Этот тематический раздел знакомит с методом работы, который М. Шемякин связывает с приемами дзенскихмедитаций, хотя ими не исчерпывается эстетический смысл этой серии или, точнее, структуры, включающей в себя целую композицию серий, поскольку образцы для своих рисунков художник находит не только у старинных китайских и японских мастеров, но и в графике Рембрандта и Гойи. Соединение противоположностей является одним из главных принципов шемякинской эстетики, предполагающей в художнике способность сочетать различные — и нередко на внешнем плане взаимоисключающие — формы и стили в новое целое.
В искусстве Шемякина всегда присутствуют — даже иногда борются друг с другом — две тенденции. Одна из них ведет к повышенно пластическо-объемной трактовке образа, очерченного ясными и твердыми линиями. Другая стремится к тому, что еще Кандинский называл «размытостями». Композиция складывается из пятен, лишенных четких контуров. Штрихи приобретают легкий, неуловимо динамичный — «танцевальный» — характер, когда в быстром движении они сливаются друг с другом, образуя сетку пересечений, немыслимых по своей сложности.
В 1960-е годы преобладала первая — пластическая тенденция, — нашедшая свою завершенную форму в иллюстрациях к Гофману и Достоевскому. Вторая же инспирировала стилистические упражнения в овладении приемами европейской графики XVIII век с ее ритмической легкостью и музыкальностью в стиле рококо. Со временем «размытости» — в немалой степени под влиянием древнекитайского и японского искусства — стали приобретать для Шемякина все большее значение, и к началу 2000-х годов «дзенский» стиль выступил в его графике как внутренне необходимый противовес работе над рядом монументов с их гипертрофированной пластичностью.
В возникшей серии художник склонен усматривать проявление своих основных эстетических интуиций; реализация их возможна только при условии достижения высочайших ступеней мастерства. Чтобы по достоинству оценить эти рисунки, следует отрешиться от предрассудка, согласно которому ценность вещи определяется ее размерами и объемами, а также литературной насыщенностью и актуальностью сюжета. Понадобилось много времени, пока осознали: пейзаж со стогом сена не менее, а иногда и более значим с эстетической точки зрения, чем картины на исторические темы. Также следует признать, что в считаные мгновения выполненный рисунок может по своим достоинствам превосходить многометровые и тщательно выписанные полотна.
Для дзенских мастеров это было само собой разумеющимся. Тщательная отделка вещи, с этой точки зрения, являлась, скорее, недостатком. Иррациональность, абсурдность, интуитивность противостояла рассудочному подходу, схематизму и натуралистическому воспроизведению явлений внешнего мира.
Пережитый «смысл» воплощался в поэзии через «заглавное высказывание»: краткую ключевую фразу или даже только одно слово. В графике же такую роль могло сыграть пятно тушью или быстрый мазок кистью. Бамбуковые ветви, сливы и цветы (орхидеи) — символы чистоты и созерцательного покоя. Канонически изображались учителя и наставники. Отказ от многоцветности и открытие монохромной живописи, ставшей основным видом такого творчества, было заслугой великого китайского мастера Ван Вэя (699-730). Он начал писать исключительно только черной тушью. Тональное единство его произведений отражало гармонию. Ван Вэй разработал «размытую» манеру письма, в которой сам художник усматривал род «откровения»: «Далекие деревья — без ветвей, далекие вершины — без камней. Они, как брови, тонки, нежны. Далекие теченья — без волны. Они в высотах с тучами равны. Такое в этом откровенье!».
Изучая китайскую и японскую живопись, а также керамику, с ее умышленными подтеками, изгибами и трещинами, М. Шемякин находил сходные приемы у ряда западноевропейских мастеров. В отличие от искусства Дальнего Востока, в Европе вплоть до импрессионистов, переоценивших традиционную систему эстетических ценностей, придавали чрезмерное значение отделке и выписанности произведений.
Спонтанность не ценилась. Зализанные, блестящие от лака полотна внушали больше доверия. Художникам приходилось считаться с требованиями своих заказчиков, но для себя — в тиши мастерских — они рисовали в манере, во многом удивительно близкой к дзенской графике. Рембрандт погружался в тайны света и тени. Гойя внес в эту технику элемент гротеска. Рисунки Ромнея поражали виртуозной элегантностью. Шемякин не только учился формальному мастерству, но и чувствовал большую близость к мироощущению этих художников, которое вслед за О. Шпенглером следует назвать фаустовским. Оно пронизано внутренней динамикой, духом исканий и стремлением к бесконечности. Поэтому при большой родственности дзенской графике шемякинская серия остается пронизанной фаустовским духом.
По словам самого художника, все его рисунки «дзенскогостиля» «подчинены идее пути». С художественно-технической стороны это находит свое выражение в гармонических соотношениях между светом и тенью, преодолении принципа «сделанности» в пользу «разорванности», «обозначении необозначенности», любовании подтеками и размытостями. В результате возникает «пятно, заключенное в форму». При таком спонтанном рисовании в сознании Шемякина с огромной скоростью проносятся сотни образов, которые он затем уплотняет в одном рисунке. Многие произведения абстрактны и бессюжетны, тем не менее можно в рамках данной серии выделить несколько тематических групп, хотя граница между ними достаточно расплывчата. Их — с некоторыми исключениями — отличает запечатленностьгофманианскими настроениями.
Книга «Михаил Шемякин. Живопись, графика, скульптура» (16+) раскрывает богатство и глубину мира художника, чье творчество сочетает яркость, символизм и философские размышления. Познакомьтесь с его уникальными работами и идеями, которые вдохновляют смотреть на искусство и жизнь с новой стороны: