Сегодня в личном календаре жизни Муромского был день, отмеченный красным праздничным цветом. Сегодня вечером он ждал в гости Викторию Гессер, по–прежнему занимавшую в его сердце особенное место. Предвкушение свидания с ней было столь сладостно ожидаемым оттого, что свидания эти становились всё более редкими. Томительные длительные паузы между ними он склонен был объяснять отнюдь не охлаждением к нему Вики, а совершенно иным оправдывающим её обстоятельством – необходимостью всё больше свободного времени посвящать сыну Коленьке – единственному наследнику семьи Гессер, которому уже шел десятый год. Но, ведь известно: чем дольше разлука, тем желаннее свидание.
Десять лет минуло – ушло за горизонт жизни Родослава Муромского с момента первой, судьбоносной во многом, встречи с Викторией – этой роковой для него женщиной, не ставшей, вопреки его желанию, любимой женой и убедившей Родослава в его особом предназначении - быть оплодотворителем, принеся в жертву перспективу создания собственной семьи. Сейчас, когда в папке с надписью «КОНТРАКТЫ НА ОПЛОДОТВОРЕНИЕ», оказались подшитыми уже шестьсот девяносто контрактов, как бы итожа десятилетие специфической деятельности, Муромскому было о чём задуматься. Он уже давно понял, как морально не проста миссия оплодотворителя, легкомысленно казавшаяся поначалу неким непрерывным сексуальным приключением. Прежде всего, нашло своё подтверждение его изначальное предположение о возможных душевных травмах, сопряженных с необходимым прекращением контрактных отношений после неизбежно возникающего человеческого сближения между ним и контрактантками. Правда, десять лет назад, размышляя о психологических особенностях контрактных отношений, он думал о негативных душевных последствиях для него лично. Сейчас же, имея за плечами богатый практический опыт, Роду стало абсолютно ясно, что такие последствия возникали и у женщин, пусть не у всех, но у значительной их части, причем, чем отчётливее проявлялась человечность с его стороны, тем глубже были женские переживания. Не удивительно поэтому, что завершение отношений по истечении срока действия контракта, или по достижении его цели – беременности роженицы, оказалось для Муромского делом существенно более сложным, чем исполнение обязанностей оплодотворителя. На протяжении этих десяти лет нередко возникали ситуации, когда, вступая в интимные отношения с Родославом по – необходимости, ради желанной беременности, через некоторое время контрактантка, в особенности, если она была незамужней, начинала испытывать к нему искреннюю влюблённость. Апелляция к формальным условиям контракта в таких обстоятельствах результата не давала. Влюблённые женщины, надеясь на взаимность, подозрение в наличии которой они основывали на впечатляющей эректильной функции у партнёра, наивно принимаемой за неопровержимый признак страсти, признавались в любви, звонили и просили, даже умоляли о продолжении отношений. Муромскому приходилось использовать все свои интеллектуальные способности, чувственное красноречие, предельный такт и доброжелательность, чтобы убеждать влюблённых женщин в невозможности и ненужности того, на что они надеялись.
В известном смысле Муромского можно было бы считать однолюбом, поскольку на самом деле в его жизни была и пока ещё оставалась только одна единственная женщина, с которой он мог бы связать навсегда свою судьбу – это Виктория Гессер. Увы, но этого не хотела она. Более того, Родослав не мог не замечать, что после рождения сына, в их редких свиданиях с её стороны всё менее ощущалось душевное расположение к нему. Вызывало чувство досады даже не краткость встреч, а какая – то судорожная их торопливость. Род уже и не мог припомнить, когда в последний раз Вика оставалась у него до утра. Кратковременные, не более чем на час визиты стали правилом. Вот и сегодня, едва переступив порог, она предупредила, что ненадолго. Это означало только одно – любовью, а точнее сказать сексом они должны были заняться без промедления. Её желание немедленного жадного совокупления провоцировало в нём сильнейшее возбуждение, чему отнюдь не мешало осознание того, что Виктории такие встречи с ним нужны были, вероятно, ради поддержания психической устойчивости, по – сути, только, как со здоровым самцом для секса в его узком физиологическом смысле, а не ради общения хотя бы с примесью духовности, которой в её жизни было более чем достаточно. Именно по этой причине их короткая любовная пьеса проходила по однажды придуманному ею сценарию, где, практически отсутствовали слова, но детальнейшим образом были прописаны сценические движения партнёров. Войдя на сцену, то бишь в спальню Родослава, любовники молча на глазах друг-друга раздевались, после чего без промедления и прелюдий соединялись в коитусе экзотическим и предпочтительным для Вики способом из Камасутры. Викин сценарий не предусматривал использование мужской контрацепции; и на вопрос Муромского: «Уж не хочет ли она родить от него второго ребёнка?» отвечала, загадочно улыбаясь, да, мол, хочет, поэтому он должен для этого очень стараться. Годы их грешной любовной связи шли своим чередом, но его старания не приводили к видимым признакам повторной беременности. Естественно такое странное обстоятельство не могло не вызвать искреннего недоумения у профессионального оплодотворителя. Однажды Виктории пришлось признаться в том, что на самом деле второй ребёнок ей категорически не нужен, и что свою жизнь она собирается посвятить безраздельно сыну Николеньке. Поэтому проблему контрацепции она решила радикально путём перевязки маточных труб.
И на этот раз в многолетней любовной пьесе никаких изменений не произошло. В полном соответствии со сценарием Муромский трудился усердно и безостановочно. Обладавший от природы выдающейся мужской силой, к своим тридцати пяти годам он обрёл новую особенность - продолжительность полового акта существенно возросла. Настоящий мужчина только тогда получает подлинное удовлетворение от совокупления и основание для самодовольства, когда оставляет удовлетворённой женщину. Родослав мог быть доволен собой – ублажаемая им женщина, непрерывно стоная, испытала несколько оргазмов от первого скороспелого до последнего сладковымученного, сопровождаемого извержением его горячего семени и её уже даже не стонами, а звуками, напоминающими, не громкостью конечно - но тонами, родовые крики. Обессиленная Вика медленно и томно распрямила спину и, повернувшись лицом к Муромскому, произнесла: «Спасибо, ты, как всегда, молодец!». Потом коснулась губами его сомкнутого рта, накинула на себя валявшуюся на полу рубашку Родослава и отправилась принять душ. Вернувшись, оделась в своё и, сказав заведомо известные слова: «Ну, мне пора, Род. Всё было превосходно! До свидания, милый. Провожать меня не надо», ушла. После поспешного прощания и ухода Виктории в ту свою главную жизнь, в которой отсутствовало то, что она получала, здесь, но было всё остальное, в сердце Муромского закралась грусть незваной гостью. «Эх, грусть – тоска у меня в груди. Это только присказка – сказка впереди» - мысленно процитировал он песню Владимира Высоцкого.
***
Мария Васильевна Муромская пребывала в приподнятом настроении – и было отчего: гипертония не давала о себе знать уже на протяжении целого месяца; съездила в кои веки навестить свою старую подругу, с которой выпили по чуть – чуть и долго разговаривали по душам, вспоминая общее былое – счастливое и горестное. Возвращаясь из гостей, с удовольствием прошлась от автобусной остановки до дома. Погода баловала ласковым теплом. Вот и решила посидеть на скамеечке у подъезда, благо скамеечка, на удивление, не оказалась, как всегда, оккупированной охочими до пересудов соседками, компанию которых Муромская старалась избегать.
Не прошла и минута, как Мария Васильевна присела на нагретые за день деревянные скамеечные планки, подъездная дверь распахнулась, и из дома лёгкой походкой вышла Виктория, сразу же обратившая внимание на сидящую на скамье пожилую женщину.
- Ой, Мария Васильевна, здравствуйте! Очень рада вас встретить!
- Здравствуй Виктошенька! Мне тоже приятно тебя увидеть. Ты что же приезжала к Родику?
- Да, вот…
- Ты присядь. Знаю, как всегда, торопишься. Ну, уж уважь меня старую – посиди со мной немного. Очень уж хочется с тобой поговорить.
- Ну, что вы, Мария Васильевна? Какая же вы старая? Годы, ведь, не возраст! Вы прекрасно выглядите. Мне бы хотелось так выглядеть в ваши годы.
- Ладно, не будем обо мне. Лучше скажи: почему ты так редко к нам заезжать-то стала?
- Что делать, Мария Васильевна. Так жизнь складывается. Забот множество разных.
- Я понимаю. Жалко мне только Родослава. Не женится вот никак! Вообще-то, должно быть, заводит себе каких-то. Ночует-то дома редко! А чтоб к себе привести, познакомить с матерью – так нет! А если спрошу: «Коли встретил хорошую женщину, отчего не женишься?» «В снохи она не годится» - отвечает. Шутит, конечно. Но, я-то сердцем материнским чувствую: тебя он по–прежнему любит, по тебе, милая моя, тоскует!
- Я знаю это, Мария Васильевна. Но брак между нами невозможен, и вам наверняка известно почему.
- Да уж, Вика, конечно, известно; и я тебя не сужу, помилуй Бог. Нет! Просто жалюсь я тебе. Видно, не дождусь я внуков. Ладно! Скажи, как твой-то сыночек?
- Всё хорошо, растёт, не болеет, учиться на «отлично», спортом занимается.
- Ну и слава Богу!
- Извините, Мария Васильевна, но мне действительно надо ехать по делам. Всего вам доброго! Не болейте!
Чмокнув маму Родослава в щёчку, Виктория поднялась со скамеечки и, энергично шагая, быстро скрылась за углом дома.
***
Заместитель главного инженера ЦГЭС Родослав Иванович Муромский, исполняя обязанности своего шефа, отдыхавшего в очередной отпуск на «югах», подвёл итог совещания по вопросу реализации плана модернизации оборудования предприятия, поблагодарил всех за работу. Дождавшись, когда последний участник совещания покинул кабинет, достал из внутреннего кармана пиджака довольно толстую записную книжку и стал сосредоточенно перелистовать её страницы, тихонько проговаривая попутные мысли вслух: «Так, посмотрим. Сегодня у нас девятнадцатое августа. Вчера я встречался с Анной Свиридовой, шестнадцатого – с Руфиной Абель, пятнадцатого августа посетил Наилю Фаттахову. Что у нас на сегодня? Сегодня - только личное знакомство в кафе «Радуга» с Натальей Величко в девятнадцать ноль-ноль. Хорошо! Посмотрим теперь планы. Так, двадцатого августа свободный день. Отлично, значит вечером дома – мама будет рада. А вот послезавтра последнее свидание с Эльвирой Васильевой, а двадцать второго – очередное с Наилёй. Ну, что? Всё понятно! Пора ехать в «Радугу».
***
Специальную толстую общую тетрадь без названия, которую можно было бы правильно и точно назвать «Дневник оплодотворителя», Род Муромский завёл через три месяца после успешного дебюта в качестве оплодотворителя. Ему стало понятно, что отсутствие подобного органайзера не позволит удерживать в памяти всю необходимую информацию, касающуюся его специфической деятельности, и чревато недопустимыми для профессионала всевозможными накладками, неприятными и даже унизительными для него и «рожениц» оговорками и вообще путаницей. В этой тетради в придуманной им таблице Муромский аккуратнейшим образом фиксировал всё, что могло помочь ему чётко исполнять свои обязанности по всем действующим контрактам. Учитывая срок их действия, актуальными зачастую оказывались учётные данные по десяти – двенадцати контрактам одновременно. В таблице предусматривались отдельные графы, где указывались: порядковый номер контракта; фамилия, имя, отчество «роженицы»; дата подписания контракта и дата завершения его срока действия; планируемая дата первого контрактного свидания с пометкой об исполнении; даты планируемых последующих свиданий; места свиданий и их адреса; контактные телефоны контрактанток. В графе, озаглавленной «Результативность», он делал отметки о положительном, или отрицательном результате исполнения своих обязательств, вписывая «Б/С», или «Б/Н», что означало соответственно: «Беременность состоялась» и «Беременность не состоялась». И тут надо сказать, что в учётных данных только по четырём контрактам из шестисот девяноста стояла пометка «Б/Н».
Вскоре он пришел к мысли о том, что кроме большой общей тетради, в интересах его сексмиссии, ему столь же необходим ещё один всегда находящийся под рукой деловой аксессуар – небольшая незаметно размещаемая во внутреннем кармане пиджака записная книжка, где дублировались основные учётные данные и графики контрактных свиданий на ближайшие две недели.
***
Эльвира Васильева, подписавшая с Муромским контракт, который в архивной папке оплодотворителя значился под №689, узнала о нём от своей невестки*, а той, уже не понаслышке, было известно о Муромском от лучшей подруги, два года назад забеременевшей по контракту на оплодотворение, родившей здоровенькую дочку, и благодарившей судьбу, давшей ей такую возможность.
*Невестка – жена родного брата
Эльвира, дважды выходила замуж и оба раза неудачно! Казавшиеся ей поначалу нормальными парни, как под копирку, мужьями получались негодными, считавшими, что за свои мужские ласки жена обязана устраивать им рай на земле: кормить, поить, одевать, холить. Работать не любили и не желали. У одного лодыря с губ не сходила дурацкая поговорка: «Работа не волк – в лес не убежит!»; у второго - два других глупых присловья: «Пусть трактор работает – он железный!» и «От работы лошади дохнут!» Мало того – ещё и выпивали часто и без меры: один до умопомрачения, другой до беспамятства – вот и вся разница! Она хотела родить, но не решалась. В надежде, что каждый из них возьмётся за ум, откладывала своё материнство до лучших времён; и, прежде чем развестись, переделала кучу абортов, по нескольку раз «залетая» от каждого из них. На последнем врачи предупредили: предстоящая операция сопряжена для неё с большим риском утраты репродуктивной способности навсегда, и если она всё – таки хочет стать матерью, то от абортирования лучше отказаться. Эльвира не вняла увещеваниям докторов – настояла на своём…
Когда Эля в разговоре с невесткой услышала удивительную историю её лучшей подруги, никаких сомнений не было в том, что это указующий перст Божий для неё самой. Доверившись невестке, она упросила её узнать у подруги: каким образом можно познакомиться с этим Муромским и подписать с ним такой же контракт на оплодотворение.
…Сегодня у Эльвиры в отеле «Приют странников» должно было состояться уже десятое по счёту и последнее контрактное свидание с Родославом. К месту будет упомянуть, что с некоторых пор Род предпочитал встречаться со своими клиентками, по – возможности, в гостиницах, благо старые строгие порядки заселения в них радикально изменились, коммерциализировались и, наконец, перестали ханжески исполнять обязанности охранителей нравственности.
Эля замечательно готовила, поэтому ресторанным блюдам предпочитала свои собственные. К тому же ужин, в таком случае, стоил гораздо дешевле. Готовясь к свиданию с Родославом, она купила на рынке для жаркого собственного рецепта: хорошей парной говядины, зелень, помидоры, оливковое масло, луку зелёного и репчатого, сладкий перец, соус ткемали, минеральной воды и свежий лаваш; принесла всю эту провизию в номер, где, как, впрочем, и в других номерах, в расчёте на соответствующие пожелания постояльцев, был предусмотрен уголок для приготовления еды со всем минимально необходимым оборудованием.
Времени до начала свидания с Муромским оставалось ещё достаточно; и Эля, не торопясь, занялась стряпнёй. Под мерное постукивание ножа о разделочную доску она вспоминала свою контрактную историю. Ясно и во всех подробностях в её памяти всплывало первое интимное свидание с Родославом здесь в этой гостинице в другом, но точно таком же номере. Тогда она очень волновалась, несмотря на имевшийся не малый опыт сексуального общения с мужчинами, и понятно почему – её мужчины были мужьями, состоявшими в законном браке с Эльвирой, а предстояло совершенно иное: лечь в постель с едва знакомым человеком пусть даже согласно контракту. Из текста контракта следовало, что плата за интимную услугу Муромскому не предусматривалась, но вот кормить своего оплодотворителя в обязанности «роженицы» входило. Эля помнила, как она, в первый раз встретив его в номере «Приюта странников», предложила ему поужинать. Родослав не отказался, а даже напротив – поблагодарил и сказал, мол, покушает с большим удовольствием. На правах хозяйки она пригласила гостя к уже сервированному столу и как – то суетливо стала переносить готовое горячее угощение из кухонного угла. Стараясь скрыть волнение, накладывала ему в тарелку приготовленное мясо, но предательски подрагивающая в её руке ложка выдавала всё же силу волнения женщины. Муромский, разумеется, тогда сразу это заметил, улыбнулся и ровным успокаивающим голосом сказал: «Вы не волнуйтесь так, Эльвира. Дело то нам с вами предстоит простое, житейское, самое распространённое, можно утверждать, среди людей. Раздевайтесь и ложитесь под одеяло, а я поем не много и приду к вам». Ещё Эля вспомнила, что двухмесячный срок действия контракта заканчивается через день; предстоящее свидание, конечно же, будет последним, а признаки беременности всё ещё не обнаруживались. Оставалось только надеется, что очередные треклятые месячные через шесть дней всё – таки не явятся во всей своей красе.
Ровно в семь часов вечера номерной звонок издал соловьиную трель. Эльвира открыла дверь; на пороге стоял Муромский.
- Здравствуйте, Эльвира!
- Добрый вечер, Родослав. Прошу прощения, я немного тут замешкалась с ужином, но пока вы примите душ, всё будет приготовлено.
- Да, вы не переживайте так из-за пустяков. Я и не очень голоден.
К десятилетнему юбилею исполнения миссии по оздоровлению последующих поколений людей у Муромского выработались несколько твёрдых правил, которым он следовал неуклонно. Первое из них, когда – то воспринятое от адвоката Иды Марковны Рубик, гласило: «Соблюдай дистанцию с контрактантками – не переходи в общении с ними на «ты»». Однако, в отличие от принципов Иды Марковны, требовавшей и от себя, и от своих клиентов обращения исключительно по имени – отчеству, он позволял себе нередко обращаться к «роженицам» только по имени, используя иногда, когда этого требовала ситуация, даже уменьшительно–ласкательные формы имён. Второе правило требовало не потворствовать чревоугодию перед предстоящей телесной близостью. Идею о вреде переедания ему привил ещё в спортивной молодости легендарный Колядка Никита Кузьмич, внушавший подающим надежды спортсменам выстраданную им на борцовских аренах мысль: «Зарубите себе на носу, сынки – говорил он с убедительным напором – воин на поле брани, сиречь борец на ковёр, должен выходить полуголодным, чтобы ярость его духа не вытеснялась сытостью брюха!»
Род на собственном богатом опыте убедился, насколько может быть вреден перегруженный желудок, когда вместо ожидаемого подъёма сексуального желания получаешь труднопреодолимую дрёму, случаи которой снижали самооценку, и, что ещё важнее, могли не самым благоприятным образом сказаться на его авторитете, как любовника, не знавшего осечек на данном поприще.
После освежающего душа Муромский, конечно, не мог остаться равнодушным к восхитительному аромату, источаемому кусками говядины, живописно уложенными на фаянсовом блюде в окружении разноцветного овощного рагу и зелени. Стол на свиданиях Эльвира сервировала всегда на одного человека. Неукоснительно и буквально следуя положениям контракта, она никогда не составляла за ужином компанию своему необычному гостю, что, надо сказать, было по душе Роду – ведь он с годами всё более убеждался в правильности его подхода к пониманию особенностей контрактных свиданий, состоящих, прежде всего, в необходимости минимизировать в их рамках неформальный компонент. Чем полнее ему удавалось избегнуть разнообразных человеческих сантиментов, тем меньше отягощалась его, как выяснил оплодотворитель в какой – то момент неожиданно для себя, его чрезмерно ранимая совесть в моменты неизбежного прекращения отношений, обусловленных контрактом.
Родослав присел за стол, поправив прежде на бёдрах полотенце, в котором он, по давней привычке, всегда выходил из душа. Из такого элемента контрактных свиданий получился психологически полезный для «рожениц» эротизирующий подготовительный момент, способствующий усилению женского либидо. Кроме того, таким естественным не навязчивым способом он предоставлял им, возможность смотреть на своё атлетическое безупречно сложенное с рельефной мускулатурой тело и убеждаться в отличных перспективах зачать здорового ребёнка.
Муромский оглядел лежащие на блюде благоухающие куски и положил на свою тарелку два. Потом, подумав, вернул их на место, заменив эти два, каждый из которых был чуть меньше всех прочих, на один довольно большой, но всё же уступавший размером двум вместе взятым первым, выбранным утробным гастрономическим порывом. Кушал жаркое неспешно: отрезал маленькие мясные пластинки, отправлял их в рот и медленно тщательно пережевывал вместе с маленькими кусочками хлебного мякиша, которые он иногда отщипывал пальцами от свежеиспечённого лаваша, заедая веточками зелени и запивая время от времени глотком прохладной минералки. Такой способ утоления голода позволял в полной мере насладиться вкусом приготовленного блюда и быстрее почувствовать насыщение без вредного излишества в еде. Сделав завершающие трапезу и выполаскивающие рот два глотка воды, со словами: «Спасибо, Эля. Всё было очень вкусно!», Родослав решительным движением поднялся со стула, мысленно говоря себе: «Подкрепил силы – теперь иди и исполни должное».
Как–то пять, или шесть лет назад Роду попались на глаза стихи неизвестного автора, напечатанные в одной из газет под рубрикой «Старорусская поэзия». С тех пор несколько строк этого неизвестного пиита стали девизом Муромского – оплодотворителя:
«…Отец благой!
Не возбрани,
Когда распашет дщери юной
Однажды пахарь удалой
Ея созревшую уж плоть
И семенем своим засеет.
Ведь в срок она родит
Иль сына, или дочь
И сим ведь Жизнь(!) она продлит!»
Девиз Муромского стал одновременно его эротической мантрой, подобно искре зажигания в двигателе внутреннего сгорания запускавшей возбуждение. Произнося про себя слова девиза – мантры, он подошел к двуспальной деревянной гостиничной кровати, на краю которой, согласно повторяющейся из раза в раз церемонии, Эльвира сидела, прикрывая приподнятым выше груди одеялом обнаженное тело. Молча, гипнотически неподвижным взглядом глядя на «роженицу», Род стянул с бёдер полотенце и явил её взору готовый к нелёгкому труду «плуг пахаря». Эльвира, вздрогнув, охнула; отбросила одеяло в сторону и, призывно протянув к оплодотворителю руки, откинулась на спину поперёк постели. Родослав немедля последовал призыву и стал прилежно глубоко вспахивать плодоносящее лоно под откровенные скрипы кровати, то ли осуждающей происходящее действо, то ли сочувственно участвующей в нём.
Сегодня своему последнему контрактному свиданию он решил отдать всю ночь, что случалось в последние годы не слишком часто, и тем утешить Эльвиру, время прощания с которой неумолимо приближалось. Продлевать же отношения с ней, не смотря на то, что, похоже, Эльвира станет пятой контрактанткой, которую Муромский не смог оплодотворить, в его планы не входило.
Жаркая посевная закончилась далеко после полуночи. Утомлённая и удовлетворённая рьяным усердием пахаря, Эля уснула, оказавшись по ту сторону яви в какой-то сказочной стране, где было светло и радостно, где она могла без у́стали куда-то бежать по зелёным цветущим холмам, испытывая неописуемый восторг от преодолеваемого без малейших усилий пространства, и даже летать словно птица, широко раскинув руки. Пробуждение же вернуло её в реальность – в гостиничный номер, в тоскливое одиночество с завершающимся сроком действия контракта на оплодотворение, с исчезнувшим из её жизни, очевидно, навсегда Родославом, унесшим вместе с собой надежду на беременность и рождение желанного ребёнка. Грустно! «Ну, что делать. Видно, судьба моя такая! – Как бы подводя черту под очередным этапом своей жизни, резюмировала Эльвира. – Надо жить дальше. Может быть, моё счастье где-то впереди ждёт меня - дожидается». Взбодрившись, отринув нахлынувшую меланхолию, Эля встала с постели, привела себя в порядок, вышла в гостиничный коридор и намеревалась уже закрыть ключом освободившийся номер, но в этот момент услышала, как там зазвенел телефон. Она вернулась, сняла с аппарата трубку и после своего «Слушаю» услышала голос Муромского.
- Алло, это Эльвира?
- Да, здравствуйте, Родослав!
- Доброе утро, Эля! Вы меня извините. Я уехал непростившись, но вы так сладко спали. Будить вас я не счёл возможным, а ждать вашего пробуждения у меня не было времени.
- Ну, что вы Родослав – это же мелочи жизни, и извинений ваших не стоят.
- В таком случае, надеюсь, вы с лёгким сердцем отнесётесь к прекращению наших отношений. Ведь сегодня срок действия контракта истекает.
- Да я знаю, но, если не ошибаюсь, контракт ведь можно продлить по обоюдному согласию сторон. Поверьте, я бы не стала вам этого предлагать, если бы не одно принципиальное обстоятельство: беременности, по – видимому, у меня нет, а мне ребёнок очень нужен.
- Эля, вы не переживайте так, пожалуйста. Во–первых, ваше предположение может оказаться ошибочным. Во–вторых, даже если оно всё же подтвердиться, то всё равно нельзя считать, что в этом смысле для вас всё потеряно. Просто вам надо будет обратиться к врачам. Не исключены, конечно, какие – то специфические проблемы с вашим женским здоровьем. Медики вам наверняка смогут помочь. Тогда вот и появится для вас смысл в новом аналогичном контракте, и то только в том случае, если вы не встретите достойного вас мужчину для собственной хорошей семьи, чего я вам искренне от всей души желаю.
- Спасибо вам, Родослав, за тёплые слова.
- Всего вам доброго, Эля! Уверен у вас ещё всё будет хорошо. Прощайте!
В трубке раздались короткие гудки. Эльвира, говорившая по телефону с Муромским стоя, продолжала стоять с прижатой к груди телефонной трубкой, а в уголках губ её миловидного лица скромно, будто чего – то стесняясь, показалась улыбка…
***
Коля Гессер для своих десяти лет вполне самостоятельный мальчик, приученный во многом обходиться без помощи и, тем более, чрезмерной опеки родителей, всё же обожал, когда изредка мама заезжала за ним в бассейн, или в школу единоборств, и устраивала после тренировок долгую совместную прогулку до дома, умышленно выбирая не самые короткие маршруты. На таких замечательных прогулках мама с сыном вели задушевные беседы на любые интересующие Колю темы. Сегодня вот тоже случилось такое очередное пешее путешествие по городским улицам и переулкам, а беседовали пешеходы о древнем Египте, фараонах и, конечно же, знаменитых пирамидах. Неторопливое повествование о Хеопсе и Тутанхамоне Виктории пришлось прервать, совершенно неожиданно для себя, узнав в идущей навстречу пожилой женщине Марию Васильевну – маму Родослава Муромского, с которой не так давно случайно увиделись, но тогда Вика искренне обрадовалась встрече, сейчас же её охватило нешуточное смущение.
- Виктория Леонидовна, здравствуйте! – тактично, из педагогических соображений на «вы», поприветствовала давно знакомую ей и близкую Родославу женщину Мария Васильевна и тут же перевела свой внимательный взгляд на маленького спутника Виктории, в котором естественно было предположить её сына Коленьку.
- Здравствуйте, Мария Васильевна! Рада снова вас увидеть.
- Взаимно, взаимно. – Продолжая неотрывно смотреть на мальчика, механически продолжила обмен церемониальными словами вежливости Мария Васильевна. Даже первого взгляда ей оказалось достаточно, чтобы разглядеть в нём поразительное сходство с её собственным сыном в том же возрасте.
- Подозреваю: это ваш сын Николай, Виктория Леонидовна?! Познакомьте меня, пожалуйста.
Преодолев несколько мгновений замешательства, вызванных такой, казалось бы, бесхитростной просьбой мамы Родослава, Вика, обращаясь к сыну, с заметным волнением вымолвила: «Познакомься, Коленька. Это мама… одного моего старого знакомого Мария Васильевна».
- Здравствуйте! Я Коля. Как ваше здоровье, Мария Васильевна?
- Здравствуй, мой мальчик. – Снова взглянув на мать этого милого мальчика глазами, в которых угадывались слёзы, немало пожившая и повидавшая на своём веку женщина, после недолгого, но красноречивого молчания произнесла: «Хорошего замечательного сыночка растишь. Дай Бог тебе здоровья и всех благ! Прощай, Вика».
Поклонившись Виктории чуть ли ни в пояс, Мария Васильевна продолжила свой одинокий путь.