Глава 4. Ключ к правде
Тёмная комната. Холод металла на запястьях. Гул в голове от препарата, который ввели Марина и… отец. Даже мысль об этом вызывала тошноту. Я медленно открыла глаза, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. На стене мерцал экран с рядами цифр — похоже, банковские счета.
— Проснулась? — из темноты вышел он. Тот самый человек с глазами, как на фотографиях. — Ты удивительна, Лера. Даже после стольких лет блокировки твой мозг сохранил код.
— Какой… код? — голос звучал хрипло.
Он рассмеялся, поднося к моему лицу планшет. На экране — детское видео: я, лет пяти, набираю комбинацию цифр на игрушечном телефоне.
— «Игра в банкиров», — усмехнулся он. — Твой отец (приёмный, конечно) был гениален. Спрятал пароль от моих швейцарских счетов в твоей памяти. А потом… — его лицо исказила гримаса, — украл тебя, подменив документы.
Дверь распахнулась. Вошла Марина, держа в руках нейросканер.
— Время пришло, — сказала она, избегая моего взгляда. — Либо ты добровольно вспомнишь код, либо мы его вырежем.
Вспомнить. Это слово эхом отозвалось в сознании. И вдруг…
Обрывки. Мама (настоящая, с веснушками на носу) шепчет: «Если забудешь — считай до ста под старым дубом». Дуб. Тот самый дуб с фотографии.
— Я… вспомнила, — прошептала я. — Но нужен телефон.
Они переглянулись. Отец кивнул. Марина сунула мне гаджет. Пальцы дрожали, набирая номер: 100.
— Что это? — взревел он, когда вместо тонального сигнала раздался голос оператора: «Служба спасения, что у вас случилось?»
— Дубовая улица, 100! — закричала я в трубку, прежде чем Марина выбила телефон.
Они бросились к выходу, но было поздно. Сирены уже ревели за окном. В хаосе я рванула к компьютеру, вводя случайные цифры. Система заблокировалась.
— Ты всё проиграла! — заорал отец, хватая меня за волосы.
— Нет, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Это вы проиграли.
Раздался выстрел. Он упал, выпустив меня. В дверях стояла мама — живая, с обожжёнными руками и пистолетом.
— Бежим! — крикнула она.
Мы выскочили как раз, когда полиция начала штурм. Марину скрутили у парадного входа.
— Ты… как? — мы сидели в кафе через месяц, и я всё ещё не могла поверить.
— Подменила документы о смерти, когда узнала, что он вернулся, — мама (настоящая) улыбнулась. — А пожар… это спецэффекты.
Она положила на стол ключ от сейфа.
— Там твои настоящие документы. И письмо от твоего отца… биологического. Он был агентом, который помог нам скрыться.
Я расплакалась, разворачивая пожелтевший конверт. На фото — мужчина в военной форме, обнимающий женщину с моими глазами.
— А Марина…
— Сестра? — мама вздохнула. — Её подменили в приюте. Настоящая Марина погибла в пять лет. Эта девушка — наёмница.
Солнце светило ярко, когда мы вышли на улицу. Я сжала в руке фотографию родителей, чувствуя, как пустота внутри начинает заполняться правдой.
Тюремная комната для свиданий пахла антисептиком и тоской. Марина сидела за стеклом, её лицо было бледным, а руки сжимали стакан с водой так, что костяшки побелели. Я взяла трубку, не решаясь первой заговорить.
— Зачем ты пришла? — её голос звучал хрипло, будто она неделю не спала. — Чтобы посмеяться?
— Чтобы понять, — ответила я, удивляясь собственному спокойствию. — Ты знала? Что он убьёт тебя после того, как получит код?
Она резко вскинула голову, и в её глазах мелькнуло что-то вроде страха.
— Ты нашла письмо, — не спросила, а констатировала. — В потайном отделении сейфа, да?
Мои пальцы непроизвольно сжали копию документа, который мама отдала мне утром. Отчёт частного детектива, датированный 2003 годом: «Объект М. подвергается регулярным инъекциям препарата MX-17, вызывающего подавление воли».
— Он держал тебя на наркотиках с детства, — прошептала я. — Почему не сбежала?
Марина рассмеялась. Звук был похож на скрип ржавых качелей.
— Бежать? — она наклонилась к стеклу, и я увидела шрам на шее — след от ожога. — После того, как он сжёг мою первую приёмную семью? — её голос сорвался. — Ты думаешь, ты единственная, кого заставили забыть?
Она резко встала, опрокинув стул. Охранник шагнул к ней, но Марина уже прижала ладонь к стеклу. На внутренней стороне запястья виднелись цифры — татуировка, похожая на серийный номер.
— Спроси свою мамочку, что такое «Проект Дуб», — прошипела она. — И пока ты ищешь ответы, помни — я не последняя. Нас было семеро. Семь сестёр. Семь ключей.
Дома я молча положила перед мамой папку с документами. Она побледнела, увидев на обложке штамп с изображением дуба.
— Откуда?.. — начало её дрожать.
— Из сейфа, который «отец» так искал, — ответила я. — Ты говорила, биологический папа был агентом. Но не сказала, что он создал нас как оружие.
Мама закрыла глаза. Когда она заговорила, её голос звучал чужим:
— Это был эксперимент по усилению памяти. Семь девочек… Семь носителей кодов от системы, которая могла обрушить экономику целых стран. Твой отец пытался уничтожить проект, но его убили. Мне удалось спасти только тебя.
— А другие? — спросила я, глядя на фото в папке. Шесть пар глаз, похожих на мои.
— Мёртвы, — мама сглотнула. — Все, кроме…
— Кроме Марины, — закончила я. — Которая теперь в тюрьме. И тех, кто до сих пор ищет нас.
В тишине гулко тикали часы. Я подошла к окну, глядя на старый дуб во дворе — тот самый, с фотографии.
— Что будем делать? — спросила я.
Мама положила руку мне на плечо, и в её глазах впервые блеснула решимость:
— Найдём остальных. Вернём им память. И закончим то, что начал твой отец.
Конец… или начало?
P.S. А как вы считаете — стоит ли ворошить прошлое, даже если это опасно? Или иногда лучше оставить тайны погребёнными? Делитесь мнениями)