Последний клиент задерживался, и Полина выбилась из графика. Свой собственный, составленный лично для себя. Она уже представляла, как заедет в любимый супермаркет возле дома, купит свежего лосося на ужин и бутылку того самого соуса, который обожал Артем. Пятница, все-таки. Можно немного расслабиться.
Она почти чувствовала тепло руля под пальцами, предвкушая неспешную поездку под любимый подкаст. Машина, ярко-красная, сверкающая даже под серым осенним небом, была ее маленьким островком свободы и независимости. Не просто средством передвижения. Подарок от родителей был больше, чем просто автомобиль. Это была их вера в нее, в ее успех, их гордость за дочь, которая твердо стоит на ногах. Они копили на эту иномарку несколько лет, отказывая себе в чем-то, и Полина это знала. Для нее это была не просто вещь. Это была любовь, воплощенная в металле и стекле.
Ключ уже был в замке зажигания, когда зазвонил телефон. На экране высветилось «Артем». Полина улыбнулась.
— Любимый, я уже выехала. Купим лосося? —Подожди с лососем, — голос мужа прозвучал как-то неестественно, натянуто. — Слушай, тут к тебе маленький вопрос.
Полина насторожилась. У него был такой голос, когда он собирался просить о чем-то неудобном.
— Катя звонила. Ей срочно нужно в аэропорт, встречать какую-то важную клиентку. На такси денег жаба душит, метро с чемоданами не вариант. Подбросишь ее?
В груди у Полины что-то упало. Катя. Сестра Артема. Та самая, для которой «срочно» было обычным состоянием, а чужие планы — лишь досадной помехой на ее пути.
— В аэропорт? — переспросила Полина, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Артем, это же в другую сторону от дома. Я только выехала с работы, пробки сейчас жуткие. Она встанет в этой пробке, опоздает, и виновата буду я. Пусть вызовет такси, я ей скинусь половину, если надо.
— Да что ты мелочишься? — Артем засмеялся, но смех был фальшивым. — Машина же есть! Что тебе стоит? Она же родная кровь, не чужая какая-то. Помочь человеку надо.
В ушах зазвенело. Эта фраза. «Машина же есть!». Как будто наличие машины автоматически означало обязанность быть личным водителем для всей его семьи.
— Артем, машину мне купили мои родители, — сказала она, и ее голос наконец зазвучал тверже. Она чувствовала, как по спине бегут мурашки от нарастающей злости. — Для моих личных нужд. Для работы. А не чтобы твою сестру возить по ее внезапным хотелкам.
В трубке повисло тяжелое молчание.
— То есть как это «не для того»? — возмутился Артем, его тон сменился с просящего на обвиняющий. — Это что же, теперь у нас в семье разделение имущества? Твое, мое? Моя сестра тебе чужая? Неудобно же, Полина! Я ей уже почти сказал, что ты заедешь.
Это был последний довод, который добил ее. Он уже пообещал. От ее имени. Не спросив.
— Нет, Артем, — отрезала она, глядя на отражение своих решительных глаз в зеркале заднего вида. — Я не поеду. И ты передай Кате, что я не таксистка, чтобы она могла вызывать меня по первому требованию. Пусть решает свои проблемы сама.
— Да что ты разоралась-то? — его голос сорвался на крик. — Одна поездка! Копейки бензина! Ты себя не уважаешь, что ли?
— Это вы меня не уважаете! — парировала Полина, и ее пальцы сжали телефон так, что кости побелели. — Ни ты, ни твоя сестра. Машину мне купили мои родители, для моих личных нужд, а не чтобы твою сестру возить! Понятно?
Она резко положила трубку, не дав ему сказать ничего в ответ. Сердце колотилось где-то в горле. Руки дрожали. Она посмотрела на свою машину, на свой уютный, пахнущий свежим салоном коврик, на плюшевого мишку на панели, подаренного мамой «на счастье». И этот ее маленький мирок, ее радость, ее независимость кто-то снаружи считал общей собственностью, услугой, которую можно требовать.
Она глубоко вздохнула и все-таки повернула ключ зажигания. Двигатель завелся с тихим уверенным рычанием. Она тронулась с места, но предвкушение вечера исчезло. Его сменила тяжелая, липкая тревога. Она знала — это только начало. Этот звонок был всего лишь первой ласточкой. И где-то в глубине души она понимала, что битва за руль и за свое право говорить «нет» только что началась.
Вечер был безнадежно испорчен. Лосось, купленный в ближайшем магазине без всякого энтузиазма, казался безвкусным. Молчание за столом было густым и тягучим, как смола. Артем уткнулся в телефон, делая вид, что просматривает что-то очень важное. Полина чувствовала его обиду, она буквально физически ощущала ее исходящие от него волны. Но идти на попятную, начинать разговор первой — означало признать свою неправоту. А она не была неправа. Эта мысль согревала ее изнутри, давая силы молчать.
Она уже мыла посуду, когда в квартире раздался звонок. Не с телефона, а с домофона. Резкий, настойчивый. Артем лениво подошел к панели, нажал кнопку и его лицо мгновенно изменилось.
— Мама? — в его голосе смешались удивление и немой вопрос. — Ты что тут делаешь? Сейчас открою.
Полина замерла с тарелкой в руках. Ледяная полоса пробежала по спине. Галина Ивановна. Свекровь. В восемь вечера в пятницу. Без предупреждения. Это не сулило ничего хорошего.
Через минуту в квартире запахло дорогими духами и холодным осенним воздухом. Галина Ивановна, женщина с идеальной строгой прической и пронзительным взглядом, сняла пальто и с видом хозяйки повесила его на стул. Она обвела комнату оценивающим взглядом, будто проверяя, не нарушен ли ее личный порядок.
— Я мимо проезжала, — заявила она, садясь на диван и кладя сумочку на колени. — Решила зайти. Как у вас тут?
Ее взгляд уперся в Полину, стоявшую в дверях кухни. Вопрос явно был адресован ей.
— Все нормально, — тихо ответила Полина, чувствуя себя школьницей, вызванной к директору.
— Нормально? — свекровь подняла искусно очерченные брови. — А по-моему, не очень. Артем мне кое-что рассказал.
Вот оно. Началось. Артем, стоявший у окна, сделал вид, что не слышит, и увлеченно разглядывал что-то на улице.
— Мама, не надо… — слабо попытался он возразить, но она его мгновенно остановила взглядом.
— Молчи, сынок. Это женский разговор.
Она снова повернулась к Полине. Ее лицо приняло выражение усталой, много повидавшей женщины, вынужденной разбирать глупые ссоры молодежи.
— Полина, я не понимаю. Чего ты уперлась, как баран на новые ворота? Одна поездка. Сестра мужа. Разве это не мелочь? В семье должно быть все общее — и радости, и трудности. И машины тоже. Иначе это какая-то семья? Так, фикция.
— Галина Ивановна, это не про общее, — стараясь держать голос ровным, начала Полина. — Это про уважение к моему времени и моим планам. Меня не спросили, мне приказали.
— Ой, какие нежные планы! — фыркнула свекровь. — У Кати дело важное, клиенты, бизнес. А ты, я смотрю, уже домой приехала, посуду моешь. Какая разница, помоешь ты ее сейчас или через час? А человеку помочь — это святое. Ты должна мужа поддерживать, а не создавать ему проблемы на пустом месте. Он же переживает за сестру!
Полина почувствовала, как по щекам разливается краска. Ее пытались поставить на место. Снова. Сделать виноватой.
— Я не создаю проблемы. Я просто хочу распоряжаться своим имуществом так, как считаю нужным.
— Своим? — Галина Ивановна сделала большие глаза. — А что, вы уже разводитесь? Разделили имущество? Родители подарили — значит, теперь это общее, семейное. Для общих нужд. А нужды семьи у нас одни, или у тебя какие-то особенные?
Этот довод, прозвучавший уже второй раз за вечер, сводил с ума. Логика, при которой подаренное лично ей автоматически становилось собственностью всей семьи мужа, была чудовищной.
— Это моя машина, — повторила Полина, чувствуя, что тает ее последнее самообладание. — Зарегистрирована на меня. И решать, кого на ней возить, буду я.
— Какая же ты жена после этого? — свекровь покачала головой с наигранным сожалением. — Эгоистка. Думаешь только о себе. Мой сын так много работает, а ты даже его сестре помочь не можешь. Мама же желает вам только добра. Хочу, чтобы в вашей семье был мир и лад. А вы из-за какой-то железяки ссоритесь.
Полина посмотрела на Артема. Он все так же стоял к ней спиной, демонстративно отстранившись от разговора. Его молчание было красноречивее любых слов. Он позволил матери приехать и напасть на нее. Он соглашался с этим.
— Мир и лад — это когда уважают границы друг друга, — тихо, но четко сказала Полина. — А не когда один человек обязан всем для всех.
Галина Ивановна презрительно сморщила губы, поняв, что лобовая атака не сработала. Она поднялась с дивана, взяла свою сумочку.
— Я вижу, ты сегодня не в духе и адекватно разговаривать не способна. Я пожалуй, пойду. Артем, проводишь?
Она направилась к выходу, не попрощавшись. Артем, словно щенок на поводке, бросился за ней, помогая надеть пальто.
Дверь закрылась. Полина осталась одна посреди тихой кухни, слыша, как в ушах стучит кровь. Она подошла к столу и взяла со стола ключи от своей машины. Яркий брелок в виде красного сердечка, подарок мамы. Она сжала его в ладони так, что металл впился в кожу.
Она была не эгоистка. Она была в осаде. И стены ее крепости дали первую трещину.
Прошла неделя. Напряжение в квартире постепенно спало, перейдя в стадию холодного перемирия. Артем старался быть любезным, даже помыл посуду пару раз без напоминания. Он словно пытался загладить вину за визит матери, не произнося вслух ни слова извинения. Полина, уставшая от конфликта, тоже пошла навстречу. Они даже сходили в кино в субботу, и ненадолго показалось, что все может наладиться.
В среду у Полины был тяжелый день. Совещание затянулось, клиент оказался капризным и придирчивым. Голова раскалывалась. Единственным светлым пятном в предстоящем вечере была мысль о том, чтобы доехать до дома, принять горячий душ и заварить себе мятный чай. Она почти физически ощущала тепло чашки в руках.
Она подъехала к своему дому, к привычному месту во дворе, и нажала на брелок, чтобы заглушить двигатель. Рука потянулась к ремню безопасности, но взгляд автоматически скользнул в то место, где она всегда оставляла машину.
Место было пусто.
Полина моргнула. Недоумение сменилось легкой паникой. Она посмотрела на другие машины. Может, она ошиблась? Нет, это было ее место, рядом с кривой березой. Она проехала чуть вперед, заглянула за угол. Ничего.
Сердце заколотилось чаще. Холодная волна страха пробежала по спине. Угнали. Прямо из-под дома, средь бела дня. В голове мгновенно пронеслись картины звонков в полицию, разговоров со страховой, бесконечных бумаг и нервотрепки. Родители… Как она посмотрит в глаза родителям?
Дрожащими пальцами она стала рыться в сумочке, пытаясь найти телефон, чтобы позвонить Артему. Вдруг он забрал машину? Но зачем? У него же свой служебный автомобиль.
Телефон выпал из рук на пол. Наклонившись, чтобы поднять его, Полина услышала навязчивый, пищащий звук. Она замерла. Это звучала сигнализация. Ее сигнализация. Где-то совсем рядом.
Она выскочила из машины и застыла, вслушиваясь. Звук доносился из-за соседнего подъезда. Сделала несколько шагов и увидела.
Ее ярко-красная машина стояла у мусорных контейнеров. Водительская дверь была распахнута, и именно это вызывало срабатывание сигнализации. Рядом, размахивая руками и пытаясь успокоить воющую сирену, металась Катя.
В ту же секунду из подъезда вышел Артем с огромной картонной коробкой в руках.
Полина подошла к ним, не чувствуя ног. Ее не видели и не слышали из-за воя сигнализации.
— Артем! — крикнула она, перекрывая шум.
Он обернулся, и на его лице отразилось сначала удивление, а затем мгновенная виноватая растерянность. Он судорожно полез в карман за ключами, нажал на кнопку. Сирена замолчала, и наступила оглушительная тишина.
— Полина… Ты уже здесь? — он попытался улыбнуться, но получилось жалко.
— Что происходит? — ее голос прозвучал тихо и странно спокойно, будто это говорил кто-то другой. — Что моя машина делает здесь? И почему Катя пытается ее угнать?
— Я не угоняю! — тут же вспыхнула Катя. — Я просто не разобралась с этой твоей дурацкой сигнализацией! Артем, скажи ей!
Артем поставил коробку на землю и тяжело вздохнул.
— Успокойся, все нормально. Кате срочно понадобилось забрать этот чертов шкаф из Икеи. Он последний был, его могли купить. А на такси его не привезти. Я приехал раньше, отдал ей ключи, чтобы она съездила. Она же аккуратная! Вернула бы через пару часов, ты бы даже не заметила.
Полина слушала это, и мир вокруг будто окрасился в красный цвет. Он взял ключи. Ее ключи. Из ее дома. От ее машины. И отдал их своей сестре. Без спроса. Без предупреждения. Как какую-нибудь вещь, которой можно распоряжаться без ее ведома.
— Ты… отдал… ключи… от моей машины? — каждое слово давалось с огромным усилием.
— Ну да, — он развел руками, как будто не понимая проблемы. — Я же говорю, это ненадолго. Ты что, опять начинаешь?
— А если бы она попала в аварию? — голос Полины наконец сорвался на крик. Внутри все дрожало от бешенства и беспомощности. — А если бы ее угнали? Кто бы отвечал? Ты? Ты подписал бы расписку, что берешь на себя всю ответственность?
— Да что ты несешь! Какую расписку? Какая авария? — закричала Катя. — Я же не лишенная! Я десять лет за рулем!
— Молчи! — Полина повернулась к ней, и та невольно отступила на шаг. — Ты не имеешь права даже прикасаться к моей машине! Понятно? Никогда!
Она выхватила ключи из руки Артема. Тот смотрел на нее с неподдельным изумлением, будто она была не в своем уме.
— Полина, ты совсем охренела? Из-за какой-то поездки в Икею такой скандал устраивать? Сестре помочь нельзя?
— Нет! — проревела она так, что эхо отозвалось от стен домов. — Нельзя! Потому что это моя машина! Вы оба это слышите? Моя!
Она резко развернулась, села в машину и захлопнула дверь. Сердце бешено колотилось, в глазах стояли слезы ярости. В зеркале заднего вида она видела их двоих: Артема, растерянного и злого, и Катю, с презрительно поджатыми губами.
Она завела двигатель и резко тронулась с места, оставив их стоять у мусорных контейнеров. На этот раз это было не просто начало битвы. Это было объявление войны.
Полина не поехала домой. Она ехала по ночному городу, не разбирая дороги, пока не оказалась на пустой набережной. Она заглушила двигатель и сидела в тишине, слушая, как остывает металл и стучит в висках собственная кровь. Слезы давно высохли, оставив после себя лишь холодную, кристально ясную решимость. С ней поступили не как с женой, не как с личностью. С ней поступили как с обслуживающим персоналом. Как с приложением к автомобилю.
Она больше не могла это терпеть.
Когда она вернулась, в квартире горел свет. Артем сидел на кухне, наливал себе чай. Он посмотрел на нее исподлобья, ожидая продолжения скандала. Он был готов к крику, к истерике, к слезам. Он приготовил в ответ свои аргументы, свою обиду.
Но Полина была спокойна. Смертельно спокойна. Она прошла на кухню, поставила ключи на стол и посмотрела на него прямо.
— Я не буду с тобой ругаться, — сказала она ровным, тихим голосом, в котором не дрожала ни одна нота. — Слов больше нет. Есть факты.
Он смотрел на нее с настороженным недоумением.
— С завтрашнего дня этой машиной больше никто, кроме меня, пользоваться не будет. Никто. Ни Катя, ни твоя мама, ни ты, даже если будет апокалипсис. Это не обсуждается.
Артем фыркнул и отхлебнул чаю.
— Опять началось. И как ты это проконтролируешь? Будешь спать в машине?
— Нет, — Полина медленно покачала головой. — Я просто исключу саму возможность. Во-первых, ты отдашь мне все дубликаты ключей от квартиры, которые я когда-либо давала Кате. Она не имеет права просто так входить в наш дом.
— Ты серьезно? Это мой дом, и я решаю, кого пускать!
— Это наш дом, — поправила она его. — И я имею право чувствовать себя в нем в безопасности. А после того, как ты вынес из него мое имущество без моего ведома, я этой безопасности не чувствую. Ключи. Сейчас.
Он замер, пораженный ее тоном. В нем не было истерики, только холодная сталь. Он молча встал, прошел в прихожую и, порывшись в ящике, вынул запасной комплект. Бросил его на стол.
— Доволен?
— Во-вторых, — Полина не обратила внимания на его сарказм, — ключи от машины. Где второй комплект?
— В ящике, в прихожей. Как всегда.
Она вышла из кухни, нашла ключи и вернулась с ними. Два брелока с яркими сердечками лежали у нее на ладони. Она сжала их в кулак.
— И что? Ты их куда-нибудь спрячешь? Я найду.
— Ты не найдешь, — она посмотрела на него без тени улыбки. — Потому что они всегда будут со мной. Я буду брать их с собой на работу. В душ. В постель. Это мои ключи. И мое право решать, где им находиться.
Она развернулась и ушла в спальню. Артем не слышал ни слез, ни швыряния вещей. Только тихие, размеренные шаги.
На следующее утро Полина проснулась первой. Она собралась на работу молча, механически. Артем делал вид, что спит. Когда она выходила из квартиры, он лежал к ней спиной.
Весь день она чувствовала себя как на иголках. Каждый звонок телефона заставлял ее вздрагивать. Она ждала нового взрыва, нового звонка от Галины Ивановны, истерики Кати.
Но телефон молчал. Было тихо. Слишком тихо.
Вечером, вернувшись домой, она обнаружила, что Артем уже дома. Он смотрел телевизор. На кухне было прибрано. Он молча кивнул ей в знак приветствия. Она молча кивнула в ответ.
Она прошла в спальню, переоделась и зашла в кабинет, чтобы поработать за ноутбуком. Через некоторое время в дверь постучали.
— Войди.
В дверях стоял Артем. Он выглядел растерянным и немного потерянным.
— Можно поговорить? — спросил он, и в его голосе не было прежней уверенности.
Полина отложила ноутбук и ждала.
— Я не понимаю, что происходит, — начал он, глядя в пол. — Ну, машина. Ну, ключи. Ну, сестре помог. Мы же семья. А ты ведешь себя… как будто мы враги. Как будто я тебе чужой. Из-за чего весь этот сыр-бор?
Полина смотрела на него, и ей вдруг стало его жаль. Он действительно не понимал. Он не видел разницы между «помочь» и «позволить собой пользоваться». Он не видел, что его предательство было не в том, что он хотел помочь сестре, а в том, что он переступил через свою жену, через ее право на собственность и личные границы.
— Артем, — тихо сказала она. — Ответь мне честно на один вопрос. Я твоя жена или таксист для твоей сестры?
Он поднял на нее глаза, и в них читалось искреннее недоумение.
— Конечно, жена. При чем тут это?
— Тогда почему ты защищаешь не меня, а ее интересы? Почему для тебя ее удобство важнее моего спокойствия и моего права на слово «нет»?
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли. Он не нашел ответа.
Тишина длилась два дня. Два дня напряженного молчания, где вопросы «что на ужин?» и «передай соль» были верхом коммуникации. Полина сосредоточилась на работе, задерживалась допоздна, стараясь поменьше бывать дома. Артем уходил рано утром и возвращался, когда она уже была в спальне.
Она знала, что это затишье перед бурей. Так и вышло.
В субботу утром, когда Полина допивала кофе, раздался звонок в дверь. Не предупредивший звонок на мобильный, а прямо в дверь. Артем, бледный и насупленный, пошел открывать.
На пороге стояла Галина Ивановна. И не одна. Рядом с ней, с классическим выражением оскорбленной невинности на лице, высилась Катя. Они вошли без приглашения, с видом судей, прибывших на вынесение приговора.
— Ну, здравствуйте, — голос свекрови звенел от наигранной доброжелательности. — Решили проведать, как вы тут поживаете. В свете последних событий.
Артем беспомощно попятился. Полина осталась сидеть за кухонным столом, не двигаясь. Она ждала этого. Она была готова.
Галина Ивановна, не снимая пальто, устроилась на стуле напротив. Катя прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди.
— Я тут поговорила с Катей, — начала свекровь, отчеканивая каждое слово. — И мы пришли к выводу, что ситуация просто абсурдная. Довели бедную девушку до слез. Из-за машины! Из-за какой-то железяки! В семье должна быть взаимовыручка, а не торгашеский дух. Ты разрушаешь семью моего сына, Полина. Вбиваешь клин между родными людьми.
Катя трагически всхлипнула для пущего эффекта.
— Мама, может, не надо… — начал было Артем, но Галина Ивановна съедала его своим взглядом.
— Молчи, Артем. Это уже не твое дело. Это дело принципа.
Полина медленно поставила чашку на блюдце. Звук получился на удивление громким в натянутой тишине. Она подняла глаза и посмотрела прямо на свекровь. Взгляд у нее был спокойный, почти отрешенный.
— Какой принцип, Галина Ивановна? Принцип, что все должно принадлежать вам? Принцип, что мои вещи — это ваши вещи?
— Не ваши, а общие! — вспыхнула та. — Семейные! Или ты уже на отдельную квартиру копишь?
— Хорошо, — Полина кивнула, как будто только и ждала этого слова. — Давайте поговорим об общем. О юридической стороне этого «общего».
Она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. Артем замер у плиты. Катя перестала изображать обиду и с любопытством вытянула шею.
— Машина записана на меня. Только на меня. Страховка ОСАГО оформлена тоже только на меня. Это значит, что по закону управлять этим автомобилем могу только я. Больше никто.
— Какие-то глупые отмазки! — фыркнула Галина Ивановна. — Катя опытный водитель!
— Это не имеет никакого значения, — голос Полины оставался ровным и металлическим. — Если Катя, управляя моей машиной без моего разрешения, попадет в аварию, даже самую мелкую, отвечать буду я. Мне. Владельцу транспортного средства.
Она обвела взглядом всех троих, убеждаясь, что ее слушают.
— Представим, что она поцарапала чужой Mercedes. Или, не дай бог, сбила пешехода. К кому придут предъявлять претензии? Кто будет платить? Кто будет отвечать по уголовному делу, если человек пострадает серьезно? Ко мне. Меня лишат прав. На меня подадут в суд. Моя страховая компания ничего не выплатит, потому что за рулем был человек, не вписанный в полис. Все убытки — из моего кармана. Из кармана моих родителей, которые подарили мне эту «железяку».
В кухне повисла гробовая тишина. Катя перестала делать презрительное лицо. Артем смотрел на Полину широко раскрытыми глазами, словно впервые ее видел.
— Вы готовы взять на себя эту ответственность? — Полина мягко спросила, обращаясь уже ко всем. — Галина Ивановна? Катя? Готовы подписать расписку, что в случае любого ДТП, любого ущерба, вы берете на себя все финансовые и юридические последствия? Все штрафы, все суды, все выплаты потерпевшим? Прямо сейчас? Я принтер принесу.
Она сделала движение, будто собирается встать.
Галина Ивановна побледнела. Ее уверенность вдруг испарилась, обнажив растерянность и страх.
— Это… это какие-то запугивания… — попыталась она парировать, но ее голос дрогнул. — Никто ни в кого не собирается врезаться!
— А я не собиралась сегодня лишаться своего имущества и спокойствия из-за поездки в Икею, — парировала Полина. — Но это произошло. Так же может произойти и все остальное. Закон не спрашивает, собирались вы или нет. Закон констатирует факт. И факт в том, что вы хотите рисковать моей свободой, моими деньгами и моей репутацией ради своего удобства. Так ведь?
Никто не ответил. Катя опустила глаза и принялась изучать узор на кафеле. Артем смотрел в пол, и по его лицу было видно, что он впервые задумался над всем этим всерьез.
Галина Ивановна медленно поднялась с стула. Ее королевские манеры куда-то испарились.
— Я вижу, тут все уже решено, — сказала она глухо, избегая встретиться взглядом с Полиной. — И решено не в пользу семьи. Пойдем, Катя.
Она развернулась и, не прощаясь, вышла в прихожую. Катя, сгорая от стыда и злости, поплелась за ней.
Дверь закрылась. Полина осталась сидеть за столом, глядя на свою пустую чашку. Руки у нее больше не дрожали.
Тишина, наступившая после ухода Галины Ивановны и Кати, была иной. Не напряженной, а тяжелой, как свинец. Она давила на уши, нагружала воздух, делая каждое движение замедленным и трудным.
Полина сидела за столом, не двигаясь. Адреналин, который так долго поддерживал ее, ушел, оставив после себя пустоту и странное, щемящее чувство вины. Она сделала то, что должна была сделать. Она защитила себя. Но почему же на душе было так гадко и одиноко?
Артем стоял у окна, спиной к ней, и смотрел на улицу. Его плечи были напряжены, сжаты. Он молчал так долго, что Полина уже начала думать, не ушел ли он вслед за ними.
Наконец он обернулся. Его лицо было бледным, искаженным внутренней борьбой. В его глазах читались обида, злость и то самое непроходящее недоумение.
— Ну и чего ты добилась? — его голос прозвучал хрипло, будто он долго не говорил. — Ты довольна? Ты свою правоту доказала? Мать чуть ли не до слез довела, сестру унизила перед всеми.
Полина смотрела на него, и ей стало по-настоящему страшно. Он не просто не понимал. Он отказывался понимать. Стена между ними выросла до самого потолка.
— Я не доказывала правоту, Артем. Я защищалась. Я просто озвучила факты, о которых вы все почему-то не хотите думать.
— Факты! — он с силой ударил ладонью по подоконнику. Полина вздрогнула. — Вечно у тебя одни факты! А чувства? А отношения? Мы же семья! А ты с нами как с преступниками какой-то разговариваешь, статьи уголовные цитируешь! Как будто мы чужие!
Он подошел к столу, уперся руками в столешницу, наклонился к ней. Его лицо было совсем близко.
— Ты могла просто сказать «нет». Один раз. Два. Можно было поругаться и забыть. Но нет! Ты устроила целый спектакль с юридическими консультациями! Ты специально их унизила! Ты поставила меня в невыносимое положение между женой и матерью!
Полина слушала его, и ее сердце постепенно покрывалось льдом. Он не видел, что именно его мать и сестра устроили спектакль. Он не видел, что это они поставили его перед выбором, и он выбрал не ее.
— Они сами пришли сюда, Артем, — тихо сказала она. — Они пришли меня унижать. А я просто перестала позволять это делать. И да, я поставила тебя перед выбором. Потому что дальше так продолжаться не могло. Ответь мне честно, глядя мне в глаза. Я твоя жена или таксист для твоей сестры?
Он выпрямился, отвел взгляд.
— Не начинай снова этот бред.
— Это не бред. Это главный вопрос. Ты должен защищать меня. Мои интересы. Мои границы. А ты все это время защищал их право эти границы нарушать. Почему?
— Да потому что с тобой и так все будет в порядке! — вдруг взорвался он. — Ты сильная! Ты всегда найдешь, что ответить! А они… они беззащитные. Мама привыкла, что все по ее воле. Катя одна, мужа нет, ей тяжело. Им нужно помогать!
— А я что, не одна? — голос Полины дрогнул, предательски выдавая боль. — Мне не тяжело? Я что, не нуждаюсь в поддержке мужа? Или моя сила освобождает тебя от обязанности быть моим мужем?
Он не нашел что ответить. Он смотрел на нее, и в его глазах мелькало смятение, будто он впервые увидел ситуацию с этой стороны. Но тут же его взгляд снова стал жестким.
— Ты просто не хочешь ни с кем делиться. Ты эгоистка. И ты раздула из мухи слона. Из-за теперь теперь в семье разлад. Мама не будет звонить. Катя не будет приходить. Ты этого хотела?
Полина медленно поднялась из-за стола. Она чувствовала себя невероятно уставшей.
— Я хотела одного, Артем. Чтобы ко мне относились с уважением. Чтобы мои вещи были моими. Чтобы мое «нет» значило «нет». Оказывается, для вашей семьи это непосильная задача.
Она не стала ждать ответа. Она прошла в спальню, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Снаружи было слышно, как он что-то с грохотом швырнул на кухне — вероятно, свою чашку. Потом захлопнулась дверь в гостиную.
Они остались по разные стороны баррикады. Он — со своей обидой за поруганные семейные узы. Она — со своей болью от предательства самого близкого человека.
Война была выиграна. Но битва за их брак только что перешла в самую тяжелую фазу. И Полина не была уверена, что из этой битвы есть победители.
Неделя пролетела в призрачном, неестественном спокойствии. Артем ночевал в гостиной на диване. Утром он уходил раньше, вечером возвращался позже. Они пересекались редко, и их общение сводилось к коротким, необходимым фразам о счетах или продуктах. Полина чувствовала себя так, будто живет с призраком, с тенью человека, которого она любила.
Она сосредоточилась на работе, погрузилась в проекты с головой, лишь бы не думать о ледяной тишине, которая ждала ее дома. Она почти привыкла к этой новой реальности, к этой пустоте внутри собственной квартиры.
В пятницу она задержалась, разбирая бумаги. Когда она подъезжала к дому, было уже темно. Во дворе, под окнами их кухни, она заметила знакомый силуэт. Артем. Он стоял, заложив руки в карманы, и смотрел куда-то вверх, на редкие звезды. Рядом с ним не было машины. Видимо, он приехал на такси или прошел пешком.
Полина припарковалась, заглушила двигатель и сидела несколько секунд, собираясь с духом. Ей не хотелось новой сцены, нового витка молчаливой войны.
Она вышла из машины и направилась к подъезду, делая вид, что не замечает его. Но он окликнул ее.
— Полина. Можно поговорить?
Она остановилась, обернулась. В свете фонаря его лицо казалось уставшим и помятым.
— Говори.
— Давай поднимемся. На улице холодно.
Она молча кивнула и прошла вперед. Они поднялись на лифте в гробовом молчании.
В квартире пахло едой. Он, видимо, разогрел что-то себе. Полина сняла пальто, повесила его и прошла на кухню, чтобы налить себе воды. Он последовал за ней.
— Я сегодня разговаривал с Сергеем с работы, — начал он, облокотившись на косяк двери. — У него, оказывается, была похожая ситуация. Только у него брал машину без спроса племянник.
Полина не оборачивалась, слушая, держа стакан в руках.
— И что?
— И он его чуть не угнал. Врезался в отбойник. Машину в ремонт на полгода. Страховка не выплатила ничего. Потому что племянник не был вписан. Сергей сейчас судится, долги раздает… Его жена чуть с ума не сошла.
Он замолчал. Полина слышала, как он тяжело дышит.
— Я… я как-то об этом не думал. Честно. Мне казалось, ты просто преувеличиваешь. Ищешь повод… А это… Это правда опасно.
Полина медленно повернулась к нему. В его глазах больше не было злости или упрека. Там была усталость и, впервые за долгое время, трезвое осознание.
— Я не искала повод, Артем. Я пыталась предотвратить то, что случилось у твоего коллеги.
— Я знаю, — он потупил взгляд. — Прости. Я вел себя как последний… как последний идиот. Мама и Катя… Они просто всегда были такими. Всегда все решали за меня, всегда знали, как лучше. А я… я привык не спорить. Проще же. И я не видел, что этим причиняю тебе боль. Что выбираю их, а не тебя.
Он подошел ближе, но не прикасался к ней.
— Ты задала мне вопрос. Кто ты мне. Таксист или жена. — он с трудом выговорил эти слова. — Ты моя жена. И я должен был защищать тебя. А я вместо этого на тебя же и нападал. Прости меня. Пожалуйста.
Полина смотрела на него, и лед вокруг ее сердца дал первую трещину. Она видела, что ему по-настоящему стыдно. Это был не тот испуг, который прошел бы за пару дней. Это было понимание.
— Я не хочу, чтобы мы жили вот так, — тихо сказала она.
— Я тоже. Но я не знаю, что делать. Мама не успокоится. Катя будет дуться. Они…
— Артем, — она перебила его. — Нам не нужно делать ничего. Им — нужно. Им нужно принять наши правила. Наши с тобой, как семьи. А если не могут… — она вздохнула, — значит, нам придется держать дистанцию.
Он молча кивнул, принимая этот тяжелый факт.
— Насчет Кати… — он замялся. — У нее скоро день рождения. Я думал… Давай купим ей в подарок… сертификат на каршеринг. На год. Или на такси. Чтобы она могла ездить, куда хочет. Без всяких проблем для нас.
Впервые за долгие недели Полина почувствовала, что углы ее губ дрогнули в подобии улыбки. Это было иронично, практично и по-настоящему мудро. Это было их общее решение. Их первый шаг навстречу друг другу.
— Хорошая идея, — тихо согласилась она.
Он неловко потянулся к ней, и она не отстранилась. Он обнял ее, и это был не страстный, а скорее извиняющийся, неуверенный жест. Она положила голову ему на плечо, чувствуя, как бешено бьется его сердце.
Они стояли так посреди холодной кухни, и ледяная глыба между ними начинала потихоньку таять. Еще не все было решено, впереди предстояли трудные разговоры, но самый важный шаг был сделан. Он наконец-то увидел в ней не противника, а союзника. И они вместе начали очерчивать границы своей крепости.
Прошло несколько недель. Рубцы от недавней войны еще были видны, но уже не кровоточили. Артем и Полина двигались вокруг друг друга осторожно, как выздоравливающие после тяжелой болезни. Они заново учились разговаривать, шутить, делить пространство на кухне по утрам.
Отношения с внешним миром их семьи тоже изменились. Телефон Галины Ивановны молчал. Полина иногда ловила себя на том, что с тревогой смотрит на экран, ожидая нового взрыва, но его не происходило. Было тихо.
Наступил день рождения Кати. Артем, посовещавшись с Полиной, отправил сестре поздравление в мессенджере и перевел деньги на подарок, сославшись на занятость. Ответ пришел сухой и сдержанный: «Спасибо.»
Еще через неделю раздался звонок. На экране горело «Свекровь». Артем посмотрел на Полину, взял трубку и включил громкую связь.
— Мама, привет. —Здравствуй, сынок. — Голос Галины Ивановны звучал ровно, без привычной повелительной нотки. — Как у вас дела? —Все нормально. Работаем. —Это хорошо… — Последовала пауза. — Катя ваш подарок получила. Спасибо. Очень… практично.
Артем поймал взгляд Полины и чуть заметно улыбнулся.
— Не за что. Удобно же, правда? —Да уж… — свекровь запнулась. — Слушай, я по делу. У меня телевизор сломался, в сервис надо отвезти. Не подбросишь, когда будет время?
Артем не сразу ответил. Он смотрел на Полину, и в его глазах читался вопрос. Она молча кивнула.
— Хорошо, мама. В субботу утром заеду, заберу. —Спасибо. — Еще одна пауза, более затяжная. — Передавай привет Полине.
Она произнесла это быстро, почти неразборчиво, и быстро положила трубку.
Артем выдохнул.
— Ну, вот. Телевизор. Без наездов. Уже прогресс.
Полина кивнула. Это было не теплое общение, но это было уважительное. Та самая дистанция, которую они с Артемом установили, начала работать.
В одно из воскресений Полина поехала к родителям. Она не рассказывала им о всей истории, лишь в общих чертах упомянула о небольшом конфликте. Но материнское сердце, видимо, чувствовало больше.
Мама напоила ее чаем с яблочным пирогом, папа расспрашивал о работе. И только когда Полина уже собиралась уезжать, мама положила руку на капот машины, погладила его, как любимого питомца.
— Главное, чтобы она тебя радовала, дочка. Чтобы была тебе помощницей, а не головной болью. Мы для этого ее и дарили.
Полина обняла ее крепко-крепко, вдыхая родной запах духов и домашней выпечки.
— Спасибо, мам. Она самая лучшая помощница. И я все сделала правильно.
По дороге домой она ехала не спеша. Включила любимую музыку и смотрела на улицы, на людей. Она чувствовала не злорадство или победу, а спокойную, глубокую уверенность. Уверенность в своей правоте. Не только юридической, но и человеческой.
Дома Артем накрыл на стол. Простенький ужин — паста с соусом. Но он приготовил его сам.
— Как родители? — спросил он, разливая по тарелкам. —Хорошо. Передают привет. —Я сегодня звонил Кате. Спросил, как она, пользуется ли подарком. — Он усмехнулся. — Оказалось, уже три поездки совершила. Говорит, удобно. Никого не надо просить.
Они ели молча, но это молчание уже не было враждебным. Оно было мирным.
— Знаешь, — сказала Полина, откладывая вилку. — Я сегодня поняла одну простую вещь. —Какую? —Что иногда одно твердое «нет» ценится дороже, чем десяток вымученных «да». Оно экономит нервы, время и… даже отношения. Потому что строятся они на правде, а не на чувстве вины.
Артем внимательно посмотрел на нее и кивнул.
— Да. Мне еще учиться и учиться этому твоему «нет». Но я начинаю понимать.
Он потянулся через стол и взял ее руку. Его ладонь была теплой.
— Прости меня еще раз. За все.
— Я тоже могу быть слишком категоричной, — признала она. — Давай договоримся. Все претензии — сразу друг другу. Без накопления. И без привлечения твоей мамы в качестве тяжелой артиллерии.
— Договорились, — он улыбнулся, и в его улыбке была та самая теплота, которую она так давно не видела.
Они помыли посуду вместе, плечом к плечу. Потом сели смотреть фильм. И когда Полина пристроилась головой ему на плечо, он обнял ее и не отпускал до самых титров.
Битва была окончена. Мир был хрупким, его приходилось выстраивать каждый день, кирпичик за кирпичиком. Иногда Галина Ивановна все же пыталась проверять границы на прочность, но Артем учился мягко, но уверенно останавливать ее. Катя продолжала пользоваться такси, изредка жалуясь брату на цены, но больше не требуя ничего.
Полина завела машину утром, собираясь на работу. Ярко-красный цвет уже не казался ей вызовом. Он был цветом ее свободы. Цветом урока, который жизнь преподала ей и который она, не без потерь, но выучила. Она поняла: свои границы нужно охранять. Потому что если ты не охраняешь их сам, их обязательно нарушат. И самое главное — эти границы нужно охранять вместе с тем, кого любишь. Иначе можно остаться у разбитой машины в полном одиночестве.
Она тронулась с места и плавно выехала со двора. Впереди был новый день. И он был целиком ее.