Звонок застал Ольгу за перебиранием старых фотографий. Занятие тихое, субботнее, пахнущее пылью и сладкой ностальгией. На глянцевой карточке двадцатилетней давности она, молодая и смеющаяся, обнимала Диму на фоне новенькой, блестящей вишнёвой «Шкоды». Его первая настоящая иномарка, его гордость. Он тогда, помнится, смахнул с капота невидимую пылинку и сказал: «Это не машина, Оль, это член семьи».
Телефонный звонок вырвал её из воспоминаний резко, как будто кто-то дёрнул за рукав. На экране высветилось «Тамара Игоревна». Ольга вздохнула. Сердце сделало привычный кульбит — смесь долга, раздражения и застарелой вины. Пять лет прошло со смерти Димы, а его мать по-прежнему звонила с интонациями человека, которому должны по факту его существования.
— Слушаю, Тамара Игоревна.
— Оля, здравствуй. Не отвлекаю? — Голос свекрови был деловитым, не предполагающим отрицательного ответа.
— Здравствуйте. Нет, что вы. Что-то случилось?
— Ничего не случилось, всё в порядке. Мне ключи от машины нужны. Стасику на выходные, — выпалила она без паузы. — Ему с друзьями на дачу надо съездить, а своя развалюха опять барахлит. Заедет через часик.
Ольга замерла, сжимая в руке фотографию. Уголок картонки впился в ладонь. Стасик. Любимый внук Тамары Игоревны, сын её дочери. Двадцатидвухлетний оболтус, меняющий работу каждые три месяца и считающий, что мир ему должен за красивые глаза.
— Тамара Игоревна… — Ольга попыталась подобрать слова. — Машина… она же стоит давно. Аккумулятор, наверное, сел…
— Ну так пусть Стасик и посмотрит! Он в машинах разбирается, — отмахнулась свекровь от технических возражений. — Не на автобусе же парню с девчонками тащиться. Дима бы племяннику никогда не отказал.
Последняя фраза была ударом под дых. Дежурным, привычным, но от того не менее болезненным. «Дима бы…». Ольга слышала это последние пять лет по любому поводу: когда отказывалась отдать Димину коллекцию марок двоюродному брату свекрови, когда не захотела пустить дальнюю родню пожить в их с Димой квартире, пока те делают ремонт. Дима бы всё отдал, всех бы пустил, всех бы осчастливил. В версии Тамары Игоревны её сын был не живым человеком, а безразмерным фондом благотворительности.
— Я… я посмотрю, что можно сделать, — пробормотала Ольга, чувствуя, как по щекам разливается горячий румянец унижения. Она не умела скандалить, не умела жёстко отказывать. Дима всегда смеялся, что её «нет» звучит как «да, но попозже».
— Вот и посмотри. Через час, Оля, не задерживай парня.
Короткие гудки. Ольга опустила телефон на стол и невидящим взглядом уставилась в окно. Во дворе, под старой липой, стояла она. Вишнёвая «Шкода Октавия». За пять лет Ольга садилась за руль всего дважды — отогнать на техосмотр. Каждый раз — с колотящимся сердцем и влажными ладонями. Она получила права ещё в молодости, но за рулём всегда был Дима. Он вёл машину уверенно, спокойно, подпевая старому радио, и мир за лобовым стеклом казался надёжным и предсказуемым. После его ухода этот мир рухнул, а машина превратилась в молчаливый памятник, саркофаг на колёсах, хранящий запах его парфюма и тень его руки на руле.
«Ключи нужны племяннику». Не «Оля, не могла бы ты одолжить», а «нужны». Как будто это не её машина, а общая, семейная, и она лишь временный хранитель. Ольга подошла к комоду из тёмного дерева, открыла верхний ящик. В бархатной коробочке от каких-то серёжек лежали они. Два ключа на брелоке — металлической эмблеме «Skoda», который Дима сам прикрепил. Она взяла их в руку. Холодный, тяжёлый металл. Вес ответственности. Вес воспоминаний.
И тут, глядя на эти ключи, на свои пальцы с тонкими морщинками, на которых давно не было обручального кольца, она вдруг почувствовала не горечь. А ярость. Холодную, звенящую, как натянутая струна. Ярость на Тамару Игоревну. На Стасика. На собственную бесхребетность. Пятьдесят два года. Вдова. Фармацевт в тихой аптеке на окраине Ярославля. Жизнь, аккуратно разложенная по полочкам, как таблетки в блистерах. И вот сейчас какой-то сопляк собирается взять её прошлое, её память, её Димину машину, и поехать с девчонками на шашлыки. Разбить. Испортить. Заляпать грязью.
«Дима бы не отказал». А может, и отказал бы. Дима любил племянника, но не был идиотом и прекрасно видел его разгильдяйство. Но это уже не имело значения. Важно было то, чего хочет она. Ольга Викторовна Смирнова. Не «Димина вдова», а она сама.
Она сжала ключи в кулаке. Час. У неё есть час.
«Но я приготовила сюрприз», — прошептала она в тишину квартиры, и сама удивилась твёрдости своего голоса. Сюрприз. Не для них. Для себя.
***
Первым делом она позвонила Ирине, своей сменщице и единственной близкой подруге.
— Ир, привет. У меня форс-мажор. Можешь завтра выйти за меня на полдня? С меня… что угодно.
Ирина, женщина громкая, быстрая и решительная, сразу почувствовала напряжение в её голосе.
— Олька, что стряслось? Голос как будто ты клад нашла и не знаешь, куда спрятать.
— Почти, — криво усмехнулась Ольга. Она быстро пересказала разговор со свекровью.
На том конце провода повисла звенящая тишина, а потом Ирина взорвалась тирадой, которую Ольга постеснялась бы произнести вслух. Суть сводилась к тому, что Тамара Игоревна окончательно потеряла совесть, а Стасику нужно не ключи от машины, а хороший ремень.
— …и ты что, отдашь? Оль, ты серьёзно? Эту машину, в которую Димка душу вложил? Этому сопляку, который в прошлый раз отцовский «жигуль» в столб вписал?
— Я не отдам, — твёрдо сказала Ольга. — Я другое придумала. Поэтому и прошу подменить. Мне нужно… мне нужно кое-что сделать.
Положив трубку, она почувствовала первый прилив уверенности. Поддержка Ирины была как крепкий каркас, не дающий ей снова согнуться под ветром сомнений.
Она быстро оделась — джинсы, удобный свитер. Посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Женщина средних лет. Усталые, но ясные серые глаза. Сеточка морщин вокруг них. Прядь волос, выбившаяся из скромного пучка, уже совсем седая. «Ну, здравствуй, Ольга Викторовна, — сказала она своему отражению. — Кажется, пришло время знакомиться заново».
Ровно через час в домофон позвонили. Ольга даже не вздрогнула. Она ждала. Нажала кнопку, открыла дверь. На пороге стоял Стас. Высокий, худой, в модной рваной толстовке и с выражением вселенской скуки на смазливом лице.
— Тёть Оль, привет. Бабушка сказала, вы тут?
— Здравствуй, Станислав. Проходи.
Он вошёл в прихожую, оглядываясь в поисках ключей.
— Ну, где они? А то мы опаздываем.
Ольга спокойно посмотрела ему в глаза.
— Стас, машины не будет.
Он непонимающе моргнул. Скука на его лице сменилась недоумением.
— В смысле? Бабушка сказала…
— Мало ли что сказала бабушка. Это моя машина. И я её тебе не дам.
— Да почему? — в его голосе прорезались капризные, детские нотки. — Вам жалко, что ли? Она ж у вас гниёт под окном!
— Не гниёт, а стоит. И теперь она мне нужна самой. Так что извини. Можешь ехать на автобусе. Или на такси. Ты же, кажется, работаешь?
Стас побагровел. Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но в этот момент за его спиной на лестничной клетке выросла фигура Тамары Игоревны. Она, видимо, ждала внизу и, почуяв неладное, решила подняться.
— Что здесь происходит? Оля, почему ты задерживаешь мальчика?
— Я не задерживаю, Тамара Игоревна. Я объяснила Станиславу, что машину дать не могу.
Лицо свекрови окаменело.
— Это ещё что за новости? Ты что себе удумала? Я сказала, машина нужна!
Ольга глубоко вдохнула. Вот он, главный бой.
— Вы сказали. А я решила. Эта машина — память о вашем сыне. Моём муже. И я не позволю использовать её как такси для увеселительных поездок. Тем более, — она снова посмотрела на Стаса, — человеку, который не ценит ни чужого труда, ни чужого имущества.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Тамара Игоревна. — Ты Димину память оскорбляешь! Он бы…
— Хватит! — голос Ольги неожиданно для неё самой обрёл металл и силу. — Хватит прикрываться Димой. Его нет уже пять лет. А я — есть! И это моя жизнь и моя машина. Разговор окончен.
Она сделала шаг назад и закрыла дверь прямо перед их ошеломлёнными лицами. Заперла на верхний и нижний замки. Прислонилась спиной к холодному дереву. Сердце колотилось как бешеное, в ушах стоял гул. С лестницы доносились возмущённые вопли Тамары Игоревны, потом всё стихло.
Ольга сползла по двери на пол. И рассмеялась. Тихим, срывающимся, истерическим смехом. Она сделала это. Она сказала «нет». Не вежливое, не извиняющееся. А настоящее.
***
На следующее утро, пока Ирина отбивалась в аптеке от пенсионеров с их вечными жалобами на давление, Ольга сидела в классе автошколы. Не в группе с восемнадцатилетними новичками, а на индивидуальном занятии по восстановлению навыков вождения. Её инструктором оказался седовласый, очень спокойный мужчина лет шестидесяти по имени Николай Петрович. От него пахло табаком и какой-то нездешней невозмутимостью.
— Ольга Викторовна, значит? — он пролистал её документы. — Права с девяносто восьмого… Ого. Да вы у нас водитель с опытом. Просто в долгосрочном отпуске.
Его юмор успокаивал. Когда они сели в учебную «Ладу Гранту», Ольга почувствовала знакомый приступ паники. Руки вспотели, ноги не находили педалей.
— Спокойно, — сказал Николай Петрович, даже не посмотрев в её сторону. — Машина не кусается. Это просто железо. Вы главная. Куда скажете, туда и поедет. Давайте для начала просто заведём.
Она повернула ключ. Мотор чихнул и завёлся.
— Вот видите? Уже полдела.
Первые полчаса были пыткой. Она глохла на светофорах, путала поворотники, слишком резко тормозила. Мимо проносились уверенные водители, кто-то нетерпеливо сигналил. Ольга вжималась в кресло, готовая всё бросить.
— Не обращайте внимания, — бубнил Николай Петрович. — Они все когда-то так же начинали. Просто забыли. Смотрим на дорогу, а не на них. Ваша задача — доехать из точки А в точку Б. Целой и невредимой. Всё остальное — лирика.
К концу занятия она уже могла более-менее плавно трогаться и даже переключать передачи, не глядя на рычаг. Когда они вернулись к автошколе, Николай Петрович кивнул.
— Для первого раза — отлично. Руки-то помнят. Главное — голова. Вы в голове себе разрешите водить, и всё пойдёт. В среду в то же время?
В среду она пришла. И в пятницу. И в следующий понедельник. Николай Петрович гонял её по тихим улочкам Заволжского района, потом вывез на оживлённый Московский проспект. Она училась парковаться, делать «змейку», чувствовать габариты машины. С каждым занятием страх уступал место азарту. Она вдруг поняла, что ей это нравится. Нравится ощущение контроля, меняющийся пейзаж за окном, сама возможность в любой момент поехать, куда захочется.
За это время Тамара Игоревна предприняла ещё несколько атак. Она звонила, писала гневные сообщения. Она даже позвонила сыну Ольги, Алексею, который жил и работал в Москве. Лёша тут же перезвонил матери.
— Мам, привет. Мне тут бабушка звонила. Что у вас там происходит? Ты чего её так… обидела?
Ольга ожидала этого.
— Лёша, я никого не обижала. Я просто отказалась дать машину Стасу.
— Ну… может, зря? Она же стоит без дела. Продала бы её, и всё. Никому не обидно, и деньги бы были. Зачем тебе эти проблемы?
Его практичный, мужской подход был так похож на Димин. Но сейчас он почему-то раздражал.
— Лёша, это не просто машина. И это не твоей бабушки дело, что я с ней делаю. Она мне нужна.
— Зачем? — в его голосе было искреннее недоумение. — Ты же не водишь.
— Уже вожу, — отрезала Ольга. — Я восстанавливаю навыки. И скоро сяду за руль своей машины.
В трубке повисла пауза.
— Мам… тебе точно это надо? В твоём возрасте… Это же нервы, движение сейчас сумасшедшее.
«В твоём возрасте». Ольга усмехнулась. Ей только что исполнилось пятьдесят два. Не девяносто.
— Лёша, дорогой. Именно в моём возрасте и надо. Чтобы не сидеть у окна, ожидая, пока кто-нибудь соизволит отвезти меня на дачу. Я сама решу, куда и когда мне ехать. А бабушке передай, чтобы она больше не впутывала тебя в наши дела.
Она закончила разговор, чувствуя себя так, будто сдала ещё один экзамен. Самый важный. Она отстояла своё решение перед сыном. Она больше не искала одобрения.
Через две недели Николай Петрович, приняв у неё финальный «внутренний экзамен» на площадке, пожал ей руку.
— Ну что, Ольга Викторовна. Поздравляю. Вы снова водитель. Теперь главное — не бояться. И помните: лучший водитель — тот, кто доехал.
В тот же день она пошла к своей «Шкоде». Она стояла под липой, чуть припорошённая жёлтыми листьями. Ольга открыла её. Внутри всё тот же застывший воздух, всё тот же слабый запах Диминого парфюма. Она посидела минуту, вдыхая его, прощаясь. А потом открыла все двери, чтобы впустить в салон свежий, прохладный октябрьский ветер. Она достала из пакета новые резиновые коврики, ароматизатор с запахом зелёного чая, мягкую тряпку для панели. Она не уничтожала прошлое. Она просто добавляла в него настоящее.
Она купила новый аккумулятор, и знакомый из соседнего подъезда помог его установить. Она завела мотор. Вишнёвая «Шкода» послушно заурчала, как большой кот, которого наконец-то погладили после долгого забвения.
***
Это был день кульминации. Её первый самостоятельный выезд. Руки слегка дрожали, когда она вставляла ключ в замок зажигания. Куда поехать? В магазин? В аптеку? Слишком буднично.
И она решила.
Она медленно выехала со двора, влилась в поток машин. Сердце стучало где-то в горле, но она заставляла себя дышать ровно. Она ехала не по заученным с инструктором маршрутам. Она пересекла Октябрьский мост через Волгу и поехала из города. Туда, где начинались леса и поля.
Она вспомнила то место. Небольшой съезд с трассы, ведущий к высокому берегу. Они с Димой часто приезжали сюда. Просто посидеть в машине, посмотреть на реку, выпить чаю из термоса.
Она нашла этот съезд. Машина мягко прошуршала по гравию и замерла. Ольга заглушила мотор. Тишина. Только ветер шумит в соснах и где-то далеко кричит птица.
Она вышла из машины и подошла к самому обрыву. Внизу, могучая и тёмная, несла свои воды Волга. Холодный ветер трепал волосы, забирался под воротник куртки. Ольга смотрела на реку, на свинцовые осенние облака, на далёкий противоположный берег.
Она не плакала. Наоборот, она чувствовала какое-то невероятное, звенящее спокойствие. Вот она. Вот река. Вот машина, которая больше не памятник, а просто средство передвижения. Вот вся её жизнь — позади и впереди.
Она не пыталась войти в ту же реку дважды. Она просто пришла к берегу своей новой, другой реки. Более медленной, может быть, не такой бурной, как в молодости, но глубокой и полноводной.
— Ну вот, Дим, — прошептала она ветру. — Я за рулём. Видишь? Я справлюсь.
Она постояла так ещё минут десять, впитывая в себя это ощущение свободы и простора. А потом вернулась в машину. На обратном пути она включила радио. Играла какая-то незнакомая современная песня. Ольга не стала искать старую волну, которую они слушали с Димой. Она оставила эту.
Когда она уже подъезжала к дому, зазвонил телефон. Неизвестный номер. Она сбросила. Через минуту пришло сообщение: «Оля, это Тамара. Я хочу поговорить». Ольга усмехнулась и убрала телефон в сумку. Поговорить. Теперь, когда она почувствовала вкус свободы, ей совершенно не хотелось говорить с теми, кто пытался запереть её в клетку вины и долга.
***
Вечером, после лёгкого ужина, она сидела на кухне с чашкой ромашкового чая. Телефон лежал на столе. Она взяла его и открыла контакты. Нашла номер свекрови. Подумала секунду и переименовала «Тамара Игоревна» в «Мать Димы». Это было честнее. Это определяло её место в Ольгиной жизни. Не начальник, не судья. Просто мать её покойного мужа. Женщина из прошлого.
Потом она сделала то, чего не делала много лет. Открыла карту Ярославской области. Углич, Мышкин, Ростов Великий, Переславль-Залесский… Столько маленьких, прекрасных городов вокруг, в которых она никогда не была или была очень давно, проездом.
Она взяла телефон и набрала Ирину.
— Ир, привет. Это снова я. У тебя какие планы на следующие выходные?
— Олька? Никаких. Лежать на диване и ругать правительство. А что?
— А поехали в Мышкин? На моей машине. Погуляем, посмотрим на мышей, съедим по пирожку в местном кафе.
На том конце провода снова повисла пауза, но на этот раз — восхищённая.
— Смирнова… ты… ты серьёзно? На своей?!
— Абсолютно, — улыбнулась Ольга, глядя в тёмное окно, в котором отражалась её кухня и она сама — женщина, сидящая за столом с картой и телефоном. Женщина, у которой впереди были дороги.
— Я за! — выдохнула Ирина. — Олька, я так за тебя рада!
— Это не повод для радости, Ир, — тихо сказала Ольга, прихлёбывая остывающий чай. — Это просто жизнь.
Она положила трубку. За окном просигналила какая-то машина. Ольга больше не вздрагивала от этих звуков. Она посмотрела на ключи, лежащие на столешнице. На старый брелок от Димы и на новую, купленную сегодня, мягкую тряпочку для протирки стёкол. Прошлое и настоящее. Они больше не воевали. Они лежали рядом.
Завтра нужно будет заехать на заправку, проверить давление в шинах. Залить в бачок омыватель. Простые, земные дела. Но для неё они были наполнены совершенно новым смыслом. Смыслом движения. Смыслом будущего.
Она знала, что звонки от Тамары Игоревны, возможно, ещё будут. Будут попытки уколоть, напомнить, обвинить. Но это больше не имело значения. Человек, сидящий за рулём, сам выбирает, на какие сигналы реагировать.
Ольга улыбнулась своему отражению. Глаза больше не были усталыми. Они горели. Как в двадцать два. Как на той старой фотографии.
«Это только начало», — подумала она, и впервые за пять лет эта мысль не пугала, а дарила пьянящее ощущение надежды. Жизнь продолжалась. И она, наконец, крепко держала руль.