожих, ни прохладного ветра, что пробирался под пальто. Просто смотрела на эту проклятую дверь, надеялась, что вот сейчас она откроется, и Женя выйдет один. «Ну что ты выдумала, Надь?» — скажет он. Но дверь упорно оставалась закрытой. Тьма сгущалась, в окнах постепенно загорались жёлтые огоньки, а она всё ждала. Ждала до тех пор, пока не стало совсем темно.
Тогда Надежда поднялась, с трудом, словно вся ослабла, и поплелась домой.
Дома всё выглядело привычно, и от этого становилось только хуже. На кухонном столе стояла его кружка, на спинке стула висела рубашка в широкую полоску, которую он надел бы завтра. Всё это — мелочи, но они будто издевались над ней: «Вот твой муж. Вот твоя жизнь. Всё как всегда». Только теперь привычное стало чужим.
Надя села в кухне, не включая свет, обхватила колени руками и долго сидела неподвижно, прислушиваясь к тиканью часов. Мысли терзали: «Почему? За что? Что я сделала не так? Мы ведь жили нормально… у нас всё было хорошо. Или мне только казалось?»
В тот вечер Евгений вернулся позже обычного. Вид у него был усталый, но слишком спокойный, будто заранее приготовился к разговору.
— План не успеваем выполнить, — сказал он ровным голосом, снимая куртку. — Начальство подгоняет. Так что ещё какое-то время буду поздно приходить.
Надежда подняла на него глаза. Эти слова были слишком знакомыми, привычными. И раньше он говорил их, и она верила. Но теперь каждая фраза звенела фальшивым эхом.
— Знаешь что, Женя… — её голос дрогнул, но она взяла себя в руки. — Можешь не стараться. Я прекрасно знаю про другую женщину. Так что иди к ней, вместе «план» будете выполнять.
Он резко поднял голову. На лице мелькнуло недоумение, сменившееся испугом.
— Кто тебе сказал? — спросил он нервно. — Кто насплетничал? Это враньё, тебя обманули, Надь, честное слово!
Но она уже поднялась, открыла дверцу шкафа и стала доставать его вещи. Рубашки, брюки, носки — всё складывала в сумку быстрыми, почти механическими движениями.
— Хватит, Женя. Я всё видела своими глазами, — произнесла она глухо. — И не надо меня дурачить.
Он ещё пытался её остановить, хватал за руки, но в её взгляде было столько решимости и боли, что спорить стало бессмысленно.
Через полчаса Женя ушёл. Но не к той женщине, а к своей матери.
На следующий день раздался звонок. В трубке голос свекрови дрожал, будто она сама едва не плакала:
— Наденька, девочка моя, не руби с плеча. Мужчины все дураки, остынет он, поймёт. Ты ведь умная девочка, подумай, не разрывай так сразу…
Надежда слушала и молчала. В душе бушевал ураган. Каждое слово свекрови звучало жалобно, но как ей снова смотреть ему в глаза? Как делить с ним одну постель? Как жить рядом, зная, что он изменял ей с другой?
Недели тянулись мучительно. Она пыталась забыться в хозяйстве, отвлечься книгами, но сердце не отпускало.
И вдруг… Надежда стала замечать, что с ней происходит что-то странное. Цикл сбился, по утрам стала мучить тошнота. Она, волнуясь, пошла в женскую консультацию. Врач на приёме подтвердил: беременность.
Надя вышла из кабинета на едва гнущихся ногах. Держалась за холодные металлические перила, чтобы не упасть. В голове всё смешалось, мысли бились друг о друга. «Как же так? Сейчас? Когда всё рухнуло?..»
Но постепенно внутри сформировалось одно твёрдое решение. Ребёнок ни в чём не виноват. Он — её кровь, её жизнь. Ради него надо попробовать сохранить семью.
Женя, узнав о беременности, будто переменился. Он смотрел на неё виновато, говорил тихо, почти шёпотом:
— Надь… клянусь, с Тоней всё кончено. Я глупость сделал. Дай мне шанс.
Надежда слушала, но верить боялась. Слишком свежей была рана предательства, слишком острой горечь разочарования. Всё равно в душе оставалась заноза: страх, что он снова уйдёт, что любовь — иллюзия, что доверять уже нельзя.
А через несколько дней сама Тоня явилась к ней. Наглая, уверенная в себе.
— Женю отпусти, — заявила с порога. — Не держи его возле себя. Он выбрал тебя только потому, что ребёнок будет. А потом всё равно вернётся ко мне.
Надежда побледнела, но не дрогнула.
— Вон отсюда, — сказала тихо. — Женя сделал свой выбор.
Тоня ещё пыталась спорить, обещала, что он её любит по-настоящему. Но Надя стояла, прижимая ладонь к животу, и не слушала.
Через вскоре Женя устроился на другой завод. С прежнего уволился сам, объяснил: «Не хочу её видеть даже в коридоре». Казалось бы, это должно было снять напряжение, позволить семье зажить спокойно. Но Тоня не собиралась так легко сдаваться.
То вечером позвонит — и в трубке холодный голос:
— Женя у меня. Не жди его.
Но Надя знала, что он в это время как раз помогал её отцу в гараже.
То подкараулит его возле новой работы, то ждёт у подъезда. Её упрямство и настырность поражали.
Но Евгений держался. Возвращался домой всегда вовремя, не давал ни малейших поводов для беспокойства. Понимал: второго шанса у него не будет.
Надежда наблюдала за ним, и сердце постепенно оттаивало. Она видела, как он старается, борется за семью. Видела, как задерживается возле детских магазинов, рассматривая коляски и крошечные костюмчики.
Тоня ещё не раз пыталась влезть в их жизнь, но Женя сделал свой выбор: он остался с Надеждой.
Со временем у них с Женей всё наладилось. Даже лучше прежнего стало. Когда в доме появилась дочка, они словно по-новому взглянули на жизнь. Всё делали вместе: и в поликлинику ходили, и на прогулки. Девочку растили в любви и заботе, не жалели ни сил, ни времени. Все трудные времена они пережили вместе: карточки в магазинах, пустые полки, бесконечные очереди. Иногда казалось, что всё против них, но в доме был смех ребёнка, и это согревало сильнее любого богатства.
А потом началась новая жизнь. Страна менялась, и люди вынуждены были подстраиваться под новые условия. Кто-то уезжал за границу, кто-то на Север «за длинным рублем», кто-то бросал привычную профессию и шёл торговать на рынок. Женя с Надей не стали исключением. Сначала закупали оптом вещи и продавали их на рынке. Сами стояли за прилавком с утра до вечера, мерзли в зимние морозы, задыхались летом в жаре, но держались.
Со временем дело пошло в гору. Пришлось нанимать продавцов, поставили собственную палатку. А ещё чуть позже смогли даже выкупить небольшое помещение и открыть настоящий магазин. Казалось бы, жизнь наладилась окончательно: стабильный доход, подрастающая дочка, будущее, которое можно было планировать с уверенностью.
Но именно тогда снова начались разлады. Надежда узнала, что Женя продолжал погуливать. Уже не с той самой Тоней, а с другими женщинами — словно привычка предавать, скрывать и обманывать была для него неотделимой частью жизни. Сначала Надя пыталась не верить, отгонять дурные мысли, убеждать себя: «Нет, это не так». Но факты были слишком явными.
И вот, пять лет назад они с Женей развелись. К тому времени у них было несколько магазинов одежды. Разделили всё честно, без громких скандалов, каждый остался при своём. Дочери они обеспечили будущее, помогли в момент, когда у неё появилась своя семья, а теперь уже подрастала и внучка - радость и свет их жизни. В какой-то момент Надежда поняла: больше не хочет прощать бесконечные предательства. Ей хватило этих лет испытаний, чтобы понять цену собственного покоя. Теперь она жила для себя, для дочери и внучки, наслаждаясь свободой и независимостью. И это было её настоящим богатством: спокойствие. Никто больше не сможет её обмануть, никто не разрушит её жизнь.
И вот сейчас у её калитки стояла та самая Тоня, с которой всё когда-то и началось.
Надежда без всякой злобы поприветствовала новую соседку, пригласила в дом. Она уже давно поняла простую вещь: всё зависит от мужчины. Был бы Женя верным — никакая Тоня не смогла бы его увести. Тем более что в его жизни была не только она одна. Так что, держать зло на женщину Надя не видела смысла.
Но Тоня, приглядевшись, будто обожглась. Слова её прозвучали недобро:
— Знала бы, с кем соседствовать придётся, — процедила она, — ни за что бы эту дачу даже даром не взяла!
Надежда попыталась сгладить:
— Не стоит прошлое сюда приплетать, Антонина. Жизнь идёт, всё было и прошло.
Но Тоню словно прорвало. Она шагнула ближе, и голос её зазвенел злостью и горечью:
— Всё это из-за тебя! Из-за тебя я осталась одинокой! — почти кричала она. — Женю я любила по-настоящему, а он выбрал тебя только ради ребёнка!
Надежда отвечала спокойно: она уже научилась не отвечать на удары, не поддаваться на провокации. Но когда Тоня услышала, что Надя и Женя уже пять лет как развелись, то совсем пришла в ярость:
— Ни себе, ни людям! — вопила она, глаза сверкали злостью. — Как же ты так могла! Зачем, раз он тебе не нужен был?!
И, хлопнув калиткой, соседка ушла, бросив напоследок несколько злых проклятий.
А у Надежды остался осадок. Было жаль Тоню — но не за то, что она когда-то вмешалась в чужую семью, а за то, что за столько лет не поняла самого главного: Женя сам сделал свой выбор.
Так началось их непростое соседство.
Тоня словно нарочно искала поводы для ссор. То заявит, что от Нади сорняки на её участок лезут, хотя Надежда каждую неделю старательно пропалывала грядки. То обвинит, будто Надина кошка утащила у неё сосиски с веранды, хотя пушистая любимица всё утро мирно дремала на диване. То вдруг возмутится, что газонокосилка у соседки гудит слишком громко именно в тот момент, когда она, Тоня, решила прилечь отдохнуть.
Надя старалась сглаживать углы. Отвечала спокойно, улыбалась, оправдывалась, хотя внутри уже копилось раздражение. Но характер у неё был мягкий, не любила она ссор, вот и терпела.
Однажды ранним утром Надежда проснулась от пронзительного крика. Сразу поняла — что-то случилось.
Не раздумывая, Надежда выскочила во двор прямо в домашних тапочках и ночнушке, огляделась и заметила за изгородью Тоню. Соседка лежала на земле, рядом валялась перевёрнутая лестница. Всё сразу стало ясно: Тоня, по-видимому, полезла собирать черешню, и оступилась.
— Тоня! — ахнула Надя, бросившись к калитке.
Но соседка, побледневшая, с перекошенным от боли лицом, зашипела:
— Не подходи! Без тебя разберусь!
— Не глупи, — сказала Надя твёрдо, видя, как соседка пытается подняться, но тут же обессилено оседает обратно на траву, сжимая колено и скручиваясь от боли. — Сейчас всё решим. Я вызову «скорую».
Вскоре Тоню увезли. А Надежда, прежде чем вернуться к себе, заглянула в дом соседки. На плите бурлил суп — уже почти выкипел. Ещё немного, и мог бы пожар случиться. Надя выключила плиту, обошла комнаты, закрыла дверь на ключ.
Вечером она позвонила в больницу. Сказали, что у Тони серьёзный перелом, ей сделали операцию, сейчас она в реанимации. Попросили принести некоторые вещи.
Надежда растерялась: она не знала, кому из близких Тони можно позвонить. Решение пришло мгновенно: она купила всё необходимое и сама отвезла в больницу.
Через несколько дней приехала снова, представилась подругой. Медсестра, улыбнувшись, рассказала:
— А мы спрашивали у неё, есть ли близкие, чтобы могли дежурить, она сказала, что никого нет.
Надежда сразу пообещала:
— Я могу.
Но Тоня, увидев её у кровати, нахмурилась:
— Уходи отсюда. Не нужна мне твоя помощь.
Но без посторонней поддержки ей было трудно даже повернуться, подняться с кровати, дотянуться до стакана с водой. Надежда терпеливо поправляла подушки, осторожно поила соседку водой, помогала садиться, подставляла руки, когда Тоня пыталась сделать первый шаг. И постепенно, день за днём, Тоня смягчалась.
— Спасибо… — пробормотала она однажды, и это стало началом перемен.
Когда Тоню выписали, Надя привезла её на дачу. Помогала готовить, стирать, ходить в аптеку. Всё это было с теплом и с заботой, которую Тоня училась принимать. Так, незаметно между ними зародилась дружба. Вечерами они сидели на веранде, пили чай, разговаривали обо всём подряд, и в этих беседах было что-то настоящее, живое, тёплое, чего ни одна из них не ожидала.
Однажды Тоня заговорила о прошлом:
— Надя… я ведь тогда многое испортила. Простишь ли ты?
Надежда с улыбкой посмотрела на соседку:
— Я уже давно простила. Зло хранить — себя мучить.
Тоня заплакала тихо, чуть наклонив голову:
— Ты права… добро всегда выше всего.
С тех пор они стали настоящими подругами, словно не было между ними тех прошлых обид.
А спустя год к Надежде приехал её брат Егор. Он жил в другом городе и несколько лет назад овдовел. Дети уже выросли, обзавелись собственными семьями, а сам он оставался одиноким, тихим и сдержанным человеком, который привык держать свои чувства при себе.
С Тоней они познакомились как-то сразу тепло. Её приятная и лёгкая улыбка словно разрушила все барьеры, которые Егор привык строить вокруг себя. Сначала он помогал Тоне с бытовыми мелочами, носил тяжёлые ведра с водой, чинил калитку. Вскоре их встречи переросли в вечерние прогулки по тихим улицам посёлка. И постепенно у них завязались отношения.
— Я давно один, — сказал как-то Егор сестре, — а с Тоней спокойно, легко. Думаю, стоит пригласить её к себе, сделать следующий шаг.
Тоня согласилась без сомнений, и вскоре Надя поехала на их бракосочетание. Стояла рядом, глядя, как брат и бывшая соперница улыбаются друг другу, и сердце её наполнялось тихой радостью от понимания, что даже самые сложные, драматические события в жизни иногда приводят к гармонии.
Прошлое больше не терзало, обиды растворились, осталась только лёгкость и уверенность: жизнь может удивлять и давать шанс на счастье всем, кто готов открыть свое сердце.
Рекомендую к прочтению:
И еще интересная история:
Благодарю за прочтение и добрые комментарии! 💖