— Мариночка, не тревожься попусту, — сказала она сладковатым тоном. — Он у меня. Всё в полном порядке.
— Ну что ж, удачи вам.
***
Марина всегда считала себя человеком терпеливым. Она стойко выдерживала долгое ожидание в очередях, никогда не грубила продавцам и спокойно реагировала на мелкие бытовые неурядицы. Её терпение казалось безграничным.
Её муж, Геннадий, был человеком не злым, но невыносимым в своей повседневной угрюмости. Он много и усердно работал, пропадая сутками в гараже с любимыми железками, которые были ему понятнее и дороже домашнего уюта. Его главным талантом было умение всё критиковать. Суп неизменно оказывался или слишком солёным, или пресным, котлеты — либо сухими, либо сырыми, а погода за окном — вечно не такой, как надо. Даже редкая улыбка жены вызывала у него раздражение.
— Чему лыбишься? — ворчал он.
Их жизнь текла по накатанной колее, пока в ней не появилась Людмила Ивановна. Соседка напротив, бойкая вдова лет сорока, всегда выглядела так, будто собиралась если не на бал, то на торжественный приём. Яркая помада, высокие каблучки, атласный халат, купленный на распродаже, но сиявший, как парадный мундир. Она стала частой гостьей в их доме под предлогом то попросить соли, то занять сахару. Сидела на кухне, пила кофе и водила глазами, всё чаще устремляя их на Геннадия.
Марина поначалу лишь посмеивалась про себя. «Куда он тебе, Людочка? У меня он и так один вечный источник проблем» Но она стала замечать перемены. Геннадий, всегда равнодушный к своему виду, начал тщательно бриться каждое утро и сам утюжил рубашки, выбирая самые нарядные.
Однажды вечером он не вернулся домой. Телефон его не отвечал. Марина, привыкшая к его пунктуальности, сначала ощутила щемящую тревогу, потом прошла все стадии беспокойства — от тихого волнения до лихорадочных звонков знакомым. И тогда раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Людмила Ивановна. Её губы были подведены с особой тщательностью, а глаза лихорадочно блестели.
— Мариночка, не тревожься попусту, — сказала она сладковатым тоном. — Он у меня. Всё в полном порядке.
Марина несколько секунд молча смотрела на соседку, пытаясь осмыслить простую и чудовищную фразу. В голове пронеслось лишь:
— Ну что ж, удачи вам.
Она молча закрыла дверь, вернулась на кухню, села за стол и, к собственному удивлению, съела всю тарелку остывшего ужина. Впервые за много лет её никто не комментировал, не критиковал и не тянул одеяло на себя.
С его уходом из дома ушло нечто большее, чем просто человек. Исчезло постоянное фоновое недовольство, тяжёлая атмосфера вечного брюзжания, споры из-за любой, даже самой незначительной траты. В квартире воцарилась непривычная тишина.
Дочь Аня, приезжавшая на выходные из института, как-то раз внимательно посмотрела на мать и сказала:
— Знаешь, мам, у тебя лицо совсем другое стало. Как будто ты счастливая женщина.
Тем временем за стеной разворачивалась иная история. Жизнь Людмилы Ивановны, которую она себе представляла как головокружительный роман, на практике оказалась тяжёлой в быту. Геннадий, получив всё, чего, казалось, хотел, раскрыл свой характер в полной мере.
Суп у Людмилы был не таким, как у Марины, шторы висели криво, а телевизор работал слишком громко. Но главной точкой преткновения стали деньги. Оказалось, Геннадий был не просто экономен, он был патологически скуп. Он скрупулёзно подсчитывал каждую копейку, ворча на дорогую косметику и новые платья соседки. Людмила, привыкшая к определённой свободе, ждала, что мужчина будет её обеспечивать, а не требовать отчёта за каждый рубль.
— Гена, я ведь женщина! Мне хочется быть красивой! — пыталась она оправдаться.
— Для кого? — отвечал он и уходил снимать стресс в свой гараж.
Прошло всего три месяца. Яркий образ Людмилы Ивановны потускнел. Её улыбки сменились кислыми гримасами, а при встрече в подъезде она стала бросать в сторону Марины колкие, ни на чём не основанные упрёки. Марина лишь пожимала плечами в ответ:
— Ты сама его так жаждала, дорогая. Вот и терпи своего сокола.
Именно в те дни Марина с предельной ясностью осознала простую истину. Жизнь без постоянных придирок и вечного недовольства — это не одиночество, а долгожданная свобода. Она с дочерью принялись за обустройство дома.
Они с наслаждением содрали старые обои, которые он всё время ругал, но не давал поменять, купили лёгкие светлые занавески, выбросили громоздкий сервант, годами занимавший полкомнаты. Каждая обновка, каждый самостоятельный выбор приносил чувство глубокого удовлетворения. По вечерам они пили чай, разговаривали обо всём на свете и много смеялись. В доме, наконец, стало светло и спокойно.
Геннадий же, вкусив все прелести жизни с «огненной» женщиной, внезапно осознал ценность былого покоя. Однажды он пришёл и постучал в свою бывшую дверь. На пороге он стоял понурый, напоминая промокшего и голодного кота.
— Марин, — сказал он, — может, ну его всё? Давай попробуем заново. Всё будет по-другому.
Она посмотрела на него спокойным, ясным взглядом, в котором не было ни злобы, ни обиды, лишь твёрдая уверенность.
— У нас и так всё хорошо, Гена. Мы с Аней счастливы. А тебе… тебе теперь дорога туда. Квартира ведь моя. Как прописала, так и выпишу.
Дверь закрылась. Лёгкий щелчок замка прозвучал как точка. И Марина, прислонившись спиной к прочной деревянной поверхности, почувствовала не пустоту, а полную, безраздельную свободу.
Иногда судьба сама забирает из нашего дома то, что годами мешало дышать. И не стоит цепляться за привычный порядок вещей лишь из страха перед переменами. Порой другая женщина, сама того не ведая, преподносит лучший подарок — она забирает мужчину, который уже давно стал чужим и источником несчастья, освобождая место для новой, светлой жизни.