Тишина. Вот что я ценила больше всего. Та самая, которая наступает пятничным вечером, когда за окном барабанит дождь, а дома пахнет чем-то уютным, сегодня — яблочным пирогом. Пятилетний Пашка, мой сын, возился на ковре с конструктором, сосредоточенно сопя. Муж, Олег, сидел рядом на диване, листая что-то в телефоне. Обычный вечер. Но для меня он был почти волшебным. Всего год назад мы внесли последний платеж по ипотеке за нашу скромную «двушку». Год! А я до сих пор не могла привыкнуть к этому чувству легкости. К тому, что мы больше никому ничего не должны.
Именно в этот момент телефон Олега, лежавший на журнальном столике, завибрировал с настойчивостью судебного пристава. Муж вздрогнул, лениво потянулся к нему. Увидев, кто звонит, он как-то весь подобрался. «Мама», — сказал он так тихо, будто это был пароль, который я не должна была услышать.
Он встал и отошел к окну, отвернувшись от меня. В его голосе, когда он сказал «Да, мам, привет», я тут же уловила знакомые нотки — смесь почтительности и какой-то детской вины. Сердце неприятно екнуло. Этот тон я знала слишком хорошо. Он всегда означал, что сейчас начнется старая песня о главном — о помощи.
Я сделала вид, что увлечена книгой, но сама превратилась в слух. Олег почти ничего не говорил, в основном слушал, изредка бросая короткие «угу», «понимаю». Но по тому, как напряглась его спина и как он начал теребить штору, я поняла — дело плохо. Разговор закончился фразой, от которой у меня все внутри похолодело: «Хорошо, мам. Я поговорю с Мариной».
Когда он обернулся, на его лице была та самая растерянная улыбка, которую он «надевал», когда хотел скрыть что-то неприятное.
— Что-то случилось? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Родители Олега, Светлана Анатольевна и Игорь Петрович, два года назад учудили. Всю жизнь прожив в обычной городской квартире, они на пенсии вдруг решили шикануть. Продали свою «двушку», вбухали все накопления и купили огромный коттедж в модном пригородном поселке. Дом был красивый, как с картинки, но совершенно им не по средствам. На покупку денег не хватило, и они, ни с кем не посоветовавшись, влезли в огромный кредит. «Прорвемся!» — бодро заявили они тогда.
«Прорывались» в основном мы. Их пенсий хватало ровно на то, чтобы оплатить ежемесячный взнос и самые базовые коммунальные платежи. А дом, как прожорливый монстр, постоянно требовал вложений. То котел у них накрылся — платили мы. То крыльцо подгнило — снова мы. То налог на землю пришел такой, что у свекрови давление подскочило — и опять мы. Каждый раз Олег смотрел на меня виноватыми глазами и говорил: «Марин, ну это в последний раз. Родители же».
Я не была жадной. Но меня злило, что мы с мужем, чтобы закрыть свою ипотеку, несколько лет жили в режиме строжайшей экономии, а теперь должны были оплачивать чужую мечту о красивой жизни.
— Мама с папой на обед зовут. В воскресенье, — сказал Олег, старательно разглядывая узор на обоях.
— Олег, не юли. Что им нужно?
Он тяжело вздохнул.
— Говорит, разговор есть. Серьезный.
— Еще серьезнее, чем когда им на ремонт веранды понадобилось сто тысяч? — я не удержалась от сарказма. — У нас денег нет, Олег. Мы Пашку на море везти собирались. Впервые за три года.
— Да я помню, Марин. Давай не будем накручивать раньше времени. Съездим, поговорим. Может, ничего страшного.
Но я уже знала — будет страшно.
В воскресенье мы приехали к ним. Их дом, как всегда, сиял чистотой и показным благополучием. Светлана Анатольевна в элегантном домашнем платье порхала по кухне, разнося аромат запеченной утки. Она расцеловала Пашку, сунула ему в руки дорогую игрушку, а нас с Олегом усадила за идеально сервированный стол. Весь обед она щебетала о том, как им тяжело дается жизнь за городом, как все подорожало, и как они с отцом «крутятся, как белки в колесе». Игорь Петрович, как обычно, молчал, лишь изредка сокрушенно вздыхал, подтверждая слова жены.
Я чувствовала себя как на спектакле, где все роли были давно распределены. И я знала, какая роль сегодня отведена мне.
Когда с уткой было покончено, и на столе появился яблочный штрудель, Светлана Анатольевна промокнула губы салфеткой и сложила руки на столе.
— Дети, — начала она своим мягким, обволакивающим голосом. — Мы с отцом вас позвали, чтобы обсудить один важный вопрос. Мы ведь уже не молодеем. А этот кредит… он нас просто в могилу сводит. Каждую ночь засыпаю с мыслью, а сможем ли мы заплатить в следующем месяце.
Она сделала драматическую паузу. Олег вжал голову в плечи.
— Этот дом, он ведь не для нас. Мы его для вас купили, для Пашеньки. Чтобы было у вас родовое гнездо. Так ведь, папа? — она посмотрела на мужа, и тот покорно кивнул. — И мы подумали… раз уж это все равно все будет ваше, то, наверное, будет правильно, если вы нам поможете.
Я почувствовала, как внутри все замерло.
— Мам, но мы же помогаем, — еле слышно проговорил Олег.
— Сынок, я сейчас не о тех копейках, что вы нам иногда подкидываете, — ласково поправила его свекровь. — Я о настоящем участии в жизни семьи. Мы хотим, чтобы вы… взяли на себя платежи по кредиту.
В комнате стало так тихо, что я слышала, как бьется мое собственное сердце. Олег застыл с куском штруделя на вилке, глядя на мать широко открытыми глазами. Он был в шоке.
— Это ведь так логично, правда? — продолжала Светлана Анатольевна, улыбаясь так, будто только что осчастливила нас. — Вы ведь будете платить уже за свое. За свой будущий дом. Мы спокойно доживем свой век, не дергаясь из-за каждого счета, а вы будете полноправными хозяевами. Мы даже готовы потом на вас долю оформить. Ну, что скажете?
Она смотрела на нас сияющими глазами, ожидая бурной благодарности. Я медленно опустила чашку на блюдце, стараясь, чтобы рука не дрогнула. Я посмотрела на мужа, который так и сидел, не в силах вымолвить ни слова, и поняла — сейчас все зависит только от меня. От моего ответа.
Я чувствовала, как на меня смотрят три пары глаз. Олег, бледный и растерянный, ждал, что я сейчас, как обычно, найду мягкие слова, чтобы сгладить углы. Свекор, Игорь Петрович, с интересом наблюдал, чем закончится этот спектакль. И Светлана Анатольевна, уверенная в своей правоте, сияла, ожидая моего восторженного согласия.
Я сделала маленький глоток остывшего чая, давая себе секунду, чтобы унять дрожь в руках.
— Светлана Анатольевна, — начала я так спокойно, как только могла. — Предложение, конечно, интересное. Но я хотела бы уточнить несколько деталей.
Свекровь благосклонно кивнула, мол, спрашивай, дитя мое.
— Вы говорите, что дом потом достанется нам. А когда именно это «потом» наступит? И как это будет оформлено? Мы будем платить десять лет за недвижимость, которая юридически нам не принадлежит?
Улыбка на лице свекрови слегка померкла. Она явно не ожидала таких приземленных вопросов.
— Ну, что ты как неродная, Марина? Какие формальности? Мы же семья! Все будет по-честному.
— По-честному — это как? Мы выплатим ваш кредит, а вы потом, например, передумаете и решите, что дом лучше оставить государству? Или подарить соседям? — я продолжала говорить ровным, почти бесцветным голосом.
— Да что ты такое говоришь! — всплеснула руками Светлана Анатольевна, ее щеки начали розоветь. — Ты нас в чем-то подозреваешь? Мы на вас жизнь положили!
— Я просто хочу понять, за что именно мы будем платить, — я перевела взгляд на Олега. — Милый, ты понимаешь, что твоя мама предлагает нам взвалить на себя чужой долг в обмен на туманные обещания? Мы только-только вздохнули свободно, мы мечтали о море...
— Марина, перестань! — наконец обрел дар речи Олег. В его голосе звучали панические нотки. — Мама же как лучше хочет!
— Лучше для кого, Олег? — не выдержала я. — Для нас с Пашей? Или для них? Чтобы они могли жить в свое удовольствие в огромном доме, не думая о последствиях, пока мы будем снова во всем себе отказывать?
Светлана Анатольевна резко встала. Ее элегантность и мягкость испарились. Передо мной стояла разгневанная женщина, которая не привыкла к отказам.
— Я так и знала! Я говорила Игорю, что ты нас никогда не любила! Всегда была себе на уме! Мы для вас все, а ты из-за каких-то денег готова родной матери мужа в лицо плевать!
— Дело не в деньгах, а в справедливости, — твердо сказала я. — И в уважении. Вы приняли решение, не посоветовавшись с нами, а теперь хотите, чтобы мы за него расплачивались. Так не бывает.
Дорога домой прошла в гнетущем молчании. Олег сидел за рулем, сжав челюсти так, что на скулах ходили желваки. Паша, почувствовав напряжение, уснул на заднем сиденье.
— Ты могла бы быть и помягче, — нарушил он тишину, когда мы въехали в город. — Это мои родители. Ты их унизила.
— А они меня не унизили, когда предложили стать их пожизненным спонсором? — парировала я. — Олег, открой глаза! Твоя мама — искусный манипулятор. Она знала, на что давить. На твое чувство долга, на нашу любовь к Паше...
— Она просто хотела, чтобы у ее сына и внука было будущее! — почти кричал он. — А ты все испортила!
Весь следующий день Олег со мной не разговаривал. Его телефон разрывался от звонков матери. Я слышала обрывки его разговоров, в которых он оправдывался, обещал «все уладить» и «повлиять на Марину».
Вечером он пришел ко мне на кухню. Вид у него был измученный.
— Марин, я все понимаю. Наверное, мама была неправа, что так резко. Но они в отчаянии. Давай так: мы не будем брать на себя весь кредит. Давай просто... будем платить половину. Это ведь справедливо? Поможем старикам.
Я смотрела на него, и во мне боролись любовь и разочарование. Он не понял. Он так ничего и не понял. Он был готов пожертвовать нашей семьей, нашими мечтами, лишь бы не расстраивать маму.
— Нет, Олег, — сказала я тихо, но так, чтобы он услышал каждое слово. — Мы не будем платить ни половины, ни трети, ни даже одного рубля.
Он смотрел на меня, не веря своим ушам.
— Знаешь, — продолжила я, чувствуя, как внутри меня что-то окончательно твердеет и встает на свое место. — Твоя мама сегодня сказала одну правильную вещь. Этот дом — ваше родовое гнездо. Твое наследство. Так вот, я даю тебе мой ответ, который, я надеюсь, и ты, и она запомните надолго. Будет абсолютно справедливо, если в свое наследство будешь вкладываться ты сам. Ты можешь найти вторую работу, таксовать по ночам, делать что угодно. Но из нашего общего семейного бюджета на этот кредит больше не уйдет ни копейки. Наши с тобой деньги — это наша жизнь, это отдых для нашего сына, это наше с тобой будущее. А кредит за дом твоих родителей — это их ответственность. Или твоя личная, если ты так хочешь. Теперь выбирай, какую семью ты будешь обеспечивать.
Я замолчала. Олег стоял посреди кухни, белый как стена. Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Кажется, до него наконец-то дошло. Дошло, что больше не получится сидеть на двух стульях.
Он ничего не ответил. Просто развернулся и ушел в комнату. Всю ночь я слышала, как он ворочается и вздыхает.
А утром, пока они с Пашей еще спали, я села за ноутбук. Открыла сайт турагентства. Яркие картинки с лазурным морем и белым песком больше не казались несбыточной мечтой. Я нашла идеальный отель, посмотрела на спящего в кроватке сына и, не сомневаясь ни секунды, нажала кнопку «Забронировать». Наше будущее начиналось сегодня. И в нем не было места для чужих долгов.