Пришёл я по вызову в общагу — там всегда шумно, тесно и пахнет то супом, то сигаретами. Но в тот день под звуки капели, детских криков и мужских разговоров я услышал совсем другое — тихий плач. Заглянул в соседнюю комнату, и девчонка лет шестнадцати вдруг вывалила на меня целую жизнь. Я слушал и понимал: она оказалась мудрее многих взрослых.
Вахта, коридор и первое знакомство
Общага строителей в Северном районе Ярославля. Дворы завалены снегом, на вахте Нина Петровна — женщина с глазами, в которых сразу читается «знаю всё, но никому не скажу». Перед ней чай в гранёном стакане, вязание и радиоприёмник.
— Опять кран? — спрашивает она.
— Опять, — говорю.
— Ты, Борис, как скорая помощь, только без мигалок.
Я иду по коридору: кто-то слушает «Ласковый май», кто-то ругается из-за кастрюли, кто-то сушит носки на батарее. Каждая дверь — отдельная история. Я уже к своей подхожу, но слышу: из соседней комнаты всхлип. Такой тихий, будто человек стесняется даже плакать.
Заглядываю. Девчонка на табурете, руки сцеплены, рядом клетчатая сумка. Волосы тёмные, глаза усталые, хотя ей всего шестнадцать.
— Я Борис, — говорю. — По работе тут. А ты кто?
— Рита, — отвечает. — Сегодня заселили.
Смотрю: видно, что не привыкла к такому шумному дому. И будто ждала, когда кто-то наконец спросит: «Что с тобой?»
Озеро, брат и тень в доме
Деревня у озера. Там красиво: рыбаки с утра, камыши шуршат, лягушки квакают. Но за красотой часто прячется усталость. У Риты мама, Галина, работает продавцом. Когда-то бодрая, потом стала «праздничной». Сначала по датам: восьмое марта, Новый год. Потом чаще, без повода.
Отец ушёл, когда брату было два года. Стёпа — сейчас десять. Худой, но быстрый. Он мог и хлеб принести, и молоко в банке донести, и сестру обнять, когда ей было особенно тяжело.
А потом появился Валерий. «Командировочный», высокий, в кожанке, с ухмылкой. Обещал Гале, что «всё наладит». Помогал с дровами, приносил деньги. Но Рита ловила его взгляд — и ей становилось холодно.
— Он мог в сарай позвать за верёвкой, — говорит она, — и стоял слишком близко. Мне было страшно. Я убегала к озеру. Там хотя бы тихо.
Стёпа приносил ей хлеб и шептал: «Сестрёнка, я рядом». Вот так и жили. Когда взрослые не держат слово, дети держат удар.
Молчание матери и детская смелость
— Маме ты говорила? — спрашиваю.
— Говорила, — кивает Рита. — Она: «Тебе показалось. Он же хороший. Денег даёт».
Вот тут и вся беда. Женщина боится остаться одна, поэтому закрывает глаза. Ей стыдно признать правду и страшно менять жизнь.
А дети растут быстрее, чем должны. Стёпа однажды подобрал на улице деньги, что уронил сам Валерий. Ветер унёс купюры, никто не заметил. Он поднял, спрятал в рукав и принёс сестре.
— «Купи билет, уезжай. Ты же сможешь», — сказал он.
Я слушал — и в горле пересохло. Ребёнок не вор — он спасатель без удостоверения.
Решение Риты
Вечером, когда мать снова «праздновала», а Валерий сидел в доме как хозяин, Рита поняла: оставаться нельзя. Собрала сумку: две кофты, тетрадку, фотографию с братом. Купила билет до Ярославля.
На перроне холодно, снег летит в лицо. Стёпа рядом, маленький, но серьёзный.
— «Сестра, напиши мне письмо. Я потом приеду», — просит он.
— «Ходи в школу. И по льду не бегай», — отвечает она.
Он кивает, и глаза у него взрослые, не детские.
Ночь в поезде
Плацкарт. Лампы тусклые, за окном — темнота. Рита сидит, держит сумку на коленях. На нижней полке старик в жилете, руки узловатые. Он наливает чай в подстаканник.
— К внучке еду, — говорит. — А ты куда?
— В Ярославль. Работать.
Он молча кладёт ей кусок сахара. Потом добавляет:
— Никого не слушай. Своё сердце слушай. Оно ошибается, но реже, чем чужие советы.
Рита впервые улыбается. Достаёт тетрадку и пишет: «Не ждать чудес. Делать дела. Забрать Стёпу».
Первая ночь в общаге
Общага встретила шумом и запахами. Соседки — девчонки постарше, сразу стали задавать вопросы: откуда, куда, зачем. Рита смущалась, но держалась.
На вахте Нина Петровна ей сказала:
— У нас тут всякое бывает. Но если обидят — ко мне иди. Я громко кричать умею.
И правда: в её голосе силы было больше, чем в любом замке на дверях.
Рита ночью долго не могла уснуть. Слушала, как в коридоре кто-то смеётся, кто-то спорит. И думала: «Это не дом. Но это начало».
Первый день в столовой
Работа в столовой нашлась быстро: разливать суп, убирать столы. С утра — шум, мужики в касках, все голодные и злые. Один буркнул: «Давай быстрее, девка!» — и хлопнул по подносу.
Рита испугалась, но рядом стояла повариха тётя Зоя.
— Не слушай их, — сказала она. — Они на работе как звери, а дома жёны командуют. Привыкай.
Днём руки у Риты были в мозолях от кастрюль, но вечером она сидела на занятиях в техникуме. Смотрела на буквы, писала, и в её взгляде появлялась уверенность.
Общага как старт
Ярославль зимой бывает морозный, но зато всегда честный. В столовой пахнет супом, в коридоре общаги — кошками и дешёвым мылом. И среди всего этого Рита постепенно начинала жить.
— Мама уехала к тётке Лидке, обещала лечиться, — говорит она мне. — А Стёпа пока у соседей. Я коплю, скоро заберу. У нас будет свой угол.
Нина Петровна подсовывает ей контейнер с котлетой:
—Помогу чем смогу на первое время. И пальто подберём.
В этих простых вещах — больше тепла, чем в красивых словах.
Финал
Слушал я Риту и думал: она не ждёт чудес. Она делает шаги. Маленькие, но свои. В этом и есть настоящая сила.
Девочки мои, если мужчина не ценит — отпустите. Если дом стал страшным — уходите. Не нужно геройствовать. Нужно жить. Рита ушла — и правильно. Чтобы спасти себя и брата.
Вот такие дела, подруги мои. Подписывайтесь на канал — будем и дальше чинить сломанные судьбы и разбирать запутанные истории. Ваши комментарии читаю все, на толковые отвечаю. Лайки тоже не забывайте — они для меня как хорошие отзывы о работе. С уважением, Борис Левин.