Нужна помощь читателей! Так очень часто, к сожалению, бывает: один фуфлогон ляпнет что-то яркое срывопокровное, а нормальным людям приходится тратить изрядно времени и писать «многабукав», чтобы эту пургу опровергнуть или развеять. А пройти мимо я никак не мог: ведь речь идёт о боях под Ригой во время Первой Мировой войны. Среди многих в рядах Русской императорской армии тогда находился художник-авангардист Климент Николаевич Редько (1897-1956), автор легендарного полотна «Восстание». И вот какие слова ему приписывают.
На днях известный самозванный «Толкователь» Паша Пряников разродился заметкой по поводу «Великий художник Редько оставил дневники, читаю их»:
«Во время ПМВ Климент Редько служил в авиации. И у него есть мощный эпизод. Немцы рвутся к какому-то селению под Ригой, в авиароте упрашивают начальников помочь самолётной атакой обороняющимся русским войскам. На что полковник говорит, отменяя вылет: „Солдат ничего не стоит, а за самолёты мы платим фунтами-стерлингами“».
Ну, понятно. Полухасид-полустарообрядец Пряников лютой злобой ненавидит Романовых и царскую Россию, поэтому готов смаковать любое сообщение, дискредитирующее их. Дело обычное, не обратил бы особого внимания, если бы несколько человек совершенно некритически не перепостили бы эту запись якобы из дневников художника Редько в разных соцсетях.
Дневники, говорите? Что ж, начал искать эти дневники. Нашёл, что есть два издания с дневниковыми записями Редько. В 1974 году издательство «Советский художник» издало книгу «Дневники. Воспоминания. Статьи» – понятно, этого самого художника. Эта книга есть в интернете. В предисловии Владимира Ивановича Костина говорится следующее:
«Вскоре [конец 1915 года или начало 1916 года – прим. моё] под влиянием патриотических чувств, охвативших молодёжь, Редько идёт добровольцем в авиацию, осуществив тем самым заветную детскую мечту, рождённую во время наблюдения за первыми полётами авиатора Уточкина в Киеве.
Летом того же года Редько получает возможность посещать в Школе поощрения художеств мастерскую Рылова и Вахрамеева и съездить в знакомое имение под Калугой на этюды. После февраля 1917 года Редько отчисляется из авиационной части и служит в военной канцелярии, что позволяет ему снова заниматься живописью и копировать картины в Эрмитаже».
То есть, получается, что служил Редько в Петрограде, а не под Ригой! Автобиографическая повесть «Зрачки солнца» в той же книге это подтверждает. Редько служил в 1-й авиационной роте в Петрограде. В ней он действительно познакомился с самыми разными самолётами: вуазенами, ньюпорами, моранами. И даже полетать над Северной Пальмирой довелось. Но вовсе не на боевые вылеты. Дело в том, что авиационные роты не предназначались для воздушных боёв. Они занимались «питанием» фронтовых авиационных отрядов – обеспечивали их боеприпасами, ремонтировали для них технику. Вот, что по этому поводу, к примеру, говорят «Руководящие указания о деятельности и порядке подчинения чинов авиационных рот и отрядов», утверждённые 18 ноября 1914 года начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом от инфантерии Николаем Николаевичем Янушкевичем (1868-1918).
«1) В военное время авиационные роты предназначаются для обслуживания технических нужд авиационных отрядов, входящих в состав армий, снабжение которых инженерным и артиллерийским довольствием возложено на роту.
Одна рота может обслуживать как одну, так и несколько армий.
2) Рота, в зависимости от обстановки, или остаётся на месте мирного расквартирования, или выступает и располагается в указанном ей пункте.
3) В этом пункте ротой устанавливаются походные ангары и организуется постоянная тыловая база с мастерскими для ремонта аэропланов, автомобилей, специальных повозок и другого специального авиационного имущества».
А когда в конце 1916 года командование решило передислоцировать часть ближе к фронту, Редько перевели (по протекции ректора Духовной петроградской академии, между прочим) в другую, также стоявшую в Петрограде – в Запасный воздухоплавательный батальон. В этих частях были, к слову, не аэропланы, а аэростаты и дирижабли. То есть сам Редько под Ригой не был! О событиях там мог знать только со слов других. Может, в дневниках говорится об этом? Увы, они не дали мне ответ, так как в издании приведены выдержи из записей только за 1920-1935 годы.
Однако в 1992 год в свет вышла книга «Парижский дневник» Редько. В описании книги говорится, что значительную часть сборника от издательства «Советский художник» составляют выдержки из дневников Редько периода 1921-1935 годов, но никак не времён Первой Мировой войны. Хотя, конечно, художник мог в дневниках и воспоминаниям предаться. Вот только проверить это не могу: книги в свободном доступе нет. Так что обращаюсь к читателям: у кого есть эта книга, посмотрите, упоминается ли там Рига и что именно написано, если да?
Пока же приписываемые художнику слова мне кажутся какой-то несуразицей. Во-первых, как я уже сказал, авиационные роты не занимались боевыми вылетами. Во-вторых, армия – не вольница, там есть субординация и приказы. Не мог командир роты самочинно решить (тем более по просьбе подчинённых!) куда-то совершить налёт. Тем более что рота, повторю, для штурмовок позиций противника не предназначалась.
В-третьих, русская авиация... совершала бомбардировки вражеских позиций! Под Ригой. В том числе на самолётах, купленных за валюту. В Российском государственном историческом архиве хранятся недельные сводки о деятельности «нашей и неприятельской» авиации. Там постоянно говорится о бомбометаниях. Вот кое-что за лето-осень 1917 года по Северному фронту:
- 25 июля сброшены две 10-ти фунтовые бомбы в поезда, наблюдавшиеся на ст. Балдон [ныне Балдоне]; замечены удачные попадания.
- С 29 июля по 8 августа сброшены бомбы в занятые противником селения ближайшего тыла и на батарею.
- С 8 по 15 августа в южную окраину г. Фридрихштадта [ныне Яунелгава] и на разные участки неприятельской позиции сброшено несколько бомб; замечены удачные попадания.
- С 14 по 20 сентября бомбы сбрасывались в город Ригу, на ст. Хинценберг [ныне Инчукалнс] и на Двинском направлении по окопам противника в районе Ядвигов [ныне Ядвигова], причём замечались удачные попадания.
- Бомбометание производилось: 23 сентября вечером по ст. Хинценберг и 25 сентября днём по вокзалу г. Риги и ст. Роденпойс [ныне Ропажи]; в обоих случаях для достижения лучшего результата наши лётчики значительно снижались; наблюдались удачные попадания, особенно в г. Риге.
- С 27 сентября по 5 октября бомбометание производилось на Двинском направлении.
То есть весь изобличительный пафос приведённых Пряниковым слов, которые он приписывает Редько, а тот якобы неназванному им русскому полковнику, улетучивается. Летали русские лётчики бомбить врага, чтобы помочь пехоте! С риском для жизни летали. Кто-то при этом погиб. Или в боях с кайзеровскими самолётами. Или от огня противоэропланных, как тогда говорили, орудий. Или от несчастных случаев – авиатехника тогда ещё ой какая ненадёжная была.
А что было не так всё мощно и впечатляюще, как во Вторую Мировую войну, так потому что военная авиация в 1914-1918 годы делала ещё первые шаги. Самолёты тогда, в силу своих технических характеристик, в основном предназначались для разведки и корректировки артиллерийского огня (кстати, многие пилоты были из артиллерийских офицеров). Но, когда погодные условия позволяли, то совершались и вылеты на бомбардировку вражеских позиций. Только вот много бомб взять с собой пилоты тогда не могли. И вообще авиационное вооружение в начале той войны было в зачаточном состоянии: не было соответствующих прицелов, бомбы сбрасывались вручную...
Паша Пряников же не удосужился поднять свою горемычную задницу и сходить в архив. Слепо веря дневникам и мемуарам. Которые, вообще-то, с точки зрения источниковедения (фундаментальной для исторической науки дисциплины), считаются самими субъективными источниками. Даже сухие документы нуждаются в проверке, а уж дневниковые записи или воспоминания тем паче должны быть проверены! Особенно, если автор не являлся свидетелем описываемых событий, а сообщает что-то со слов других. Особенно, если не в текущий момент, а по прошествии времени: то есть, тут и банальные провалы в памяти, и ретроспективные искажения – эффект послезнания, ложные воспоминания, эффект дезинформации. В общем, люди, будьте бдительны! Особенно, читая любителя чтения мемуаров Пряникова.
Но шут с ним! Гораздо интереснее, на какого полковника пытался возвести напраслину Редько (или кто-то прикрывшийся его именем)? Пока без изучения дневниковых записей могу лишь такое сообщить. С 13 июня 1913 года 1-й авиационной ротой командовал полковник Георгий (в некоторых источниках Юрий) Николаевич Герман (1874-?), православный, сын полковника, уроженец Саратовской губернии. Штрих в биографии: будучи пилотом, получил увечие при падении вместе с шаром «Генерал Ванновский» Императорского аэроклуба во время полётов в 1910 году, причислен ко 2-му классу раненных. 29 июня 1916 года роту переименовали в 1-й авиационный парк, и Герман оставался её командиром до 11 ноября 1916 года. После служил начальником Петроградского склада авиационно-воздухоплавательного имущества. На его место в парке заступил подполковник Павел Васильевич Голубов (1882-1920). При этом 1-й авиапарк был в составе... Румынского фронта! Мягко говоря, очень далеко от Риги. Значит, если о чём-то таком и писал Редько, то точно о событиях, в которых лично участия не принимал.
А в феврале 1917 года, как известно, в России громыхнула революция. И в газете «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» за 3 мая 1917 года появилась такая статейка в рубрике «Военная жизнь»:
«Мы, эвакуированные солдаты Запасного Воздухоплавательного батальона, просим Исполнительный Комитет Совета Солдатских и Рабочих Депутатов проконтролировать Воздухоплавательный парк, в состав которого входят: Запасный Воздухоплавательный батальон, Петроградский склад авиационно-воздухоплавательного имущества, команда офицерской воздухоплавательной школы и учебный отряд офицерской воздухоплавательной школы. Воздухоплавательный парк при старом правительстве служил убежищем капиталистов солдат, которые уклонялись от позиции для спасения своей жизни: от увечия, ранения и всех других лишений, которые получаются на фронте действующей армии. Большинство состава солдат Воздухоплавательного парка, а особенно в команде склада авиационно-воздухоплавательного имущества поступили на службу в названный парк за большие вознаграждения. Руководителем такого рассадника были и есть: генерал-лейтенант Кованько, как начальник офицерской воздухоплавательной школы, и его помощники: ранее бывший начальник центрального склада полковник Утешев и ныне начальник петроградского склада авиационно-воздухоплавательного имущества полковник Герман, а сообщники их – все зауряд-военные чиновники канцелярии школы и склада. В строевых ротах батальона как 1-й, так и 2-й рот, музыкантской команды, команды офицерской воздухоплавательной школы и учебного отряда при школе, во всех этих ротах и командах кадр, составляющий их, ни одного раза со дня мобилизации не менялся и не был на позиции. В настоящее время требуются солдаты для пополнения рот и отрядов действующей армии, поэтому просим укомплектовать роты и отряды действующей армии составом кадры: из батальона, склада, школы и отряда. Вакансии, занимаемые кадрой, заместить таковые эвакуированными, но в то же время, не подрывая общий ход организации и технической стороны части. Просим Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов выслать контрольную комиссию, в состав которой желательно бы включить несколько человек из нас, эвакуированных. Настоящее заявление просим привести в исполнение срочно, в виду скорой отправки на фронт, требования таковые уже имеются».
Гнев фронтовиков (надеюсь, реальных) на тыловых понять можно. Хотя замечу, документы показывают постоянные служебные перемещения как офицеров, так и нижних чинов роты и парка, многие из которых попали на фронт. Не спорю, могли оказаться и блатные, которые пытались закрепиться в тыловой части. Но тут ведь какой тонкий момент: этой кадрой, со дня мобилизации ни разу не бывшей на позиции, был как раз художник Редько! Который, кстати, в автобиографической повести обходит тотальным молчанием, чем же он занимался в 1917 году после февраля. Писал только, что слушал выступление Ленина с балкона особняка Ксешинской (это было 4 июля). И всё. Уж не поэтому ли он стремился изобразить плохим какого-то полковника, а не себя, уклониста? Если, конечно, Редько действительно написал то, что ему приписал Пряников.
PS. Реальная запись в дневнике Редько: «1924 год, 21 января. Умер ЛЕНИН!.. Сколько раз мои мысли обращались к этому человеку – гению ума и сердца, сила духа которого превзошла основное деление времени. Как будто не было годов, не было месяцев, недель, дней, часов и т.д. Переживание идей революции волновало ум, но ещё больше сердце, потому что упоение революцией не знает границ, не чувствует времени – побеждает страх и смерть».