Скрипнула старая калитка. Елена Матвеевна, придерживая на плече сумку, в которой лежал единственный батон «Нарезного», вошла во двор. Середина июля в Ярославле выдалась душной и липкой. Воздух, казалось, можно было резать ножом и намазывать на хлеб вместо масла. Она устало опустилась на лавочку под старой яблоней, единственное спасение в этом пекле. Пятьдесят четыре года. Из них тридцать два замужем за Андреем. Жизнь, казалось, давно вошла в свою колею, ровную, предсказуемую, как железнодорожные рельсы, ведущие прямиком к тихой станции «Старость».
Елена работала в школьной библиотеке. Работа непыльная, спокойная. Дети, книги, запах старой бумаги и клея. Андрей, ее муж, всю жизнь отдал речному порту, дослужился до начальника смены на грузовом терминале. Год назад с почетом вышел на пенсию. Он был ее каменной стеной, ее опорой, человеком, который решал все важные вопросы. «Лен, ну что ты в этом понимаешь, в деньгах-то? Твое дело — уют и борщ, а мое — чтоб этот борщ было на что варить», — говорил он, и она не спорила. Она доверяла. Безгранично.
Именно поэтому сегодняшний день расколол ее жизнь, как молния — старое дерево.
Все началось с мелочи. У соседки, тети Любы, сломался холодильник. Старенький «Саратов» окончательно испустил дух. Нужно было срочно покупать новый. Тетя Люба, божий одуванчик, металась по двору, причитая, что вся пенсия ушла на лекарства.
«Леночка, милая, может, займешь до следующего месяца? Тысяч двадцать, а? Я с пенсии потихоньку отдам».
Елена, конечно, согласилась. Деньги у них были. Накопления. Их общая «подушка безопасности» на черный день и достойную старость. Плюс три года назад, когда не стало ее родителей, она продала их скромную «двушку» в Брагино. Андрей тогда настоял, чтобы деньги положили на общий вклад под хороший процент. «Так надежнее, Лен. И доход капает. Зачем им лежать мертвым грузом?» Она и тут согласилась. Он же лучше разбирается.
Она зашла в отделение банка на проспекте Ленина. Прохлада кондиционера ударила в лицо после уличной духоты. Электронная очередь пискнула, высветив ее номер. Молоденькая девушка в бело-голубом платке улыбнулась ей дежурной улыбкой.
«Добрый день. Я бы хотела снять часть средств со вклада».
Девушка застучала по клавиатуре. Улыбка на ее лице медленно увядала, как забытый в вазе цветок. Она подняла на Елену растерянные глаза.
«Елена Матвеевна… а на вашем вкладе… тут почти ничего нет».
«Как нет? — не поняла Елена. — Там должно быть больше двух миллионов. Проверьте, пожалуйста, может, вы что-то путаете?»
Девушка снова уставилась в монитор, потом повернула его к Елене. На экране горела цифра: 1743 рубля 50 копеек.
Сердце ухнуло куда-то в район колен. В ушах зазвенело.
«Этого не может быть. Это ошибка».
«Тут… было несколько крупных снятий, — голос у девушки стал тихим, сочувствующим. — Последнее — три дня назад. Всю основную сумму. Снятие проводил ваш муж, Андрей Николаевич. У него же есть доверенность».
Доверенность. Она и забыла о ней. Андрей попросил подписать ее тогда же, три года назад. «Для удобства, Леночка. Мало ли, в больницу попадешь или уедешь куда, а деньги срочно понадобятся».
Мир вокруг Елены поплыл. Стены банка, лица людей, гул голосов — все смешалось в один вязкий, тошнотворный кисель. Она помнила, как девушка налила ей воды в пластиковый стаканчик, как чья-то рука коснулась ее плеча. Она вышла на улицу, в раскаленный воздух, и не знала, куда идти. Ноги сами понесли ее домой. В сумке сиротливо лежал батон хлеба. Единственное, что она купила сегодня. На большее у нее теперь, кажется, и не было денег.
Вот она и сидела на лавочке под яблоней, глядя в одну точку. В голове билась одна мысль, глупая, наивная: «А как же тетя Люба? Что я ей скажу?»
Калитка снова скрипнула. Во двор, насвистывая какую-то мелодию, вошел Андрей. В новой светлой рубашке, пахнущий дорогим одеколоном — не тем «Шипром», что она дарила ему на двадцать третье февраля. Он выглядел довольным жизнью, помолодевшим. Увидев ее, он улыбнулся.
«О, Ленусь, а ты чего тут? Жарища-то какая. Я в гараж ходил, порядок наводил. Смотри, какой улов!» — он с гордостью продемонстрировал пакет из рыболовного магазина. Там блестели новые дорогие воблеры.
Елена молча смотрела на него. На его довольное лицо, на новую рубашку, на эти дурацкие блестящие рыбки в пакете.
«Андрей, — ее голос был хриплым и чужим, — где деньги?»
Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился.
«Какие деньги, Лен? Ты о чем?»
«Наши деньги. Со вклада. Я была в банке».
Тишина, которая повисла между ними, была гуще и тяжелее, чем июльский зной. Андрей отвел глаза. Суетливо поставил пакет на землю.
«А… Ты про это… Понимаешь, Лен, тут такое дело…» — он начал мямлить, подбирая слова.
«Я не понимаю, — отрезала она. Голос внезапно окреп. — Куда ты дел два миллиона рублей? Куда ты дел деньги моих покойных родителей?»
Андрей вскинулся, в его глазах блеснуло раздражение.
«Да что ты начинаешь! Родителей приплела! Это были НАШИ деньги! Общие! Я их не украл, я их вложил! В дело!»
«В какое дело?» — внутри у Елены все похолодело.
«В очень перспективное! Новое! Сейчас все так делают, в криптовалюту вкладывают! Глеб, парень с моей бывшей работы, он в этом соображает. Сказал, через полгода мы утроим сумму! Купим квартиру в Сочи, будем на море жить, как люди! Я тебе сюрприз хотел сделать!»
Глеб. Молодой хлыщ из IT-отдела, который всегда смотрел на Андрея свысока. Вечно в модных кроссовках и с умным видом рассуждающий про какие-то «блокчейны» и «токены». Андрей перед ним лебезил, пытался казаться современным. И вот результат.
«Сюрприз? — Елена поднялась с лавки. Она почувствовала, как по щекам текут слезы, но ей было все равно. — Ты спустил все, что мы копили тридцать лет, все, что осталось от мамы с папой, на какой-то… воздух? По совету сопляка, который над тобой же и смеется? Ты у меня спросил? Ты хоть слово мне сказал?»
«А что у тебя спрашивать? — взорвался Андрей. Его лицо побагровело. — Ты в этом что-нибудь понимаешь? Всю жизнь в своей библиотеке с пыльными книжками просидела! Я мужик, я решаю! Я хотел как лучше! Для нас! Чтобы мы старость не в этой дыре встретили, а на море! А ты неблагодарная!»
Он схватил свой пакет с воблерами и, не глядя на нее, зашагал к дому. Дверь за ним хлопнула.
Елена осталась стоять посреди двора. Яблоня роняла на землю первые перезревшие плоды. Они глухо стукались о землю, разбиваясь вдребезги. Так же, как и ее жизнь.
***
Вечер опустился на город, но не принес прохлады. Елена сидела на кухне в полной темноте. Она не включала свет. Не хотелось. Хотелось раствориться, исчезнуть. Андрей заперся в комнате, оттуда доносилось бормотание телевизора. Он делал вид, что ничего не произошло. Что это она, Елена, устроила скандал на пустом месте, не оценила его гениального плана.
Она механически взяла телефон и набрала номер дочери. Марина жила в Москве, работала в крупной компании, была замужем. Умная, цепкая, совсем не похожая на мать.
«Мам, привет! Что-то случилось? Голос у тебя…» — Марина всегда чувствовала ее настроение.
И Елена рассказала. Все. Про банк, про пустой счет, про разговор с отцом, про «криптовалюту» и Глеба. Она говорила монотонно, без слез, словно читала чужой некролог. В трубке долго молчали.
«Мам, — наконец произнесла Марина, и в ее голосе звенела сталь. — Собирай вещи».
«Куда?» — не поняла Елена.
«Ко мне. Прямо сейчас. Или завтра утром. Я куплю билет на поезд. Ты не останешься с ним в одной квартире ни на день больше».
«Мариночка, дочка, как же я… Куда я поеду? У меня работа, дом…»
«Мама! Он обокрал тебя! Он украл не просто деньги, он украл твое будущее, память о бабушке с дедушкой! Какая работа? Какой дом? Это больше не твой дом! Ты завтра же идешь и подаешь на развод и на раздел имущества. Я найду тебе лучшего юриста в Ярославле, я все оплачу».
«Развод…» — это слово прозвучало, как выстрел. За тридцать два года оно ни разу не произносилось в их доме. Даже в мыслях.
«Да, мама, развод! — голос Марины дрогнул от сдерживаемой ярости. — Ты всю жизнь на него положила. Обстирывала, обглаживала, борщи ему варила, пылинки сдувала. А он что? Он тебя за человека не считает! Он даже не счел нужным с тобой посоветоваться, распоряжаясь ТВОИМИ деньгами! Все, разговор окончен. Я сейчас посмотрю билеты. Утром жди от меня сообщение».
Марина повесила трубку.
Елена сидела с телефоном в руке. Развод. Раздел имущества. Юрист. Эти слова, такие чужие, пугающие, вдруг обрели вес и смысл. Она посмотрела на дверь в комнату, за которой сидел ее муж, ее «каменная стена». И впервые за много лет увидела не опору, а чужого, самодовольного, глупого старика, который растоптал ее жизнь ради призрачной мечты о квартире в Сочи.
Ночью она не спала. Лежала на старом диване в гостиной, куда перетащила свое одеяло, и вспоминала. Вспоминала, как познакомились на танцах в доме культуры. Он — молодой речник, крепкий, уверенный. Она — худенькая студентка педучилища. Как он красиво ухаживал, дарил полевые ромашки. Как родился их первенец, сын Коля, который трагически погиб в армии пятнадцать лет назад. Это горе их сплотило, но и надломило что-то в обоих. Андрей стал более замкнутым, жестким. А она… она еще больше ушла в заботу о нем и о Марине, пытаясь склеить разбитую семью.
Вспоминала, как отказалась от аспирантуры, потому что нужно было сидеть с маленькой Маринкой. Как не поехала на встречу выпускников в Ленинград, потому что Андрею не с кем было оставить хозяйство. Как она потихоньку, незаметно для самой себя, отказывалась от своих желаний, своих интересов, своих подруг. Все — ради семьи. Ради него. И что она получила в итоге? Пустой банковский счет и унизительное «ты в этом ничего не понимаешь».
Под утро, когда небо за окном начало сереть, она встала. Подошла к книжному шкафу, достала старый фотоальбом. Вот они молодые, на свадьбе. Вот с маленьким Колей на руках. Вот на даче, сажают картошку. Лица, улыбки, моменты, которые казались вечностью. Она смотрела на фотографию молодой смеющейся девушки с длинной косой — на себя — и спрашивала, куда она делась? Куда делась та Лена, которая мечтала написать книгу о ярославских храмах, которая обожала Ахматову и Цветаеву, которая могла часами бродить по набережной Волги в одиночестве?
Она закрыла альбом. Решение, которое еще вчера казалось немыслимым, теперь было единственно верным. Она не поедет к Марине. Не сейчас. Она не сбежит. Она останется здесь и будет бороться. За себя. За ту девушку с фотографии.
***
На следующий день Елена взяла на работе отгул за свой счет. Первым делом она пошла к своей единственной близкой подруге, Ирине. Ирина, бухгалтер с железным характером и острым языком, жила в соседнем доме. Выслушав сбивчивый рассказ Елены, она не стала ахать и причитать. Она налила ей рюмку коньяка, хотя было всего десять утра.
«Пей. Я тебе еще десять лет назад говорила, что твой Андрюша — самовлюбленный индюк с замашками феодала. Ты не слушала. Любовь, говорила, доверие. Вот и доверялась».
«Ира, не сыпь соль на рану», — прошептала Елена.
«Это не соль, это йод. Больно, зато микробов убивает, — отрезала Ирина. — Так, коньяк допила, теперь слушай мой план. Во-первых, ты немедленно переезжаешь ко мне. Мой балбес в командировке на месяц, места хватит. Нечего тебе с этим предателем под одной крышей делать. Во-вторых, вот телефон. Семён Маркович Заславский. Лучший адвокат по семейным делам в городе. Звони прямо сейчас, скажешь, от меня».
«Ира, у меня нет денег на адвоката…»
«У тебя есть я, — твердо сказала Ирина. — Прорвемся. Главное, не раскисай. Ты у себя одна осталась. Запомни это».
В тот же день Елена, собрав в небольшой чемодан самое необходимое, переехала к Ирине. Она чувствовала себя беженкой в собственном городе. Вечером позвонил Андрей. Голос у него был растерянный, даже испуганный.
«Лен, ты где? Я пришел, а тебя нет… Вещей твоих нет… Ты что удумала?»
«Я у Ирины, — спокойно ответила Елена. — Завтра я подаю на развод».
В трубке повисла тишина. Потом Андрей закричал:
«На развод?! Ты с ума сошла? Из-за денег? Да я их верну! Все верну! Глеб сказал, это временные трудности на рынке! Ты рушишь семью из-за какой-то ерунды!»
«Это не ерунда, Андрей. Это моя жизнь, которую ты пустил под откос. И дело не в деньгах. Ты меня предал».
Она нажала на отбой. И впервые за двое суток почувствовала не боль, а какое-то странное, холодное облегчение.
***
Семён Маркович Заславский оказался невысоким пожилым евреем с умными, усталыми глазами. Он принял ее в своем маленьком кабинете, заваленном папками. Он долго слушал, не перебивая, лишь изредка делая пометки в блокноте.
«М-да, история, к сожалению, типичная, — сказал он, когда Елена закончила. — Кризис мужского климакса, помноженный на финансовую безграмотность и инфантилизм. Шансы вернуть деньги, вложенные в… кхм… "криптовалюту" через сомнительных знакомых, стремятся к нулю. Будем реалистами. Но вот за имущество мы поборемся».
Он объяснил ей процедуру. Развод. Раздел совместно нажитого: квартиры, дачи, старенькой «Нивы».
«Квартира куплена в браке, значит, делится пополам. Даже несмотря на то, что муж ваш, так сказать, промотал семейный бюджет. Закон в этом смысле слеп. Будем добиваться продажи квартиры и раздела денег. Или выплаты вам компенсации за вашу долю».
Начались долгие, мучительные месяцы. Судебные заседания, на которых Андрей то кричал, что она разрушает семью, то униженно просил прощения. Он похудел, осунулся. Его «перспективное дело» лопнуло, как мыльный пузырь. Глеб исчез вместе с деньгами, перестав отвечать на звонки. Андрей пытался встречать Елену у подъезда Ирины, приносил увядшие цветы, говорил, что все осознал.
«Ленусь, ну прости дурака! Бес попутал! Вернись, а? Ну куда ты без меня? Пропадешь ведь!»
Раньше эти слова — «куда ты без меня» — казались ей проявлением заботы. Теперь она слышала в них только высокомерное пренебрежение.
«Не пропаду, Андрей. Я уже не пропадаю», — отвечала она и проходила мимо.
Она вернулась на работу в библиотеку. И эта работа, которую она всегда считала лишь тихой гаванью, вдруг стала ее спасательным кругом. Она с головой ушла в дела. Организовала литературный кружок для старшеклассников, начала вести блог о редких книгах из их фонда. Коллеги, которые раньше видели в ней лишь тихую, незаметную Елену Матвеевну, вдруг открыли в ней интересного, увлеченного человека.
Особенно она сблизилась с Тамарой Петровной, учительницей истории на пенсии, которая подрабатывала в читальном зале. Тамара Петровна овдовела пять лет назад и жила одна. Но какой это была жизнь! Она ходила в бассейн, занималась скандинавской ходьбой в парке, ездила с подругами на экскурсии в Кострому и Углич, а по вечерам учила итальянский язык по скайпу.
«Леночка, — говорила она, поправляя свои элегантные очки, — в пятьдесят с лишним жизнь не то что не кончается, она только начинается по-настоящему. Дети выросли, обязательств меньше. Можно наконец-то пожить для себя. Главное — не бояться».
Глядя на нее, на ее ясные глаза и прямую спину, Елена понимала: она тоже так сможет. Она тоже имеет право на такую жизнь.
***
Однажды, в конце осени, в библиотеку зашел Андрей. Он выглядел ужасно. Небритый, в старом свитере, от него пахло перегаром. Он подошел к ее столу, за которым она разбирала новые поступления.
«Лена, я пришел поговорить».
«Нам не о чем говорить, Андрей. Все вопросы решаются через адвокатов».
«Послушай, — он понизил голос до сбивчивого шепота. — Квартиру выставили на продажу. Покупатели уже есть. Нас скоро разведут. Куда я пойду? У меня ничего нет. Пенсия копеечная. Давай… давай все вернем? Мы продадим квартиру, купим поменьше, а на остальные деньги будем жить. Я больше никогда…»
«Нет, — твердо сказала Елена, глядя ему прямо в глаза. — Мы ничего не вернем. Ты свой выбор сделал, когда отнес деньги мошеннику. Теперь я делаю свой. И в моей новой жизни тебе места нет».
Он смотрел на нее так, будто видел впервые. На эту спокойную, уверенную женщину с прямой спиной и холодным взглядом. Это была не его Ленуся, не его тихая, покорная жена.
Он молча развернулся и ушел. Елена проводила его взглядом. Боли не было. Была только легкая, почти невесомая грусть по тем тридцати годам, которые ушли в никуда.
***
Прошел почти год с того страшного дня в банке. Квартиру продали. Елена получила свою долю. Денег хватило на покупку небольшой, но уютной однокомнатной квартиры в новом доме на окраине города. Она сама выбирала обои — нежно-оливкового цвета. Сама покупала мебель. Маленький диван, книжный стеллаж до потолка и большой стол у окна.
Впервые за много лет она чувствовала себя хозяйкой не только квартиры, но и своей жизни. Она по-прежнему работала в библиотеке. Вела свой блог, который неожиданно стал популярным. Ей писали люди со всей страны, спрашивали совета по книгам. Марина часто звонила, звала в гости в Москву, но Елене пока не хотелось. Ей было хорошо здесь, в ее маленьком мире.
Как-то вечером ей позвонила Ирина.
«Ленка, привет! Есть новость. Видела твоего бывшего. Устроился охранником в супермаркет. Стоит на входе, тележки считает. Жалкое зрелище».
Елена помолчала.
«Ир, не надо. Это уже не моя история».
«Ладно, молчу, — вздохнула Ирина. — Как ты там, Рокфеллерша?»
«Все хорошо, — улыбнулась Елена. Она стояла у окна и смотрела на огни вечернего города. — Я сегодня, представляешь, купила семена. Голубые томаты «Индиго Роуз». Буду весной на балконе выращивать».
«Томаты? На балконе? Ну ты даешь, Мичурин в юбке!» — рассмеялась Ирина.
Повесив трубку, Елена еще долго стояла у окна. За стеклом начинался мелкий весенний дождь. Она не знала, что ждет ее впереди. Будет ли в ее жизни новая любовь, большие путешествия или неожиданные встречи. Но она точно знала одно. Она больше никогда не позволит никому сказать ей: «Куда ты без меня?». Потому что теперь она знала ответ. Куда угодно. Туда, где растут голубые томаты. Туда, где читают Ахматову. Туда, где можно просто быть собой.
Она достала с полки томик стихов, заварила себе чай с чабрецом и села в кресло, укрывшись пледом. За окном шумел дождь, а в ее маленькой, но собственной квартире было тепло, тихо и спокойно. И это было не реалистичное счастье из женских романов. Это было нечто гораздо большее. Это была свобода.