— Олег, а это что? — голос Марины прозвучал так тихо, что сначала он даже не обернулся, продолжая расшнуровывать ботинки в прихожей.
Она стояла в дверном проеме гостиной, держа в руках его телефон. Экран светился, и Олег, выпрямившись, сразу понял, что именно она там увидела. Паника, холодная и липкая, мгновенно сковала желудок.
— Я просто хотела будильник пораньше поставить, — все так же ровно произнесла Марина. Ее лицо, обычно живое и подвижное, стало похоже на маску. Только глаза, внимательные и серые, смотрели на него в упор, без тени привычной теплоты. — Ты же говорил, что ездил к маме на дачу. Помогать с огородом. А это что за море? И рука эта женская... с браслетом. У мамы такого нет.
Олег сглотнул. В голове за доли секунды пронеслись десятки лживых, нелепых оправданий. Фотомонтаж. Друзья прислали. Случайно скачал. Но он посмотрел в глаза жены и понял — не поверит. Марина была слишком умной, слишком проницательной для такой примитивной лжи. Они прожили вместе семь лет, и она научилась читать его, как открытую книгу.
— Марин, это... это не то, что ты думаешь, — пробормотал он, делая шаг к ней.
— А что я думаю, Олег? — она не отступила, только крепче сжала телефон. На ее тонких пальцах блеснуло обручальное кольцо. — Я думаю, что мой муж врет мне в лицо. Врет нагло, продуманно. Неделю его не было дома. Неделю я представляла, как ты там, на даче, копаешь грядки, чинишь крышу сарая. Звонила, а ты говорил, что связь плохая. Устал, мол. А ты, оказывается, не в Подмосковье уставал. В Турции. Судя по геотегу.
Она говорила все так же спокойно, но от этого спокойствия по спине Олега пробежал мороз. Он знал свою жену. Ее крик, слезы — все это было бы проще пережить. Но это ледяное, взвешенное спокойствие означало, что внутри нее уже все обрушилось.
— Дай сюда, — он попытался забрать телефон.
— Зачем? Стереть хочешь? — она отдернула руку. — Не трудись, я уже переслала себе. На память. О том, какой у меня замечательный, заботливый муж. К маме на дачу поехал. Святой человек.
Марина была невысокой, хрупкой женщиной с тонкими чертами лица и светлыми волосами, которые она обычно собирала в строгий узел на затылке. Эта прическа, вкупе с ее пронзительным взглядом, придавала ей вид строгой учительницы, хотя работала она экономистом в крупной компании. Она ценила порядок во всем: в доме, в документах, в отношениях. И сейчас Олег одним махом разрушил этот порядок до основания.
— Марина, выслушай меня, пожалуйста, — его голос сорвался. — Я все объясню. Только не сейчас. Это... это очень сложно.
— Сложно? — она усмехнулась, и в этой усмешке было столько горечи, что Олегу стало физически больно. — Сложно было врать мне каждый день по телефону? Рассказывать про колорадских жуков и больную спину? Или сложно было билет на самолет покупать, пока я думала, что ты выбираешь новые сапоги для дачи?
Он молчал, опустив голову. Что он мог сказать? Любое слово сейчас прозвучало бы как очередная ложь.
— Я не с любовницей там был, Марин, — наконец выдавил он самое главное.
— А с кем? С деловым партнером? Решил совместить приятное с полезным — и отдохнуть, и дела порешать, пока жена думает, что ты землю вскапываешь? — она прошла вглубь комнаты и положила телефон на журнальный столик. Движения ее были отточенными, резкими. — Знаешь, Олег, я бы, наверное, даже поняла про любовницу. Это по крайней мере... честно, в своей мерзости. Банально, пошло, но объяснимо. А это... эта продуманная, многодневная ложь про маму и огород... это за гранью. Ты меня за кого держишь?
Он смотрел на ее прямую спину, на напряженные плечи и понимал, что пропасть между ними стала непреодолимой.
— Мне нужно подумать, — сказала она, не оборачиваясь. — Поезжай... поезжай куда-нибудь. К маме своей. На этот раз по-настоящему.
Олег вышел из квартиры, словно в тумане. Дверь за ним тихо щелкнула. Он сел в машину и долго сидел, тупо глядя на подсвеченные окна своей квартиры. Он провалил все. Не просто провалил — он собственноручно взорвал свой мир, свою семью, свое хрупкое счастье, которое строил семь лет. И все из-за страха. Из-за старой, въевшейся в подкорку клятвы и нежелания ворошить прошлое.
Марина не плакала. Она методично ходила по квартире, открывала шкафы, выдвигала ящики. Искала. Искала еще какие-то следы лжи. Чеки, билеты, документы. Но Олег был аккуратен. Или труслив. Ничего. Только его вещи, такие знакомые, родные. Вот его свитер, который она подарила на прошлый Новый год. Вот стопка книг по истории, которые он так любил читать перед сном.
Внутри была выжженная пустыня. Не было ни злости, ни обиды. Только холодное, звенящее недоумение. Как? Как человек, с которым она спала в одной постели, с которым обсуждала планы на будущее, покупку новой машины, отпуск... как он мог так цинично и хладнокровно лгать? Ложь про дачу была прикрытием. Идеальным. Кто усомнится в помощи стареющей матери?
Она взяла свой телефон и набрала номер свекрови, Лидии Павловны. Та ответила не сразу.
— Да, Мариночка, — голос в трубке был усталым, но ровным.
— Здравствуйте, Лидия Павловна. Как ваше здоровье? Как дача?
На том конце провода повисла короткая пауза.
— Спасибо, все потихоньку, — осторожно ответила свекровь. — А ты что так поздно? Что-то случилось?
— Да вот, хотела узнать, — Марина старалась, чтобы ее голос звучал как можно более обыденно. — Олег вам сильно помог? Все грядки вскопал?
Снова молчание, на этот раз более долгое, напряженное.
— Марин, ты что хочешь услышать? — наконец спросила Лидия Павловна, и в ее голосе появились жесткие нотки. — У сына были дела. Важные.
— Какие дела, Лидия Павловна? В Турции? — не выдержала Марина.
— Значит, он тебе не рассказал, — это был не вопрос, а утверждение. — И правильно сделал. Не женское это дело. Есть вещи, в которые вам, женам, лучше не лезть.
— Не женское дело?! — Марина почувствовала, как к горлу подкатывает волна возмущения. — Он мой муж! Мы семья! Или в вашем понимании семья — это когда муж врет жене, а свекровь его покрывает?
— Ты молодая еще, горячая, — поучающим тоном сказала Лидия Павловна. Она была женщиной старой закалки, властной, привыкшей, что ее слово — закон, по крайней мере для сына. Невысокая, полная, с массивной прической, залаченной до состояния шлема, и тяжелым взглядом темных глаз. — Думаешь, все в жизни должно быть гладко и по-честному? Иногда приходится выбирать из двух зол. Олег выбрал меньшее. Поберег тебя.
— Поберег? Он меня унизил! Он выставил меня полной дурой!
— Перестань кричать, — отрезала свекровь. — Разберетесь сами. Мой сын — порядочный человек, и если он так поступил, значит, были на то веские причины. А ты вместо того, чтобы истерики закатывать, лучше бы подумала своей головой.
Лидия Павловна положила трубку. Марина осталась сидеть с телефоном в руке, оглушенная. Значит, мать была в курсе. Они действовали заодно. Это была не просто ложь Олега, это был семейный заговор, из которого ее, Марину, аккуратно исключили. Она была чужой в их клане, в их тайнах.
Олег приехал только на следующий день. Выглядел ужасно: осунувшийся, с красными от бессонницы глазами. Он вошел в квартиру и остановился на пороге, не решаясь пройти дальше. Марина сидела в кресле в гостиной, рядом с ней на полу стоял собранный чемодан.
— Ты уходишь? — тихо спросил он.
— Я жду объяснений, — ответила она, не глядя на него. — У тебя есть последний шанс рассказать мне правду. Всю. Без утайки. Иначе этот чемодан уедет вместе со мной.
Олег тяжело вздохнул и сел на диван напротив. Долго молчал, собираясь с мыслями.
— Это моя сестра, — наконец произнес он. — Сводная. Катя.
Марина вскинула на него глаза. Сестра? За семь лет брака он ни разу не упоминал ни о какой сестре.
— У моего отца... была другая женщина, — Олегу было трудно говорить, он постоянно запинался. — Мать об этом знала. Терпела. Отец метался между двумя семьями. Потом, когда мне было лет пятнадцать, та женщина умерла. Осталась Катя, ей тогда было десять. Отец хотел забрать ее к нам, но мать устроила такой скандал... Она поставила ультиматум: или она, или "этот выродок", как она ее называла. Отец сломался. Катю забрали в детский дом.
Марина слушала, не перебивая. Картина начинала проясняться, но от этого становилось только хуже.
— Отец навещал ее тайно. Помогал деньгами, когда мог. Перед смертью он взял с меня слово, что я ее не брошу. Что буду заботиться о ней вместо него. Я поклялся. Матери я об этом не сказал, она бы не простила. Для нее Катя — это живое напоминание об унижении, о предательстве.
Он поднял на Марину взгляд, полный мольбы.
— Кате сейчас двадцать восемь. У нее... у нее серьезные проблемы со здоровьем. С почками. Нужна была операция, сложная. У нас такие делают, но очередь на год вперед, а ждать было нельзя. Нашли клинику в Турции. Там и дешевле, и готовы были принять сразу. Я собрал все свои сбережения, занял у друга... и полетел с ней. Она очень боялась ехать одна.
— А я? — шепотом спросила Марина. — Почему ты не мог рассказать мне?
— Боялся, — честно признался Олег. — Боялся, что ты не поймешь. Что будешь, как мать... ревновать к прошлому, к этой истории. Боялся, что ты начнешь задавать вопросы, а я не хотел втягивать тебя в эту грязь. Мать бы узнала, начала бы давить... Я думал, так будет проще. Съезжу по-тихому, решу проблему, и все будет как раньше. Я не хотел тебя обманывать, Марин. Я хотел тебя защитить.
— Защитить? — она горько рассмеялась. — От чего, Олег? От правды? Ты не защищал меня, ты решал за меня. Ты решил, что я слишком глупа, или слишком черства, чтобы понять твою ситуацию. Ты решил, что проще мне врать про грядки, чем довериться. Ты не оставил мне выбора. Ты просто вычеркнул меня из своей жизни на неделю, а потом хотел вернуться, как ни в чем не бывало.
Он молчал. Аргументов у него не было.
— Эта женщина на фото, с браслетом... это она? Катя?
Олег кивнул.
— Операция прошла успешно. Она сейчас на реабилитации. Я должен был остаться с ней дольше, но... ты нашла фото. Я все бросил и прилетел.
В комнате повисла тяжелая тишина. История была ужасной, трагической. Марина даже почувствовала укол сочувствия к этой незнакомой Кате, к самому Олегу, зажатому между клятвой умирающему отцу и властной матерью. Но это сочувствие тонуло в огромной, ледяной обиде.
— Ты понимаешь, что ты разрушил? — спросила она.
— Марин, я все исправлю, — он подался вперед, хотел взять ее за руку, но она отстранилась. — Теперь ты все знаешь. Больше не будет никаких тайн, я клянусь.
— Дело не в тайнах, Олег. Дело в доверии. Его больше нет. Ты врал мне не потому, что спасал сестру. Ты врал, потому что ты трус. Ты испугался реакции матери, испугался моей реакции. Ты выбрал самый легкий для себя путь — путь лжи. А я не могу жить с человеком, которому не доверяю. Я не могу каждый раз, когда ты задерживаешься на работе, думать, не спасаешь ли ты очередного тайного родственника.
Она встала и взяла чемодан.
— Я поживу у подруги. Мне нужно время.
— Марина, не уходи! — в его голосе было отчаяние. — Пожалуйста!
— Я не могу иначе, Олег. Ты сделал свой выбор, когда покупал билет в Турцию и рассказывал мне сказки про дачу. Теперь мой черед делать выбор.
Она пошла к двери. Олег не двинулся с места, просто смотрел ей в спину. Он все понял. Понял, что объяснениями и клятвами уже ничего не исправить. Он спас сестру, выполнил клятву, данную отцу. Но цену за это заплатил своим браком.
Марина открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Она не обернулась. За спиной осталась квартира, семь лет жизни и человек, который оказался ей совершенно чужим. Впереди была неизвестность, но в ней, как ни странно, было больше воздуха, чем в той лжи, которой она дышала последнюю неделю.