Найти в Дзене

А я своей квартирой делиться ни с кем не собираюсь, даже не рассчитывайте! - заявила родне Нина

— Да мне плевать, что ты думаешь! — Нина с грохотом опустила чашку на стол. Фарфор звякнул о блюдце так, что Геннадий Петрович невольно поморщился. — Квартира моя, и точка.

Гостиная мгновенно затихла. Племянница Марина перестала копаться в телефоне, Виктор, зять Нины, замер с занесенной над тарелкой вилкой, даже вечно суетящаяся младшая сестра Валентина застыла у серванта. В центре комнаты, скрестив руки на груди, стояла Нина — невысокая сорокалетняя женщина с коротко стриженными русыми волосами и таким выражением лица, будто собиралась защищать свой дом от нашествия варваров.

— Ниночка, — осторожно начал Геннадий Петрович, откладывая газету. — Никто же не говорит, что ты должна...

— А что ты говоришь тогда? — перебила Нина. — «Могла бы и помочь родственникам», «не обеднеешь», «у тебя же все равно две комнаты пустуют». Что это, по-твоему?

— Дядя Гена, — подала голос Марина, не отрывая взгляда от телефона, — бесполезно. У тёти Нины принципы.

Тонкие, с намёком на ехидство губы девушки дрогнули. В свои двадцать два Марина имела особое мнение обо всём и считала своим долгом это мнение озвучивать — особенно когда его не спрашивали.

— Заткнись, — буркнул Виктор, муж Валентины. Он отодвинул тарелку и взглянул на Нину. — Слушай, мы же не навсегда. Только пока не накопим на первый взнос. Год, максимум полтора...

Нина фыркнула.

— А потом что? Ипотека на двадцать лет? И все эти двадцать лет вы будете ютиться у меня, потому что «надо же платить кредит»?

— Нин, — голос Валентины дрожал, — ты что, не видишь, как нам тяжело? С ребёнком, на съёмной...

— А мне легко было? — Нина повернулась к сестре. — Когда я одна тянула и квартиру, и мать в больнице, и кредиты отца после его смерти — мне было легко? Кто-нибудь из вас тогда предложил помощь?

Повисла тишина. Валентина опустила глаза. Геннадий Петрович, дядя, воспитавший обеих сестёр после ранней смерти их матери, вздохнул и потянулся за чайником.

— Было бы желание помочь, а возможность всегда найдётся, — пробормотал он, наливая чай в чашку. Его морщинистые руки слегка дрожали.

— Именно! — подхватила Нина. — У вас не было желания. А теперь, значит, нашлось? Когда вам от меня что-то нужно?

Вечер пятницы на Большой Полянке тянулся медленно и тяжело, словно густой сироп из перевернутой банки. Нина стояла у окна своей квартиры на восьмом этаже и смотрела на мерцающие огни Москвы. Родственники ушли час назад, оставив после себя гнетущую тишину и смутное чувство вины, которое Нина старательно давила в зародыше.

Три года назад она полностью выплатила ипотеку за эту трёхкомнатную квартиру в центре Москвы. Три года свободы от долгов, от необходимости считать каждую копейку, от вечного страха не потянуть очередной платёж. Отец умер, когда ей было тридцать два, оставив после себя долги и мать с прогрессирующей деменцией. Нина разгребала всё это одна. Валентина к тому времени уже вышла замуж за Виктора и жила своей жизнью, изредка навещая мать и сестру.

Телефон завибрировал. Нина вздохнула — сестра не собиралась отступать.

«Нин, ну правда, мы же семья. Витя готов даже платить тебе аренду, если хочешь. Но ты представляешь, сколько мы сейчас отдаём за съёмную квартиру? А Мишутке в сентябре в школу...»

Нина отложила телефон, не дочитав. Племянника она видела от силы раз в полгода. Когда он родился, Валентина и не подумала предложить сестре стать крёстной. Эта честь досталась какой-то подруге Виктора, с которой он вместе работал. А теперь Мишутка вдруг стал аргументом.

Ещё через час пришло сообщение от дяди Гены: «Ниночка, я понимаю твои чувства. Но ты подумай хорошенько. Валя всё-таки сестра тебе. И мальчику нужно нормальное жильё. А у тебя столько места пустует...»

Нина усмехнулась. Она любила своё «пустующее место». Одна комната была оборудована под домашний офис — Нина работала удалённо менеджером в IT-компании. Вторая служила гостевой, хотя гости бывали редко. Там же хранились книги и старые вещи, которые она никак не могла заставить себя выбросить.

— Моё, — прошептала Нина в темноту комнаты. — Всё это моё. Я заработала.

Утром, в субботу, Нина проснулась от звонка в дверь. На пороге стоял Геннадий Петрович, держа в руках пакет с пирожками.

— К чаю, — сказал он, протягивая пакет. — Поговорим?

Нина молча отступила, пропуская дядю в квартиру.

Геннадий Петрович прошёл на кухню, привычно сел на своё место у окна. Он воспитывал Нину и Валю после смерти их матери — своей младшей сестры. Отец девочек тогда ещё был жив, но постоянно пропадал в командировках, а потом и вовсе завёл новую семью. Именно дядя Гена был тем, кто приходил на родительские собрания, помогал с уроками, учил кататься на велосипеде.

— Знаешь, — начал он, когда Нина поставила перед ним чашку с чаем, — я тебя понимаю. Правда понимаю. Ты всего добилась сама.

— Но? — Нина присела напротив, обхватив ладонями свою чашку.

— Но иногда надо думать не только о себе.

— А обо мне кто-нибудь думал? — тихо спросила Нина. — Когда мама болела, кто приходил помогать? Валя раз в месяц на полчаса забегала, и то с таким видом, будто одолжение делает. А когда папа умер, и выяснилось, что он набрал кредитов? Кто помогал мне расплачиваться?

Геннадий Петрович вздохнул.

— Валя тогда сама без работы сидела. Мишутка только родился...

— А я работала на трёх работах, — отрезала Нина. — И маму в больницу возила, и за квартиру платила. И никто мне не предлагал пожить у него бесплатно, чтобы я «накопила на первый взнос».

Старик помолчал, вертя в руках ложечку.

— У тебя зло накопилось, Ниночка. Нельзя так жить, с обидой.

— Это не обида, дядь Ген. Это опыт. И здравый смысл. — Нина отхлебнула чай. — Если я пущу их к себе, это затянется на годы. Я знаю Вальку. Она никогда не умела планировать бюджет и всегда жила одним днём. А Виктор этот... — она поморщилась. — Сколько раз он уже бизнес начинал? Пять? Шесть? И всё «вот-вот выстрелит».

— Люди меняются.

— Люди — может быть. Валька — нет.

Геннадий Петрович снова вздохнул и достал из нагрудного кармана конверт.

— Вот. Это тебе.

Нина недоверчиво взяла конверт и заглянула внутрь. Там лежали деньги — много денег.

— Что это?

— Продал гараж, — просто ответил дядя. — И дачу тоже продам, как только сезон закончится. Не нужны они мне уже. На кладбище автобусом доеду, а на дачу и не тянет больше.

— И при чём тут я? — не поняла Нина.

— Хочу, чтобы ты купила Вале и Виктору квартиру. Однушку хотя бы. Первый взнос внесёшь, а остальное пусть в ипотеку возьмут. Но ключи у себя держи, пока не выплатят. Чтоб не продали сдуру.

Нина ошеломлённо смотрела на дядю.

— Ты с ума сошёл? Почему я должна им квартиру покупать?

— А ты не для них, — Геннадий Петрович улыбнулся краешком губ. — Для себя. Чтобы не пускать их к себе жить.

Нина моргнула, а потом неожиданно для себя рассмеялась.

— Дядь Ген, ты хитрый жук. Но нет. Я не возьму твои деньги.

— Почему?

— Потому что это твоя пенсия. Твоя подушка безопасности. И потом, — она помолчала, — это не решит проблему. Ты же знаешь Вальку. Если я куплю ей квартиру, она решит, что я ей и так всё должна. И будет просить ещё и ещё.

Геннадий Петрович долго смотрел на неё, а потом кивнул.

— Может, ты и права. — Он поднялся. — Но подумай всё-таки. Не о Вале и Викторе. О мальчике.

В воскресенье Нина поехала на кладбище. Могилы родителей располагались рядом — серые гранитные плиты с фотографиями, ровно подстриженная трава, живые цветы в вазе, которую Нина привезла в прошлый раз. Она присела на лавочку и закрыла глаза.

Обычно здесь ей думалось яснее. Может быть, потому что здесь всегда было тихо, а может, потому что рядом с могилами невольно задумываешься о важном. О том, что останется после тебя. О том, что успеешь и не успеешь сделать.

Родители её были хорошими людьми, но слабыми. Мать боготворила отца и прощала ему всё — и многочисленные измены, и вечные «командировки», и то, что деньги в семью приходилось зарабатывать ей. Когда отец всё-таки ушёл к другой женщине, мать почти сразу заболела — будто только держалась за него, а когда опора исчезла, рассыпалась, как карточный домик. Всё это Нина помнила смутно — ей было восемь, а Вале шесть, когда они перебрались жить к дяде Гене.

Отец появился снова, когда Нине исполнилось шестнадцать. Вернулся, потому что та женщина, к которой он ушёл, выгнала его. Мать приняла его, конечно. Она всегда его принимала. А через полгода она умерла — сердце не выдержало очередной его «командировки».

Отец остался с дочерьми. Дядя Гена к тому времени женился и переехал в другой район, так что Нина и Валя остались один на один с человеком, которого почти не знали. Отец не пил, не бил их — просто жил сам по себе. Девочки рано научились самостоятельности — сами готовили, сами стирали, сами решали свои проблемы. Валя при первой возможности выскочила замуж, а Нина поступила в институт и ушла в общежитие.

С отцом они общались редко — только по праздникам. Когда он заболел раком, Нина вернулась домой, чтобы ухаживать за ним. Валя к тому времени была беременна и приходила редко. А после его смерти выяснилось, что он набрал кредитов — на дорогие подарки какой-то женщине. И Нине пришлось их выплачивать, чтобы не потерять квартиру.

«Вот так я и стала такой, какая есть», — подумала Нина, открывая глаза. Жёсткой, прагматичной, не доверяющей никому, кроме себя. Умеющей считать деньги и строить планы. Никогда не рассчитывающей на чужую помощь.

Телефон в кармане звякнул сообщением. Валя прислала фотографию Мишутки — он стоял на детской площадке, улыбаясь в камеру. Светловолосый, веснушчатый, с ямочками на щеках. На Валю похож, отметила Нина. Такой же открытый и доверчивый.

«Если бы ты хотя бы иногда приходила к нам в гости, — гласила подпись к фото, — ты бы знала, какой он чудесный. И как ему нужна нормальная комната для учёбы».

Нина вздохнула и набрала ответ: «Я думаю».

Звонок от Виктора раздался в понедельник вечером, когда Нина только закончила рабочий день и собиралась приготовить ужин.

— Слушай, — без приветствия начал он, — я нашёл отличный вариант. Двушка на Нагатинской, вторичка, но в хорошем состоянии. И цена прямо сейчас смешная — хозяин срочно продаёт из-за переезда. Мы с риелтором смотрели сегодня, реально бомба. Нам бы только первый взнос...

— Стоп, — перебила Нина. — Ты о чём вообще? Я же ясно сказала, что не буду вам помогать.

На том конце возникла пауза.

— Но дядя Гена сказал... — растерянно протянул Виктор.

— Что сказал?

— Что ты подумаешь и, скорее всего, согласишься помочь. Что тебе нужно просто время привыкнуть к мысли.

Нина стиснула зубы. Ну конечно. Дядя Гена и его вечное «всё образуется». Сколько она себя помнила, он всегда был оптимистом и верил в лучшее в людях. Это в нём было и прекрасно, и ужасно одновременно.

— Слушай меня внимательно, Витя, — медленно произнесла она. — Я не буду давать вам деньги на первый взнос. Я не буду пускать вас жить к себе. Я вообще ничего не буду делать — ни сейчас, ни потом. Это моё окончательное решение. И передай дяде Гене, что пусть не вмешивается, хорошо?

— Чё ты такая злая-то, а? — голос Виктора изменился, стал жёстче. — Валька права была. Только о себе и думаешь.

— А вы о ком думаете? — парировала Нина. — О себе же. О своём комфорте. О своих желаниях.

— У нас ребёнок!

— Которого вы завели, зная, что живёте на съёмной квартире и не имеете стабильного дохода. И это тоже был ваш выбор.

Виктор выругался и отключился.

Нина не спала полночи, ворочаясь с боку на бок. Почему-то вспоминалось детство — то короткое время, когда они с Валей ещё были близки. Как играли вместе, как делились секретами, как прикрывали друг друга перед дядей Геной. Когда всё изменилось? Когда Валя вышла замуж? Или ещё раньше, когда поняла, что Нина ей не мать и не обязана о ней заботиться?

Утром позвонила Валя. Голос у неё был заплаканный.

— Ты ужасный человек, — сказала она вместо приветствия. — Знаешь, что сказал дядя Гена? Что с тобой бесполезно разговаривать, потому что ты вся в отца. Такая же чёрствая.

Нина вздрогнула, как от пощёчины. Сравнение с отцом било по больному.

— Вы мне звоните, чтобы оскорблять? — холодно спросила она.

— Нет. Я звоню сказать, что мы справимся без тебя. Мы всегда справлялись. И вообще... — в голосе Вали послышалась горечь. — Знаешь, я всю жизнь пыталась тебе доказать, что я не хуже тебя. Что я тоже чего-то стою. А ты только и делала, что смотрела на меня свысока. Отличница, карьеристка, всё у тебя по полочкам разложено. А я — так, пустое место. Неудачница, которая замуж выскочила, лишь бы сбежать из дома.

— Валя, это неправда, — растерялась Нина. — Я никогда...

— Всегда! — выкрикнула Валя. — И знаешь что? Я рада, что ты отказалась нам помогать. Потому что теперь я точно знаю, кто ты такая на самом деле.

И она отключилась, оставив Нину стоять с телефоном в руке, ошеломлённо глядя в пустоту.

— Мы все живём в своей реальности, — сказал Геннадий Петрович, подливая Нине чай. — Я вот, например, убеждён, что всё можно решить по-хорошему, если сесть и поговорить. А ты уверена, что никому нельзя доверять, кроме себя. А Валя считает, что все вокруг должны ей помогать просто потому, что она — это она.

Они сидели в небольшой однокомнатной квартире дяди Гены. Скромная, но уютная обстановка: старый диван, книжные полки, фотографии на стенах. Здесь Геннадий Петрович жил один с тех пор, как его жена умерла пять лет назад.

Нина молча смотрела в чашку. После звонка Вали она сама набрала дядю и попросила о встрече.

— Я не похожа на отца, — тихо сказала она.

— Конечно, нет, — спокойно согласился дядя. — Ты намного сильнее его. И ответственнее. Но в чём-то похожа, да. В упрямстве, например. В нежелании видеть чужую точку зрения.

Нина поморщилась.

— Дядь Ген, я ведь правда никогда не смотрела на Валю свысока. С чего она это взяла?

Геннадий Петрович задумчиво почесал седую бровь.

— Знаешь, Ниночка, иногда мы говорим что-то не словами. Валя всегда была немного в твоей тени. Ты — старшая, ответственная, умная. Рано повзрослела, всегда знала, чего хочешь. А Валя... она другая. Более мягкая, более зависимая от чужого мнения. Ей всегда было важно одобрение — моё, твоё, потом Виктора.

— Я ей не отказывала в одобрении.

— Но и не давала его, — мягко возразил дядя. — Когда она вышла замуж, ты сказала, что она торопится. Когда родила Мишутку, ты спросила, как они собираются его обеспечивать. Когда Виктор в очередной раз менял работу, ты закатывала глаза и вздыхала.

Нина открыла рот, чтобы возразить, но не нашла слов. Всё было правдой.

— Я просто беспокоилась за неё, — наконец сказала она. — Хотела, чтобы она не наделала глупостей.

— Я знаю, — кивнул Геннадий Петрович. — Но Валя видела в этом только критику. Только подтверждение того, что ты считаешь её легкомысленной и неспособной принимать правильные решения.

— А разве это не так? — вырвалось у Нины.

Дядя Гена посмотрел на неё долгим взглядом.

— Она растит прекрасного мальчика, Нина. И изо всех сил старается дать ему то, чего у вас с ней не было — полноценную семью, заботу, внимание. Виктор, при всех его недостатках, любит её и Мишутку. Он не идеален, но он не бросил их, не пустился во все тяжкие, а работает и пытается обеспечить семью. Да, у них не всегда получается, но они стараются. Это разве не заслуживает уважения?

Нина молчала, глядя в свою чашку. Слова дяди Гены задели что-то глубоко внутри, какую-то струну, о существовании которой она и не подозревала.

— Я не говорю, что ты должна отдать им свою квартиру или влезть в долги, чтобы купить им жильё, — продолжил Геннадий Петрович. — Я только хочу, чтобы ты попыталась увидеть их — не как обузу, не как легкомысленных неудачников, а как семью, которая пытается выжить в непростых условиях. Как твою семью, Ниночка.

— Я не знаю, как, — честно призналась Нина. — Я слишком давно не воспринимала их так.

— Начни с малого, — дядя улыбнулся. — Например, позвони Вале. Не для того, чтобы что-то обсуждать или решать, а просто так. Спроси, как дела у Мишутки. Поинтересуйся её жизнью. Без оценок, без советов — просто послушай.

Нина долго сидела в машине, глядя на типовую панельную девятиэтажку, в которой Валя с Виктором снимали квартиру. Район так себе — шумная трасса рядом, обшарпанные детские площадки, мусор во дворе.

Набраться смелости и позвонить сестре она так и не смогла. Вместо этого отправила сообщение с просьбой о встрече. Валя не ответила — ни через час, ни через два. Тогда Нина решилась на отчаянный шаг: сама приехала к ним домой.

Сейчас, сидя в машине и собираясь с силами, она не была уверена, что поступает правильно. Что скажет? Как объяснит свой приезд? Не прогонят ли её?

Её размышления прервал стук в окно. Нина вздрогнула и обернулась. У машины стоял Мишутка — белобрысый мальчишка лет семи-восьми, в джинсах и растянутой футболке с изображением какого-то супергероя.

— Тётя Нина! — крикнул он, радостно улыбаясь. — А я тебя из окна увидел!

Нина опустила стекло.

— Привет, Миш, — неловко сказала она. — А мама дома?

— Дома, — кивнул мальчик. — Готовит ужин. Пойдём!

Он распахнул дверцу машины и схватил Нину за руку, не оставляя ей выбора. Пришлось выйти из машины и последовать за племянником.

Квартира оказалась маленькой и тесной. Обстановка — самая простая: шкаф, диван, стол, пара стульев. Но чисто, и даже уютно по-своему. На стенах — детские рисунки, на полках — книги и игрушки.

Валя стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Она обернулась на звук открывшейся двери и замерла, увидев сестру.

— Смотри, кого я привёл! — радостно объявил Мишутка. — Тётя Нина к нам приехала!

Валя медленно отложила ложку.

— Привет, — осторожно сказала она.

— Привет, — Нина переминалась с ноги на ногу в прихожей, чувствуя себя неуютно. — Я... я хотела поговорить.

— О чём? — Валя скрестила руки на груди.

— Просто поговорить. Без... без всего этого. — Нина неопределённо махнула рукой. — Я не помогать приехала и не отношения выяснять. Просто поговорить. Как сёстры.

Валя смерила её долгим взглядом, а потом медленно кивнула.

— Хорошо. Раздевайся. Будешь ужинать с нами?

— Буду, — кивнула Нина, снимая куртку.

Мишутка тут же схватил её за руку.

— А я тебе свою комнату покажу! У меня там коллекция динозавров есть и ещё космический корабль, который мы с папой собирали целую неделю!

Нина позволила племяннику увлечь себя в маленькую комнатку, где едва помещались кровать, шкаф и письменный стол. Из окна открывался вид на шумную трассу. Шум не прекращался даже при закрытых окнах.

— Смотри! — Мишутка выудил из-под кровати пластиковый контейнер, доверху набитый фигурками динозавров. — Это тираннозавр, это трицератопс, а это мой любимый — велоцираптор!

Нина присела рядом с мальчиком, разглядывая фигурки. Она впервые за долгое время видела Мишутку так близко, и сейчас, глядя в его восторженное лицо, она вдруг поняла, как много потеряла, отдалившись от сестры и её семьи.

— А это что? — спросила она, указывая на стопку тетрадей на столе.

— Это моя научная работа! — гордо ответил Мишутка. — Я изучаю динозавров и записываю всё, что о них узнаю. Когда вырасту, буду палеонтологом.

— Палеонтологом, — машинально поправила Нина и улыбнулась. — Это здорово. У тебя получится.

Из кухни донёсся голос Вали:

— Мишка! Нина! Идите ужинать!

За ужином говорили о пустяках — о школе Мишутки, о погоде, о новом сериале, который смотрела Валя. Неловкость постепенно уходила. Нина с удивлением поймала себя на мысли, что ей... хорошо. Просто сидеть здесь, в этой тесной кухне, слушать болтовню племянника, наблюдать, как Валя привычным жестом поправляет ему воротник футболки.

— А где Виктор? — спросила Нина, когда Мишутка, поев, убежал в свою комнату.

— На работе, — Валя принялась собирать посуду со стола. — У него сейчас две работы — основная и подработка вечером в службе доставки. Приходит затемно, уходит затемно.

— Тяжело вам, — тихо сказала Нина.

Валя пожала плечами.

— Как всем. Ничего особенного.

Они помолчали. Нина вертела в руках чашку с чаем, не зная, как начать серьёзный разговор.

— Слушай, — наконец решилась она. — Я вот что подумала... Может, Мишутка будет приходить ко мне после школы? Пока вы на работе. У меня тихо, спокойно, уроки сделать можно. И в центре всё-таки, музеи рядом, парки...

Валя замерла, не донеся тарелку до мойки.

— Ты серьёзно?

— Вполне. — Нина отхлебнула чай. — Я работаю дома, так что смогу присмотреть за ним. А вам не придётся платить за продлёнку.

— А как же твоё «моя квартира — моя крепость»? — осторожно спросила Валя.

— Это другое, — Нина пожала плечами. — Мишутка — не квартирант. Он племянник. И потом, он же не жить у меня будет, а просто приходить на несколько часов.

Валя медленно кивнула, всё ещё глядя на сестру с недоверием.

— И ещё, — Нина сделала глубокий вдох. — Я поговорю с нашим HR-отделом. У нас сейчас как раз открыта вакансия офис-менеджера. Может быть, тебе подойдёт? График с девяти до шести, официальное трудоустройство, соцпакет. Зарплата, конечно, не космос, но стабильная.

— Ты предлагаешь мне работу? — Валя поставила тарелку на стол и села, глядя на сестру во все глаза.

— Предлагаю попробовать, — уточнила Нина. — Я не могу гарантировать, что тебя возьмут. Но рекомендовать — могу.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты это делаешь? — Валя прищурилась. — Ещё неделю назад ты заявляла, что не собираешься нам помогать. А теперь вдруг и Мишку готова забирать из школы, и мне работу предлагаешь. Почему?

Нина отставила чашку и сложила руки на столе.

— Потому что ты была права, — просто сказала она. — Я действительно слишком часто смотрела на тебя свысока. Считала, что я знаю, как правильно, а ты — нет. И да, обижалась, что ты не помогала мне, когда было тяжело. Но потом я подумала... — она замолчала, подбирая слова. — Подумала, что обиды — это глупо. Что мы с тобой — семья. Не та семья, которая по умолчанию должна что-то друг другу, а та, которая может поддержать в трудную минуту просто так. Потому что хочет.

— И ты хочешь? — тихо спросила Валя.

— Хочу, — кивнула Нина. — Не дать вам денег, не пустить к себе жить — мне кажется, это не поможет вам в долгосрочной перспективе. А вот помочь тебе найти стабильную работу, дать Мишутке место для учёбы — это другое. Это не рыба, а удочка, понимаешь?

Валя фыркнула.

— Всё-таки ты неисправима. Всегда хочешь контролировать.

— Не контролировать, — возразила Нина. — Помогать правильно. Чтобы не просто решить проблему здесь и сейчас, а дать возможность справляться с ней самостоятельно.

Они помолчали. За окном смеркалось, на кухне становилось темнее. Валя встала и включила свет, а потом снова села напротив сестры.

— Мы справимся, — тихо сказала она. — С жильём, с работой — со всем. Может, не так быстро, как хотелось бы, но справимся. Витя не просто так мечется с работы на работу — он пытается найти что-то стабильное и перспективное. И у него получится, я знаю.

— Я не сомневаюсь, — кивнула Нина.

— Но от твоей помощи с Мишкой я не откажусь, — Валя слабо улыбнулась. — Ему будет полезно побыть с тётей. А мне спокойнее, что он под присмотром.

— Договорились, — Нина протянула руку через стол, и Валя после секундного колебания пожала её.

— Тётя Нина, а почему у тебя нет мужа и детей? — спросил Мишутка через три недели, когда они возвращались из Дарвиновского музея.

Нина едва не споткнулась. Мальчик задавал этот вопрос с детской непосредственностью, без тени смущения, и от этого отвечать было ещё сложнее.

— Так получилось, — неопределённо сказала она. — Не встретила подходящего человека.

— А каким должен быть подходящий человек? — не унимался Мишутка.

Нина задумалась.

— Надёжным, — наконец сказала она. — Человеком, на которого можно положиться. Который не предаст.

— Как папа? — уточнил мальчик. — Он надёжный. Он всегда делает то, что обещает.

Нина улыбнулась.

— Да, наверное, как твой папа.

Мишутка удовлетворённо кивнул, а потом вдруг спросил:

— А ты и правда не хочешь, чтобы мы жили у тебя?

Нина замерла. Чёртова Валька, зачем она рассказала ребёнку об их разговоре?

— Дело не в том, хочу я или нет, — осторожно сказала она. — У меня просто... другой образ жизни. Я привыкла жить одна, по своему расписанию. А когда в доме ребёнок, всё меняется. И потом, — она погладила мальчика по голове, — тебе будет неудобно ездить в школу из центра. Это далеко.

— Зато у тебя классно, — убеждённо сказал Мишутка. — И много места. А у нас с мамой и папой тесно, и за окном шумно, и соседи постоянно ругаются.

— Мишут, — Нина присела перед ним на корточки, заглядывая в глаза, — я обещаю, что у вас будет своя квартира. Хорошая, просторная, в нормальном районе. Просто для этого нужно время. Твои родители работают, копят деньги. И у них всё получится, правда.

— Я знаю, — кивнул мальчик. — Папа говорит, что через год мы возьмём ипотеку. Только я не понимаю, что такое ипотека.

— Это когда банк даёт денег на квартиру, а ты потом много лет отдаёшь эти деньги с процентами, — объяснила Нина.

— А почему нельзя просто так дать денег? — не понял Мишутка.

— Потому что так устроен мир, малыш, — Нина выпрямилась и взяла его за руку. — Пойдём, купим мороженое.

Валя устроилась на работу в компанию Нины. Не офис-менеджером — на эту вакансию взяли более опытного кандидата, а секретарём в отдел логистики. Зарплата была совсем небольшой, но стабильной, и Вале нравилось, что не нужно задерживаться допоздна.

Мишутка проводил у Нины почти каждый день после школы. Она помогала ему с уроками, водила в музеи и на выставки, иногда они просто гуляли в парке или смотрели документальные фильмы про динозавров. Мальчик оказался умным и любознательным, а ещё — невероятно похожим на Валю в детстве: такой же мечтательный, доверчивый, легко загорающийся новыми идеями.

Виктор по-прежнему работал на двух работах. Нина виделась с ним редко — только когда привозила Мишутку домой, да и то мельком. Он держался настороженно, но вежливо, и Нина понимала: он до сих пор обижен на её отказ помочь с деньгами на квартиру. Что ж, это было его право.

Однажды, забирая Мишутку вечером, Виктор задержался в прихожей.

— Слушай, — сказал он, нервно теребя ключи в руках, — тут такое дело... В общем, я увольняюсь с основной работы.

— Вот как, — Нина постаралась, чтобы голос звучал нейтрально. — А что так?

— Мне предложили место в другой компании, — Виктор расправил плечи. — Менеджер по продажам в автосалоне. Оклад плюс проценты от продаж. Потенциально — очень хорошие деньги.

— Потенциально, — повторила Нина.

— Да, — Виктор сжал губы. — Я знаю, о чём ты думаешь. Что я опять хватаюсь за призрачные перспективы и бросаю стабильную работу. Но я всё просчитал. Даже если продажи будут так себе, базовый оклад всё равно выше, чем я получаю сейчас. А если всё пойдёт хорошо, мы сможем накопить на первый взнос гораздо быстрее.

Нина внимательно посмотрела на него. В глазах Виктора горел азарт, но было в них и что-то ещё — решимость, уверенность в своих силах. Раньше она этого не замечала.

— Что ж, удачи, — просто сказала она. — Искренне желаю, чтобы всё получилось.

Виктор явно ожидал другой реакции — критики, сомнений, предостережений. Он даже приготовился спорить. Но прямое пожелание удачи выбило его из колеи.

— Спасибо, — растерянно сказал он. — Я... в общем, спасибо.

В декабре, перед Новым годом, Валя пригласила Нину и дядю Гену на ужин. Нина приехала с большой коробкой подарков для Мишутки — в основном книги и развивающие игры, но был там и огромный набор для раскопок динозавров, о котором мальчик давно мечтал.

Дядя Гена приехал позже — сначала зашёл на кладбище, к могиле жены. Он осунулся за последние месяцы, ссутулился, но глаза по-прежнему смотрели ясно и внимательно.

— Отличный ужин, Валюша, — похвалил он, попробовав запеканку. — Такую вкуснятину не всякий ресторан приготовит.

Валя зарделась от похвалы. Нина вдруг поймала себя на мысли, что сестра выглядит... счастливой. Спокойной. Уверенной. Она похудела, сделала новую стрижку, перестала сутулиться. И от этого казалась выше, значительнее.

После ужина, когда Мишутка убежал в свою комнату с новыми книгами, а дядя Гена задремал в кресле, Виктор прокашлялся и поднял бокал.

— У нас новость, — сказал он, переглянувшись с Валей. — Мы нашли квартиру. Двушку в Чертаново, в новом доме. И банк одобрил ипотеку.

— Вот это да! — Нина искренне обрадовалась. — Поздравляю!

— Спасибо, — Виктор улыбнулся — кажется, впервые в её присутствии. — Дела в автосалоне идут отлично. За эти полгода я продал столько машин, что меня повысили до старшего менеджера. А на днях дали хорошую премию. Так что первый взнос мы осилим.

— И ещё кое-что, — Валя робко улыбнулась. — У нас будет второй ребёнок. Я беременна.

Нина замерла с бокалом в руке.

— Ого, — только и смогла сказать она. — Это... неожиданно.

— Для нас тоже, — призналась Валя. — Но мы рады. Очень. Мишутка всегда хотел братика или сестрёнку.

— И мы справимся, — твёрдо сказал Виктор. — Денег хватит и на ипотеку, и на детей.

Дядя Гена проснулся от их голосов и, узнав новости, расчувствовался до слёз.

— Вот и славно, — бормотал он, обнимая Валю. — Вот и хорошо. Жизнь продолжается.

Когда пришло время уезжать, Нина задержалась в прихожей, застёгивая куртку. Валя вышла её проводить.

— Знаешь, — тихо сказала Нина, — я рада за вас. Правда рада.

— Я знаю, — кивнула Валя.

— И... я горжусь тобой, — Нина запнулась, подбирая слова. — Тем, как ты справляешься. Как растишь Мишутку, как строишь семью. Как не сдаёшься, несмотря ни на что.

Валя смотрела на сестру широко раскрытыми глазами.

— Ты никогда раньше этого не говорила, — прошептала она.

— Потому что была слишком занята осуждением, — честно призналась Нина. — Мне казалось, что есть только один правильный путь — тот, по которому иду я. Карьера, независимость, свой дом, в котором всё по моим правилам. Но сейчас я вижу, что есть и другие пути. И твой ничем не хуже моего. Просто другой.

Валя порывисто обняла сестру, уткнувшись лицом в её плечо.

— Спасибо, — пробормотала она. — Для меня это важно. Твоё одобрение.

Нина осторожно обняла сестру в ответ, чувствуя, как что-то внутри неё самой меняется, перестраивается.

Квартира Нины встретила её тишиной и прохладой. Она включила свет, скинула туфли и прошла на кухню — поставить чайник. За окном медленно падал снег, укрывая Москву белым покрывалом.

Её телефон звякнул сообщением. Дядя Гена прислал их совместную фотографию с ужина — Нина, Валя, Мишутка, Виктор и сам дядя Гена, все улыбающиеся, счастливые.

«Вот она, настоящая семья, — гласила подпись. — Спасибо, что вы у меня есть».

Нина улыбнулась, глядя на фото. Она всё ещё считала, что поступила правильно, не пустив Валю с семьёй к себе жить и не дав денег на квартиру. Это был её выбор, её право распоряжаться своей жизнью и своими средствами.

Но сейчас она понимала и другое: иногда можно помогать людям, не жертвуя собой. Можно строить отношения на взаимном уважении, а не на зависимости. Можно быть рядом, поддерживать, верить — и при этом сохранять свои границы.

— Моя квартира — по-прежнему моя крепость, — сказала Нина пустой кухне. — Но теперь у меня есть и кое-что ещё.

И впервые за долгое время ей не казалось, что в трёхкомнатной квартире слишком много пустого пространства. Теперь это было просто пространство — для жизни, для новых возможностей, для будущего, каким бы оно ни оказалось.