В начале войны пятилетняя Клава ещё не понимала, что такое настоящая беда. Летом 1941 года семья Смирновых, как и раньше, снимала дачу в посёлке Невская Дубровка под Ленинградом.
Отец Клавдии, Сергей, работал грузчиком в порту и каждый вечер возвращался домой с небольшими подарками. Он усаживал маленькую дочку и её двоюродного брата себе на колени, вытаскивал из кармана конфеты и спрашивал с улыбкой:
- Кому конфетку первую?
- Конечно, бабушке! – хором отвечали дети, ведь в семье было заведено сначала угощать старших.
Эти довоенные воспоминания навсегда остались светлым пятном в памяти Клавдии. Но мирная жизнь оборвалась в один миг.
Начало войны. Гибель отца
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.
В сентябре, когда Клаве исполнилось пять, она своими глазами увидела страшную трагедию. Семья находилась всё в той же Невской Дубровке. Отец принёс с огорода ведро картошки. Вдруг раздался оглушительный взрыв. Осколочный снаряд, выпущенный немецкой артиллерией, угодил прямо во двор.
Маленькая Клава на мгновение оглохла от грохота. Когда пыль осела, она выбежала из укрытия - и увидела бездыханное тело отца. Снаряд смертельно ранил Сергея Сергеевича, осколки изорвали его тело.
Дальнейшие события врезались в память навсегда: ошеломлённая мама и соседи собирают останки отца по двору, аккуратно складывают в деревянный ящик. Похоронили его тут же, в наскоро вырытой могиле за домом. Позже, после войны, найти это захоронение уже не удалось. Так семья потеряла кормильца и защитника.
После гибели отца мать увезла Клаву и её годовалого братика Вову в Ленинград к бабушке. Но впереди их ждало ещё одно тяжелейшее испытание – блокада.
Первая зима блокады. Голод
В конце сентября 1941 года Ленинград оказался в кольце фашистской блокады. Клава с мамой, бабушкой и малышом-братом пережили в городе самые страшные месяцы зимы 1941–1942 годов.
Девочка очень скоро узнала, что такое постоянный голод и холод. Её дневная норма – тонкий ломтик чёрного хлеба весом 125 граммов.
"Хлеб тогда был чёрный, липкий, из грубой ржаной муки, – вспоминала позже Клавдия. – Но лица людей расцветали от улыбок, когда этот паёк ставили на стол".
Каждый день жители вставали в нескончаемые очереди за хлебом. Иногда Клава с бабушкой часами стояли на морозе, прижав к груди драгоценные карточки, но так и расходились ни с чем: "Сегодня хлеб не привезут", - объявляли в окошке хлебной лавки, и толпа угрюмо расходилась по домам.
На руке карандашом писали номер в очереди; уйти было нельзя – чужие люди не пустили бы обратно. И даже отстояв весь день, можно было остаться без хлеба. Тогда, проглотив слёзы, оставалось только сделать несколько глотков кипятка и лечь спать голодными.
Чтобы выжить, люди ели всё, что хоть как-то могло утолить голод. Семья Клавы собирала в парке семена ольхи – горьковатые зернышки, которые казались детям сладкими конфетами. Из столярного клея варили студень.
На Новый год, в январе 1942-го, когда в городе не осталось ни отопления, ни электричества, они с бабушкой нарисовали на стене карандашом ёлку. Нашлись спрятанные до войны ёлочные игрушки – их развесили прямо на нарисованной ёлочке, прибив гвоздики к стене.
Праздничного угощения, конечно, не было – только те самые крошечные хлебные пайки. Зато в одном из шкафов нашлась припрятанная горсточка старых довоенных конфет в блестящих фантиках. Для измождённых блокадой детей это было настоящим чудом!
Каждый день Клава и её близкие боролись за жизнь. Бабушка топила буржуйку мебелью и книгами, чтобы немного согреть комнату, а утром сметала с кроватей слой штукатурки, осыпавшейся за ночь от артобстрелов.
Мама, рискуя жизнью, ходила через весь город менять последние ценности на продукты – однажды притащила на санках мешок жмыха, из которого они пекли горькие лепёшки. Со временем даже страх притупился от усталости и голода.
"Бомбили страшно, – рассказывала Клавдия, – но я не помню, чтобы мы спускались в бомбоубежище. Сил ходить уже не было, так и оставались в квартире".
Суп с жиринками
Первая блокадная зима, 41–42-го года, стала для ленинградцев самым тяжёлым временем. Маленькой Клаве довелось увидеть множество сцен, которые невозможно забыть.
Она наблюдала, как бабушка пытается сварить "суп" из ничего. В кастрюле кипела вода, куда бросили щепотку пшена – больше никакой крупы не осталось. Затем бабушка достала из узелка крошечный кусочек сала, завязанный на ниточке. Это было единственное жирное в доме.
Бабуля осторожно опустила его в кипяток, дала покипеть несколько секунд – и вынула обратно. В кастрюле остались лишь несколько жиринок - маслянистых кружочков, плавающих на поверхности горячей воды. На вопрос Клавочки, как же таким супом можно наесться, бабушка спокойно ответила:
- А вот плавают жиринки – значит, всё в порядке, навар есть.
Тот маленький кусочек сала семья расходовала больше месяца: опуская в кастрюлю для запаха и вкуса, а потом снова пряча про запас. Таков был кулинарный быт блокадного Ленинграда.
Трупы на улицах
Голод и холод выдержали не все. С конца 1941-го в городе ежедневно умирали тысячи людей. Их тела лежали прямо на улицах и во дворах – хоронить порой было некому и некогда.
Клавдия запомнила один случай: пожилая женщина брела по проспекту позади конной повозки, гружённой мёртвыми телами. Солдаты свозили погибших на Пискарёвское кладбище.
Бабушка ковыляла следом и просила:
- Милок, посади меня, довези хоть до кладбища…
- Ты что, не видишь, что я везу? – удивился возница. – Здесь же покойники.
- Так мне туда и надо, – тихо ответила женщина. – Доеду с ними, там и замёрзну… Родным хоронить меня не придётся.
Эти слова были не безумием, а страшной логикой блокадного быта. Похороны стали роскошью: гробов не делали, умерших заворачивали в простыни. Многие ленинградцы действительно думали тогда, что лучше самим уйти из жизни, чем видеть, как один за другим умирают близкие.
Клавдия чудом пережила ту зиму.
Она потом удивлялась: "Странно, вокруг лежали груды трупов, но никто не заболел – холодно, и мы не болели. Сейчас вот чуть ветер подул – и сразу считаем себя больными…".
Мама уходит на фронт
Весной 1942 года блокадный Ленинград покидали последние измученные жители. И мама Клавы решила уйти на фронт добровольцем. Перед тем как отправиться в военкомат, она сшила из старых тряпочек две небольшие куклы – дочке и сыну, чтобы им было чем играть.
А потом отвела детей к зданию военкомата, посадила их в коридоре и строго наказала: "Ждите здесь, я вернусь". Маленькая Клава послушно сидела с узелком в руках – в нём лежала их единственная смена одежды и те самые тряпичные куклы. Малыш Вова тихонько плакал рядом, прося есть. Мимо них сновали люди в военной форме; кто-то из жалости сунул девочке в руки кусочек хлеба.
Но мама так и не вернулась. Через несколько часов двери здания закрылись, и только тогда дежурный офицер заметил двух позабытых ребятишек у стены.
- Чьи вы, дети? Где ваши родители? – спросил он, пытаясь понять, кто их оставил.
Клава, сглатывая слёзы, ответила: "Мама сказала подождать…"
Так в шесть лет она фактически осиротела при живой матери. Мальчика Вову кто-то тут же забрал и увёз в младенческий приют – Клавдия даже попрощаться не успела и больше братика в семье никогда не видели.
Её саму после нескольких дней мытарств определили в эвакуацию, вместе с другими брошенными блокадными детьми.
Дорога через Ладогу
Летом 1942 года Клаву вместе с сотнями других малышей вывезли из осаждённого Ленинграда. С Финляндского вокзала эшелон довёз их до Ладожского озера, а дальше путь лежал по воде. Шестилетняя Клава оказалась на огромной, переполненной людьми барже.
Пока судно медленно шло по Ладоге, начался налёт вражеской авиации. Фашистские самолёты бомбили караван барж. Взрывы сотрясали воду, дети и взрослые в трюме кричали от ужаса. Клава запомнила, как одна баржа рядом получила прямое попадание и стала тонуть.
Их собственная баржа, спасаясь, подошла к ней борт к борту. В спешке перепуганных детей перебрасывали как дрова с тонущего судна на другое. В этой неразберихе Клава ударилась головой и потеряла сознание.
Очнулась она не сразу. Девочке смутно запомнилось, что вокруг всё белое и тихое. Это был госпиталь: раненых детей вынесли на берег и распределили по тыловым больницам. Клавдия оказалась среди спасённых, но её позвоночник и ноги были травмированы при бомбёжке.
Какое-то время она лежала в госпитале, подвешенная за плечи на специальных ремнях. Медсёстры выходили девочку, и она выжила. Спина срослась, правда, остался небольшой кривой шрам – он всю жизнь напоминал ей о том страшном дне.
Детский дом
После выздоровления Клава попала в детский дом в Ивановской области. Там она должна была пойти в школу. Но и в тылу жизнь детей войны нельзя было назвать сытой и спокойной. В приюте, куда определили Клавдию, не хватало еды, одежда была чужая и ветхая, воспитатели – строгие.
За несколько лет странствий она потеряла документы. Тем не менее дети старались жить обычной жизнью – играли, дружили, учили друг друга читать и писать. В Ивановской области Клава обрела лучшую подружку Наташу, с которой делилась последней коркой хлеба.
Не все малыши доживали до Победы. От голода и болезней умирали даже в эвакуации.
Возвращение домой
27 января 1944 года блокада Ленинграда окончательно пала. Ещё шла война, но город на Неве уже возрождался к жизни. Весной 1944-го из эвакуации начали возвращать детей. Семья Клавдии – бабушка и мама – к тому времени чудом уцелела и разыскивала девочку через военные инстанции.
В детский дом пришёл запрос: не значится ли у них девочка по фамилии Смирнова? Вскоре туда доставили фотографию родных. Клава взглянула на снимок – и узнала бабушку, родное лицо! Так выяснилось, кто она и откуда.
В марте 1944 года 7-летнюю Клавдию вместе с другими воспитанниками детских домов привезли первым же поездом на родину, в Ленинград. Девочка очень волновалась: ведь она почти не помнила маму, а бабушку не видела несколько лет.
В Ленинграде на перроне было шумно – прибывал целый эшелон с детьми войны. Клава держала за руку воспитательницу и вглядывалась в толпу встречающих. Вдруг она услышала радостный крик:
- Клавочка! Родная моя!
Навстречу бежала заплаканная пожилая женщина – бабушка! А чуть поодаль стояла незнакомая молодая женщина в военной форме. Клава не сразу поняла, что это мама: за эти годы она похудела, загорела, волосы острижены – почти чужая тётя.
Девочка жалась к бабушке, а мама стояла в стороне, с трудом узнавая свою повзрослевшую дочку. Всё изменилось. Тем не менее семья вновь обрела друг друга.
Клаву привезли в прежний дом на Васильевском острове – в коммунальной квартире уцелела их комната. Мама вернулась с фронта раненной, но живой. Она заново училась быть матерью, а Клавдия постепенно привыкала жить в семье.
Больше всего девочка радовалась теплу, нормальной еде и возможности снова ходить в школу. Но мысли о друзьях из детского дома не покидали её. Особенно ей было жаль подружку Наташу Якимову, оставшуюся в приюте. Клава долго упрашивала мать:
- Мам, давай возьмём Наташу к нам, пусть она с нами живёт!
- Клавочка, ну куда же… Нам самим жить негде, – лишь вздыхала мама, глядя на единственную тесную комнату, где едва помещались они втроём.
День Победы
9 Мая 1945 года Клава встретила дома, с семьёй. Война для них окончилась. Она хорошо помнит утро, когда ленинградцы узнали о Победе: "Объявили по радио в 6 утра. Мы выбежали на улицу – и все вокруг высыпали, от мала до велика. Кидали шапки вверх, кричали, плакали, радовались до такой степени, что это была победа". После четырёхлетнего ужаса мир наконец пришёл на их землю.
Вскоре в городе появились пленные немцы. Они бригадами восстанавливали разрушенные бомбёжками здания. Сначала Клава боялась их – понуро опустив головы, эти чужие солдаты тихо шагали колоннами по Васильевскому острову. Но жители Ленинграда не трогали пленных.
"Их никто не обижал, не бил, – вспоминала Клавдия. – Немцы работали молча, стыдливо пряча глаза".
Однажды один из таких пленных подарил 9-летней Клаве самодельную деревянную копилку в виде маленького домика с трубой. Девочка опешила – неужели враг может сделать добро? Но всё же взяла протянутый подарок. Много лет она бережно хранила ту копилку и показывала её внукам, рассказывая эту поучительную историю.
Мирная жизнь
Послевоенные годы были нелёгкими: тяжёлый голод 1946-го, разруха, теснота коммуналок. Но после пережитого ужаса эти трудности казались уже мелочами. Клавдия росла, догоняла учёбу.
В 15 лет она окончила ремесленное училище и пошла работать. Мама устроила личную жизнь – вторично вышла замуж, у Клавы появился отчим. Денег не хватало, поэтому о высшем образовании девушка могла только мечтать. Она поступила было в архитектурный техникум, да вскоре бросила учёбу ради заработка.
Зато на заводе Клавдия встретила свою первую любовь – парня по имени Лёня, с которым вместе работала и жила по соседству. В 18 лет они поженились.
С тех пор судьба наконец-то улыбнулась Клавдии. С мужем они переехали из коммуналки в отдельную квартиру на Васильевском острове. Родились двое сыновей. Годы шли. Клавдия Сергеевна много и тяжело трудилась – сначала на заводе, потом в магазине, позже стала активисткой ветеранского движения.
Выйдя на пенсию, она не осталась без дела: уже в XXI веке работала волонтёром, встречалась со школьниками и рассказывала им о своём блокадном детстве. Её муж Леонид всегда был рядом – рука об руку они прошли через все испытания.
Отпраздновали золотую свадьбу, а затем и бриллиантовую – 60 лет брака.
"Говорят, столько не живут, а мы живём", – улыбается Клавдия Сергеевна.
Сейчас у неё двое взрослых сыновей, трое внуков и две правнучки. Каждое семейное торжество для неё – лучшая награда за все испытания, через которые ей пришлось пройти.
Пожелание потомкам
Пережив ужасы войны, Клавдия Сергеевна лучше других знает цену мирной жизни. Завершая своё проникновенное интервью, она прочла строки, от которых на глазах выступают слёзы:
Войной оборванное детство –
Как плод, засохший на корню…
Я помню до последней крошки
125 блокадных грамм
Со свинцом и кровью пополам.
Эти слова Клавдия хранит в памяти всю жизнь – как страшное наследство войны.
"Друзья, с каждым годом всё меньше становится нас, – вздыхает она. – Давайте же всем ныне живущим, не знавшим войны, скажем, чтоб мир берегли от беды!"